Волчица

Глаза женщины вдруг прищурились:

– Ленайна?! Я поверить не могу! Это правда ты, бешенная сучка?! Вот уж не ждала, что тебе настолько снесёт башку, что ты припрёшься сюда!!! – Людмила не стала ждать, а запросто сграбастала старую знакомую прямо как была – в покрытом засохшей глиной и компостом замасленном халате! – в медвежьи объятия.

Ленайна и не подумала отстраняться. Ей что-то укололо в сердце: их помнят! Уж Людмила-то никогда не лицемерит! Всегда говорит то, что думает!

– А где же Линда? – работница чуть отстранилась, – Ба! Да ты ещё с-сучистей, чем твой альфа-лидер! Шикарно выглядишь, чтоб тебя!.. А это кто?

– Это – Миша. Наш напарник по «Волчице»!

– А, ну как же – слышали, слышали… Правда, визио у нас тут нет, но по радио про ваши подвиги передают каждые два часа! Поздравляю! Вот уж жутко, наверное, всё это… А к нам – на отдых, что ли? Или… Ностальгия замучила?! – Людмила прищурилась. Выпустила, наконец, и Линду из медвежьих объятий, в которых трясла её, словно терьер – крысу, пожала Мишину руку, и отстранилась, чтобы взглянуть ещё раз на всю троицу:

– Нет, хуже не стали. А то нам тут слухи пускают, лапшу навешивают: «Армия уродует людей! Делает из них бездушных роботов!» Брешут, стало быть, как поповы собаки: на всё готовы, только б народ не ломил в приёмные пункты… Записываться добровольцами.

– А что, Людмила? Многие записываются?

– Да нет. Нет. Сейчас – немногие. Потому что боятся Армии ещё хлеще ферм, шахт и полей.

– Но Джеффрис, – Ленайна кивнула на молча стоящего, и не без хитринки в глазах наблюдавшего за их встречей мужчины, – сказал нам, что у вас теперь ужесточили режим. Смена – одиннадцать часов! Урезанный паёк. Что может быть – хуже-то?!

– Как – что? Здесь хоть знаешь: поработал до восьмидесяти лет, и – законный пенсионер. На всём готовом. А там – вдруг убьют?!

– Чёрт возьми… Вы что – не знаете статистики? В боях гибнет не больше ноль семидесяти пяти сотых процента рядового состава в год! Это даже меньше, чем ваши показатели смертности от болезней и несчастных случаев!

– Это – по твоей версии! (В первый раз слышу такие цифры!) А по данным нашей Официальной Пропаганды – за время службы гибнет каждый пятый доброволец-новобранец!.. (Ленайна быстро прикинула: а ведь верно! За тридцать лет службы, да умноженной на ноль семьдесят пять… Примерно так и получится!) Людмила выдохнула:

– Да ладно – чего это мы взялись: о плохом да о плохом! Вы-то наверное, не для того сюда приехали, чтобы навербовать во Флот новых… Дур?!

Ленайна рассмеялась. Просто и открыто. Людмила и правда не изменилась. Она-то точно всё им расскажет, что они захотят узнать про «родную» планету:

– Верно. Никого мы вербовать не собираемся. Давай-ка, собирайся. Нет, лучше просто оставь всё это – как есть. Сейчас зайдём за Сандрой, да поедем кутить! Предаваться воспоминаниям счастливого детства, петь, и пить… Алкогольные напитки!

Сандра что-то перемешивала в огромном баке. Их появлению если и удивилась, то виду особо не подала. Обнималась с Ленайной и Линдой сдержанно. С Мишей вежливо поздоровалась за руку. Ленайну неприятно поразили землистого цвета странно впалые щёки – словно у Сандры вставные, к тому же, плохо подогнанные, челюсти.

– Сандра! А ты как будто похудела… Что-то случилось?

– Ну да. – за Сандру ответила Людмила. – Недавно ей вырезали желчный пузырь. И половину печени. Кажется, ей противопоказана диета из дрожжевой массы с отрубями… Теперь вот кушает только сухари.

– Проклятье! А… Чем вас тут ещё кормят? В столовых, в-смысле?

– Да знаешь, Ленайна, особо не балуют. То протомасса из снятых дрожжей, то – дрожжевой хлеб. Комбивит. Котлеты из водорослей с обратом. Ну, и иногда – вот таким как я, в виде исключения дают сухари…

– Ладно. Мы… Постараемся что-нибудь придумать. В крайнем случае – купим тебе каких-нибудь таблеток. Чтоб могла кушать как люди. Ну, и, разумеется – пить!

Пить пришлось много.

Ленайна заказала прямо в номер огромное количество деликатесов, и лично сходила на кухню. Шеф-повар (пухлый мужчина лет шестидесяти с по-гусарски закрученными седыми усами, и волосатыми пальцами-сосисками) явно впечатлился, когда она одной кистью сжала в гармошку алюминиевую чашку и выразительно посмотрела на его мошонку.

Очевидно, серьёзно опасаясь за судьбу столь ценных, и пока – неотъемлемых аксессуаров организма, сразу нашёл и диетические продукты, и рецепты их переработки во что-то вкусное – для больной с урезанной печенью. И без желчного пузыря.

Про удовлетворение гурманских вожделений остальных участников предстоящего ностальгического вечера Ленайна позаботиться и не подумала: будут кушать то, что имеется!

– Ладно. – когда все расселись за огромным столом с уже дымящимися на нём тарелками и супницами, Ленайна встала, – Предлагаю первую. За тех, кто уже… Не с нами!

Они выпили стоя, и не чокаясь.

Ленайне не хотелось начинать вечер с поминовения.

Но она подумала, что так честней: по дороге Сандра и Людмила успели рассказать, что более половины их пожилых коллег, уже работавших на ферме в те годы, когда они только «раскупоривались» из родильных автоклавов, или уже мертвы, или переведены на более простые и не столь тяжёлые работы.

От такой ситуации почему-то мурашки бегали по коже…

А уж сколько погибло за эти годы их, не сказать, чтобы друзей… Но – танкистов!

– Ну, давайте теперь за наших общих знакомых – пусть у них всё будет хорошо!

Ленайна занюхала самую лучшую, нашедшуюся на складе (Но на её взыскательный вкус всё равно отдающую банальной сивухой!) водку, которую сегодня пила наравне со всеми, куском лимона:

– А что, тот п…рас, который сейчас сидит там, в диспетчерской – давно он там?

– Нет, что ты. – Сандру, явно не привыкшую к спиртному, да ещё качественному и дорогому, уже подразвезло: язык чуть заплетался, и глаза словно подёрнуло поволокой, – Никакой он не п…рас. Он, как и я – больной! Ему вырезали простату и отрезали яички – рак. И поскольку он больше ничего уже не может, посадили перебирать бумажки, и отдавать распоряжения!

– Вот блин. Знала бы – не… А впрочем – вряд ли. Всё равно наехала бы! Ладно, чёрт с ним. Пусть радуется, что хоть жив. А вот Анни, Наталью и Марину жаль… Что-то у вас здесь часто люди мрут от рака и болезней «внутренних органов»! – она обратилась теперь к Людмиле. Та тоже словно задыхалась, да и лицо стало ещё красней, если только её не обманывает зрение: спиртное, что ли, тут так действует на всех?!

– Ну так – «экология», будь она неладна! Уже приезжал к нам Комитет из Метрополии – как раз по поводу этой самой высокой смертности… Сказали, что что-то у нас тут в воздухе: не то – пыльца местных растений, как-то скрестившихся с пшеницей, не то – споры дрожжей, облучённые слишком сильной дозой ультрафиолета… – она кивнула вверх, туда, где по орбите плыл могучий Трилорн, – Словом – пока мы здесь всё выращиваем, разводим и удобряем, улучшение этой… Экологии… Невозможно!

То, что на Глорию приезжали спецы аж с самой Ньюземли, о многом сказало Ленайне. Они появляются только там, где ситуация со смертностью или ухудшением здоровья реально может повредить экономике и промышленному потенциалу всей планеты. Похоже, положение с этим делом даже хуже, чем рассказали местным. Работягам.

– А как там поживает Альфия? Всё ещё с Феофаном?

– Да что ты! Феофан уж лет, почитай как пять… или шесть – помер! Терапевт сказал, что не выдержало сердце. Ну и правильно: Альфия-то наша уж больно зло…чая! Ей надо не меньше, чем по три раза за ночь!..

– Надо же… Ну и дура она. Спорим, больше желающих на такую «активную» не нашлось?

– Найти-то нашлось… Правда, оба уже сбежали. Одного хватило на неделю, другого – на два месяца. Перевелись в Сибирь. Теперь там выращивают кедровые орешки… И оленей – для экспорта экзотического мяса гурманам.

Ленайна не без удивления смотрела, как крепкая на вид Людмила уже с трудом сидит на стуле, всё время утирая обильный пот со лба и шеи – похоже, не слишком её подруги привыкли к алкоголю. Да и к хорошей еде. Сандра, пока её не спрашивали, помалкивала, крохотными кусочками отщипывая от варёной курицы мясо, и долго-долго жевала, уставившись невидящим взором куда-то в угол.

Линда всё время переводила взгляд с одной сокурсницы по Интернату на другую, и возвращалась взглядом к Ленайне. Той нетрудно было ощутить, как мысли и эмоции напарницы при этом словно неслись вскачь: то она печалилась по умершим, то горячая волна воспоминаний о жёстком и жестоком детстве заливала её душу до самой макушки. А ещё Линда злилась на проклятую войну, доведшую её одногодок, оставшихся на Глории, да и остальных колонистов, из старшего поколения, до такого состояния.

Ленайна же всё расспрашивала – про Мэри, Галину, Мадину, Хильду и остальных.

Людмила, прервав ответ, вдруг выбралась из-за стола, держась одной рукой за столешницу, а другой придерживая живот:

– Простите… Ленайна, а где тут ванная?..

Звуки рвоты не заглушала даже пущенная на полную струя воды. Сандра сказала:

– Я не хотела говорить при ней… У неё астенозная миома матки. Ей бы не нужно пить… А уж про секс…