Инга ложится спать

– Ну мам…

– Всё, Маргарита, больше никаких “мам”, “тёть Фай” и “Гал-Петровн”. Нина, Галина и Фаина. Кончилось детство.

– Поняла.. А что теперь делать… Нин?

Фаина, ползая на корточках и вытирая розовый овал серыми иркиными трусами, отозвалась:

– Когда всем трём дочерям исполнится по пятнадцать, можно будет делать всё…

– Мы завтра собирались вам рассказать. На кухню, я сказала! Пулей! – прикрикнула Нина.

В кухне загремели кастрюли, что-то хлопнуло, с нарастающим шумом потекла вода. К гулу воды примешивался голос Галины, раз за разом повторявший: “аква аккипут мунера меа”. И вдруг вступил голос потоньше: “аккипут мунера меа, аква аккипут…”. Ритка. Нина улыбнулась, села на диван рядом с Иркой, тихонько дотронулась до её волос и спросила:

– А ты точно девственница?

Ирка отрицательно затрясла головой и заплакала. Фаина, закончив стирать следы розового мела, поднялась, уперла руки в плотные бока и сказала:

– Ну и слава богу…

Кощей

Говорят, что Новый Год – время чудес, но я никогда ни одного чуда не видел. Ну, кроме того раза, когда дядя Вася Светлов выпал с баяном с четвертого этажа, поднялся и пошел по поселку, играя “Парней так много холостых…”. А так – самый обычный день. Просто говна по телевизору больше показывают. В это тридцать первое я тоже сидел дома и думал, что приготовить: окрошку или макароны с сыром. Когда я уже доставал из холодильника сыр, в дверь позвонили. Каждый раз, когда я слышу звонок в дверь, я чувствую себя несчастным человеком. Потому что звонок – это гости, а гости – это проблемы.

Я вышаркал в рваных тапках в коридор, снял с домофона трубку и, не слушая кто там, открыл. Если даже я вдруг открыл убийце, грабителю, насильнику, свидетелям Иеговы или фанатам “Динамо” – да и пусть, это хотя бы будет какой-то необычный новый год. Мы будем кричать после двенадцатого удара курантов “Кто Динамо форму носит, тот Спартак отхуесосит!”, насиловать друг друга бенгальскими огнями или по очереди убивать, славя господа – это смотря кто придёт.

Но пришла Ирка Ландратова. Она, как и все не очень умные, а оттого счастливые люди, употребляла в речи очень много канцеляризмов. “На данный момент я непосредственно у шалмана с хычинами”, говорила она. Или пьяным голосом сообщала в телефон, что “я, между прочим, совершила звонок на твой ублюдский номер не просто так”. У Ландратовой были короткие ноги, длинное плотное туловище, тонкие руки, маленький нос и клочья рыжих крашеных волос. С голосом тоже не повезло: говорила Ирка густым басом, то и дело подхохатывая, как сломанная музыкальная шкатулка.

– Привет, Мышаня! – она каждый раз шутила так про моё имя, и каждый раз корчила рожу, которая по её мнению напоминала мышину.

– Привет, Ир! Чо, как встречать думаешь? – спросил я, хоть и не хотел знать ответ.

Выяснилось, что Ландратова планирует встречать непосредственно у меня. Потому что в данный момент она смертельно поругалась со своим Гришей. Я второй раз за час почувствовал себя несчастным. Ландратова, наоборот, разошлась, уже сняла кофту, влезла в мои рваные тапки, прошла на кухню и по шею погрязла в холодильнике.

– Я бессмертная, прикинь… – сказала она, вытащив из холодильника банан.

Я удивился, но не сильно, потому что с Ландратовой все время что-то было не так. То она подерется с водителем маршрутки, то ворованными дынями отравится. Теперь вот бессмертная. Поэтому просто спросил:

– Как это?

– Хуякэто, – перездразнила она. – Бессмертная и все, непосредственно как Кощей.

– Да конечно. И откуда ты знаешь? Василиса Прекрасная рассказала?

– Хуисилиса! Гриша меня ножом пырнул, вот и узнала! – Ландратова задрала кофту, приподняла левую грудь и показала большую, глубокую бескровную рану. Я сначала отшатнулся, но потом подошел поближе и рассмотрел: плоская дыра уходила куда-то в темноту, из нее раздавалось легкое сипение.

– Я потом еще раз проверила – выпила уксусу бутылку. И ни фига.

– А Гриша чо?

– А Гриша не бессмертный оказался… – Ландратова хохотнула и стала чистить банан.

– Бля, Ира, кто-нибудь видел, что ты ко мне заходила?

– Та уй иво нает! – бормотнула Ландратова с набитым ртом, откусив банан.

******

В дверь позвонили. Я опять почувствовал себя несчастным. Ландратова пошла открывать. Я выглянул из кухни в коридор.

– Брось банан, я сказал! Руки подняла! Открытыми ладонями на меня! – орал мужик в кожаной куртке, целясь в Ландратову из пистолета. Ментов у меня в квартире не было с прошлого нового года.

– Будешь банан? – спросила Ландратова и протянула руку с бананом в сторону пистолета.

В коридоре оглушительно грохнуло два раза. Ландратова свалилась на пол. Мент отбросил надкушенный банан ногой в сторону. Ландратова подергивалась на полу. Она хохотала. Мужик оцепенел. Сделал два шага назад. А когда Ландратова встала и подобрала банан, бросился бежать, поскальзываясь на ламинате.

– Видишь, Мышаня, пуляй, не пуляй – один фиг. Слушай, а может и ты бессмертный?

Я подумал, что проверять себя как Гришу я не дам. А еще, что в таких случаях самое надежное будет отрубить голову. Даже бессмертный без головы хер чо сделает.

– Еще банан хочешь? – спросил я.

– Не, не хочу чо-то. И еще я мысли читаю, Мышань, прикинь!

Красное озеро

Солодовников стоял с пустым мусорным ведром оранжевого цвета у кучи крупной рыбьей чешуи, валявшейся рядом с набитыми до верха контейнерами. У кирпичной стены, прижав колени к груди и уткнув в них лицо, дрожала толстоногая голая баба. Зеленая слизь, комьями лежавшая на плотных покатых плечах, капала с локтей на землю. На стене синей краской было написано «мочи хачей».

– Женщина… у вас всё в порядке? – тихо спросил Солодовников. Баба молчала. Он немного подождал, поставил ведро на землю и присел на корточки рядом с бабой и невольно взглянул на её грязные ноги: колени поцарапаны, на икрах крупные шлепки чешуек, а ногти на ногах розовые, почти прозрачные, как у ребенка.

– Эй, всё в порядке? – снова спросил Солодовников.

– Не лезь!– сипло заговорила баба, не поднимая головы с колен.

– Может скорую вызвать или ментов?

– Не лезь, Солодовников… – повторила баба, – пока кот цветы не сбросил.

Солодовников резко встал и посмотрел на окна второго этажа: третье, четвертое и вот пятое – его – открытое. Большой серый кот сидел на подоконнике и монотонно хлопал лапой по стоящему уже почти на краю горшку.

– Моня ФУ! – крикнул Солодовников. Кот дёрнулся, отскочил вбок и исчез в квартире. Что-то зеленое мелькнуло вдоль стены и с керамическим грохотом рассыпалось под окнами.

– Б-б-лять… – выругался Солодовников.

– Как и все коты…

Голос раздался совсем рядом с его ухом. Солодовников дёрнулся и отпрыгнул в сторону. Толстоногая баба стояла и держала его ведро в руке. Длинные, ниже уровня ягодиц, серые волосы, паклей налипли на её грудь, бёдра и живот.

– Ведро не забудь – сказала она и протянула ведро Солодовникову.