Поездка в Порт-Артур

– Что ты так долго? – заворчал на него Макс. – Нам уже давно пора возвращаться, мне надо ехать на съемочную площадку.

– Извини, Макс, надо было помянуть русских людей, – стиснув зубы, чтобы сдержаться, ответил Алексей Семенович, а про себя подумал: – «В конце концов, разве виноваты Макс и другие простые китайцы во всех этих политических играх. Спасибо уже и за то, что сохранили это кладбище».

* * *

Съемки проходили в разных местах: на полигонах, на аэродромах и, наконец, даже в «лагере для военнопленных», который был мастерски оборудован за городом в каком-то овраге на западном побережье полуострова. Именно там пришлось Алексею Семеновичу провести большую часть времени, отведенную для его съемок, поскольку теперь он по воле режиссера сбрил усы и стал офицером охраны этого лагеря. В лагере все было так как положено: ряды колючей проволоки и часовые между ними, бараки с большим числом «военнопленных» обоего пола, пулеметные вышки и пулеметные гнезда у выходов, домик для лагерной администрации, на пару дней привозили даже специальных собак для более полной картины устрашения. Алексей Семенович осмотрел все эти сооружения, поднял голову и улыбнулся: чуть выше лагеря была видна радующая глаз своей зеленью прекрасная лужайка для игры в гольф.

Но теплая, почти летняя погода, сопутствующая им во время съемок в Люйшуни, неожиданно сменилась резким похолоданием. Солнце появлялось все также на востоке и вечером заходило на западе, но уже не могло согреть, а с моря постоянно дул пронизывающий ветер, заставлявший всех искать хоть малейшего укрытия. Китайская часть киногруппы сразу же нацепила на себя теплые ватные армейские пальто ядовито зеленого цвета, своеобразную униформу для всех видов работников в Китае, которым приходится работать вне помещений или в холодных помещениях. Американец сидел в легковой машине, где работала печка. Русские же артисты вместе с массовкой были на открытом воздухе и без теплых курток. Через какое-то время нашли ватники и для них. Но события в съемке, якобы, происходили в летнее время на одном из островов на юге Кореи, где когда-то реально был такой лагерь, поэтому артистам приходилось в перерывах ходить в выделенных ватниках, а на съемку сбрасывать их и делать вид, что тебе очень даже тепло.

Обычно работа прекращалась с заходом солнца, но в один из дней съемки одного из эпизодов затянулись, и заканчивали их уже поздно при свете прожекторов, которые создавали яркий солнечный свет, бьющий в окна лагерной администрации.

Наконец, подали команду всем, кто не занят в последнем эпизоде, переодеваться и готовиться к отъезду. Последний эпизод сняли, оставалось снять крупный план, где нужен был только Алексей Семенович. Все быстренько побежали переодеваться, а для оставшихся раздалась команда:

– Внимание! Мотор!

– Дубль один! – затем все также, – Дубль два! Дубль три!

– Снято. Всем спасибо. До завтра.

Все засуетились, прожектора погасли, подбежала костюмерша с одеждой. Пока Алексей Семенович переодевался, в домике никого не осталось. Он вышел на крыльцо и внезапно остановился от сильного порыва ветра. Все тело пронизал жуткий холод, но еще холоднее было от кромешной темноты, окутавшей все вокруг. Где-то за колючей проволокой слышались голоса и шум моторов.

– «Полнейший эффект реального концлагеря. Надо скорее найти свой микроавтобус, чтобы скрыться от ветра», – подумал он и пошел на свет фар, горящих поодаль. Но его автобуса нигде не было. Не было и автомобилей режиссера и других руководителей съемочной группы. Большие автобусы и машины технического обслуживания выруливали и, взревев моторами, торопливо уезжали. Он понял, что они попросту забыли о нем. Он стоял между рядами колючей проволоки, недалеко темнели бараки. Стало страшно, но не от темноты и холода ветра, а от холода бесчеловечного отношения. Сознание какой-то животной брезгливости к этим людям охватило его душу.

Неподалеку послышались голоса, – это складывались костюмеры. Их небольшой автобус оставался последним. Алексей Семенович пошел на их голоса, молча вошел в автобус, молча сел на свободное место. Присутствующие в автобусе китайцы замолчали и также молча проводили его взглядами. Похоже, поняли его состояние, потому что их руководитель достал мобильный телефон и стал с кем-то разговаривать, объясняя, что одного русского артиста оставили здесь. Потом подошел к Алексею Семеновичу и стал объяснять, что американец сильно замерз, поэтому они уже не могли больше ждать и выехали раньше. Говоря это, он совершенно не понимал, что легче от этого не станет, что такое разное отношение к людям еще больше оскорбляет. Но объяснять все этому китайцу было совершенно бесполезно, тем более изливать на него свой гнев, ведь конкретно этот человек не был ни в чем виноват.

Алексей Семенович стал еще и еще раз вспоминать этот эпизод. Что-то не давало покоя, как будто не сходилась мысль с мыслью. Он опять представил себе: темная ночь, лагерь военнопленных, колючая проволока, темные бараки, и он один среди всего этого ужаса. «Все точно!» – от неожиданности он чуть не вскрикнул. Действительно, все совпало, одна картинка как бы наложилась на другую, как неоднократно случалось и раньше. Дежавю! Картина лагеря для военнопленных уже несколько раз приходила к нему во время сна много лет назад. Нельзя сказать, чтобы Алексей Семенович относил себя к ясновидцам, предсказывать будущее он не мог и не пытался, но вот его сны время от времени сбывались. После того сна, он еще подумал: «Господи, этого еще только не хватало! Где и когда я могу попасть в лагерь военнопленных? Чушь какая-то!» А вот через много лет эта «чушь» вдруг обрела реальные очертания.

– «Как хорошо, что этот лагерь бутафорский!» – подумал он, постепенно успокаиваясь.

После ужина, который уже для Алексея Семеновича был оставлен по спецзаказу, а ответственный за вопросы, связанные с проживанием и питанием в гостинице, господин Чжан уже заранее оповещенный о случившемся, лично явился проконтролировать этот вопрос и был любезен настолько, что предложил немного выпить, видимо, считая, что для русских это единственный и самый лучший способ разрядки. Но на этот раз он ошибся. Алексей Семенович, конечно не был безнадежным трезвенником, но любил выпить в хорошей компании, когда бывало соответствующее настроение, и даже опасался выпивать, если настроение было плохое, как сегодня, чтобы не ввергнуть себя в еще более глубокую депрессию.

Соседа в комнате не было. По-видимому, отправился к своим друзьям, где они показывали друг другу подарки, которые удалось купить на свою скромную зарплату, и обсуждали вопросы предстоящего отъезда. Алексей Семенович, все еще продолжая размышлять о поведении китайцев, неожиданно в этой связи вспомнил о своей ученице, которая так подвела его, и решил выяснить, в чем же дело. Он вытащил записную книжку, открыл ее на странице, где было ее имя, и вдруг сделал для себя открытие, что утром на вокзале в тот день, он, разнервничавшись, набирал не номер ее родителей, где она была в то время, а номер ее общежития, где, естественно, в праздничные дни никого не было.

– «Наваждение какое-то», – подумал Алексей Семенович и решил опять позвонить по ее домашнему телефону. Ответили сразу, но Ян Кэцинь опять дома не было. Алексей Семенович объяснил, где он живет и попросил, чтобы она ему перезвонила в гостиницу.

Через некоторое время в комнате раздался телефонный звонок:

– Здравствуйте, Алексей Семенович! Это Ира, – послышался в трубке знакомый голос.

– Здравствуй, Ира! Куда ты пропала?

– Ой, Алексей Семенович, я вам несколько раз звонила в Пекин, но никто не брал трубку. Когда вы приехали? Почему вы сразу не позвонили мне домой?

– Это долго объяснять, Ирочка. Да теперь и не имеет значения, – медленно произнес Алексей Семенович. Не мог же он сказать: «Спасибо тебе, Ира, что ты не встретила меня на вокзале». Ведь это была не ее заслуга, так же как и не ее вина. Режиссером в том фильме был кто-то другой или было что-то совсем другое.

– Так вы еще в Даляни?

– Да я в Даляни, работаю на съемках телефильма.

– На съемках? Актером? Как интересно!

– Да, актером. Ты же помнишь, я иногда снимался и в Пекине.

– А где вы остановились? Я не знаю, где находится эта гостиница. Когда я могу вас увидеть?

– Не беспокойся, Ира, гостиница хорошая, даже с видом на море.

Девушка заметила, что в речи ее бывшего преподавателя не было присущей ему теплоты, с которой он обычно разговаривал с ней.

– Простите, пожалуйста, что я не выполнила своего обещания, потому что все эти дни у меня было много дела.

– Каких же дел у тебя было так много? – он уже привык к неправильному построению фраз его учениками, но всегда старался поправить. – Чем же ты была так занята?

– У одной из моих сестер была свадьба, а мы все помогали родителям. Вы знаете, это в Китае такое событие, так много хлопот.

– Все понятно, Ирочка. Конечно, это очень хлопотное дело.

Алексей Семенович действительно знал, что свадьба, она и в Китае свадьба. Готовятся к ней серьезно, особенно стараются навести порядок в жилищах у родителей как жениха, так и невесты, едва ли ни единственный раз за много лет. Сама же регистрация проходит очень буднично, как правило заранее, иногда за полгода до свадьбы, по месту работы и жительства молодоженов с разрешения тех организаций, где они работают.

Собственно же традиционный свадебный обряд заключается в троекратном поклоне: сначала духам предков в лице Будды, стоящего у стены, затем родителям жениха и, наконец, друг другу. Родители невесты на свадьбе присутствовать не имеют права, так как она становится членом другой семьи. После этого обильный бесцветный обед, как правило, в ресторане в зависимости от средств родителей в течение полутора – двух часов. После этого все расходятся по домам. В сельской местности, правда, празднество продолжается чуть дольше.

– Передай мои поздравления своей сестре. Пусть над их головой всегда будет голубое мирное небо и яркое теплое солнце! Пусть будет счастливой их судьба!

– Спасибо, я передам. А когда у вас будет свободное время? Я все-таки хочу показать вам наш город.

– Хорошо, завтра у меня не будет съемок, и мы можем встретиться.

Они договорились встретиться на площади Мира, где в центре был изображен глобус, возле которого легко можно было увидеть друг друга. Алексей Семенович, прибываший на место свидания чуть раньше, боясь опоздать в незнакомом городе, поначалу не узнал в подходившей девушке свою бывшую ученицу. Ира сделала стрижку и уже была непохожа на ту юную студентку, которую он запомнил по университету. Девушка, несмотря на осень, была одета в красивый легкий брючный костюм, прекрасно подчеркивающий ее стройную фигуру.

– Ну наконец-то мы нашли друг друга, – радостно произнесла она, подбегая к Алексею Семеновичу.

И они пошли пешком по центральным улицам города. Ира рассказывала о своей жизни на новом месте, о своей работе учителя, время от времени указывала на какое-либо здание, поясняя, что оно было построено еще русскими строителями. Но Алексей Семенович и сам видел по фасадам этих домов, что это совсем не китайские, а очень уж русские постройки. Так они медленно прошли старую часть города и вышли на набережную, откуда было недалеко до гостиницы. Они пообедали в соседнем ресторанчике и зашли в его номер. Никого из знакомых им не встретилось: большая часть артистов и массовки была занята в этот день на боевых съемках где-то в районе военного аэродрома. Время традиционного для китайцев полуденного отдыха прошло, и было видно, что девушка очень устала. Она присела в кресло, и через некоторое время ее голова стала клониться вниз.

– Ирочка, ты устала, приляг на кровать и отдохни немного. А я пойду узнаю о планах на съемки в следующие дни.

Алексей Семенович вышел. Какое-то время он выяснял свои эпизоды, а когда вернулся, то увидел, что Ира, лежа на его кровати, спокойно спит. Он осторожно, чтобы не разбудить девушку, присел за стол и стал переводить свои реплики по полученному сценарию. Время от времени он поглядывал на нее, и его душу наполняло чувство нежности к этому обаятельному человечку, в этот момент выглядевшему совсем маленьким ребенком.

По едва различимому шороху он почувствовал, что Ира проснулась, и оглянулся. Действительно, девушка только-только просыпалась. Алексей Семенович подошел и присел на край кровати. Ира лежала на спине, закинув руки за голову. Заметив Алексея Семеновича, она приоткрыла глаза и улыбнулась ему безмятежной улыбкой ребенка. Он даже не понял, что он делает, но наклонился к ее лицу и слегка прикоснулся губами к ее губам. Девушка не испугалась и не оттолкнула его. Она высвободила свои руки и, обняв Алексея Семеновича за голову, притянула его к себе.

* * *

На следующий день в соответствии со сценарием мужественные «китайские военнопленные» стали активно бороться с лагерной администрацией за «права человека» вплоть до открытых выступлений. Они сделали (в условиях-то концлагеря!) более десятка огромных красных флагов, по размерам превосходивших трепетавшие на ветру над лагерем американские флаги, и вышли на митинг, активно выкрикивая лозунги. А вдохновив себя таким образом, они бросились спасать своего товарища, сначала «униженного побоями», а затем и вовсе «заколотого» штыками «тайваньскими прихвостнями», являвшимися в лагере пособниками американцев и жестоко угнетавшими своих соотечественников. Пленные с голыми руками бросились на хорошо вооруженную охрану, которая, естественно, ответила огнем из всех видов стрелкового вооружения. Все это выглядело пафосно, плакатно и… до смешного наивно.

Алексею Семеновичу в этом эпизоде отводилась роль американского офицера, отдающего приказ открыть огонь. При этом в руках у него должен быть настоящий американский пистолет времен второй мировой войны, который должен стрелять. Перед съемкой эпизода к нему подошел оружейник киностудии, отвечающий за боевые эффекты, снарядил обойму холостыми патронами и сам вложил «Кольт» в кобуру, которая висела на ремне у «американского офицера». Алексей Семенович, на всякий случай, решил проверить пистолет и патроны, не желая иметь неприятности по чьей-то нерадивости или халатности. Он достал пистолет, отсоединил магазин, произвел контрольный спуск, и стал проверять все ли патроны холостые. В этот момент к нему подскочил рассерженный оружейник и стал отчитывать за самовольство:

– Нельзя доставать пистолет, ведь это настоящее боевое оружие.

– Я потому и достал его, что это настоящее боевое оружие, – спокойно стал объяснять Алексей Семенович, – и поскольку оно находится в моих руках, то я сам должен убедиться в его безопасности,