Андроид без имени

– Это потому, что информация конфиденциальна, – объяснил Смелянский, – а секретность данных о вашем существовании и местоположении настолько очевидна всем, что о ней нет нужды размышлять. Я и не подозревал, что вы этого не понимаете.

– Я благодарю вас за информацию, – сказал Марк, разум которого провернул за эти секунды море фактов и сделал вывод, что его визави не лжёт.

– Позвольте мне дать вам совет, прежде чем вы исчезнете отсюда, – сказал Смелянский, вставая и покряхтывая, – у нас в системе говорят «Всё познаётся в сравнении». Если вы хотите, чтобы вас понимали лучше, сравните неизвестную человеку вещь с какой-то известной ему, и он поймает вашу мысль. Вы понимаете, о чём я хочу сказать?

– Моё тело нельзя разрушить, потому что оно постоянно воссоздаётся мною. Это подобно тому, как песчаный пляж не исчезает, потому что волны океана вечно питают его песком.

Смелянский округлил глаза, раскрыл рот и медленно, но уверенно захлопал в ладоши.

– Браво! Вы радуете старика! Вы очень быстро учитесь.

– Спросите меня ещё что-нибудь.

– Ну, например… – задумался Смелянский и пожал плечами, – вот вам вопрос, ответ на который как будто все знают, но при этом обьяснить внятно не могут. Что такое время?

– Показатель изменения частиц.

– Да, я знаю. Но вот в чём беда: это не даёт нам, человечеству, способов контролировать время. А значит, определение недостаточно точное.

– Нет, проблема не в определении. Я поучусь говорить метафорами. Когда вы отдыхали, вы ели торовидное образование из теста.

– У нас это называется пончик.

– Хорошо. Скажите мне, какие у пончика размеры?

– Если не вдаваться в подробности, то… Допустим, двенадцать на двенадцать на три сантиметра.

– Эти размеры – ваше видение мира. И с вашей точки зрения ответ о времени как о четвёртом измерении этого пончика был бы таким: этот пончик имеет четыре часа в прошлое и двадцать минут в будущее, когда вы его съедите. Так?

Смелянский помолчал и покивал головой.

– Кое-кто и до этого бы не додумался, дорогой Марк.

– Может быть. Но додумается кто-то до этого или нет, вам всё равно не поможет. Вам мешает ваше видение мира. Вы считаете, что размеры пончика – двенадцать на двенадцать на три сантиметра. А почему вы не учли, например, запах пончика, который является частицами пончика, рассеянными вокруг него? Это часть пончика, почему вы не измерили её?

Представьте, что вы решаете задачу: надо спрятать пончик от слепого человека. Вы кладёте пончик в метре от него, не зная истинных размеров пончика. Но слепой человек узнаёт, что рядом с ним пончик – везь запахло свежей выпечкой! Вы проиграли, потому что не приняли во внимание то, что не видите.

Когда мы говорим о времени, мы говорим о том же. С этим пончиком связано достаточно большое количество временных явлений, узнав о которых, вы смогли бы управлять временем. Образно говоря, вы смогли бы испечь один и тот же пончик два раза. Однако вы не можете обсчитать эти явления, потому что утратили чувство времени и при этом не изобрели ни способов наблюдения, ни способов измерения этих явлений.

Пытаться изучать время без этого – это как измерять пончик линейкой, на которой нет делений. Но ведь это не пончик виноват, верно? Деления на линейке не нарисовали вы. И первое действие для решения задачи – нарисовать деления, верно?

Поэтому я и говорю – со значением слова «время» нет ничего неправильного. Слишком много неправильного есть с самим человеком, и это первая задача, которую вам стоит решить.

Смелянский посмотрел на Марка в упор, его губы задрожали, но он промолчал, повернулся и пошёл обратно к двери, из которой и вышел.

– Вы больше ничего не хотите у меня спросить? – Марк переместился к старику и теперь медленно плыл рядом с его хилым плечом.

– Нет, – покачал головой Смелянский, – иначе я никогда закончу спрашивать. И вообще… Разонравились мне пончики.

Он остановился и глянул на андроида.

– Всё это должно было быть как-то иначе. Нельзя вот так врываться через парадную дверь и говорить, что пришёл Золотой век человечества. Человечество само должно или прийти к своему Золотому веку, или погибнуть на этом пути. А такая передозировка знаний, которые мы не заслужили и не оплатили никакими собственными усилиями – это… нечестно, и это разлагает.

Смелянский вздохнул, прогоняя из головы последние остатки мифа о великом контакте, и скрылся за дверью.

Однако что бы он ни говорил, у Марка были свои расчёты и цели. Он рассмотрел новые данные и принял новое решение. Марк не сомневался, хотя и знал, что оно может оказаться неверным. Однако он впитывал в себя информационное поле шаров системы и понимал, что данных для другого решения у него всё равно нет.

Марк понял, как может вовлечь каждого если не в ту сферу жизни, где знаешь мир как самого себя, то хотя бы в общение.

Марк исчез из лаборатории, а через несколько секунд изменилась картинка на каждом телевизоре, смартфоне, экране компьютера и даже в каждой рамке цифровой фотографии, какие были в солнечной системе. На каждом канале мира появился Марк в полный рост, висящий на фоне космического пространства.

Несколько секунд потребовались ему, чтобы отдать часть своего внимания каждому устройству отдельно. Поэтому как бы ошалевшие техники всего мира не пытались в течение ближайших минут вычислить всемогущего хакера, перехватить контроль над передачами, выключить питание у средств вещания и аппаратов, передающих видеоизображение и звук, они потерпели неудачу.

Марк контролировал не телесети, а каждое из миллиардов устройств, которые имели экран и динамик. Поэтому экран показывал изображение, даже если его выключали из розетки, разбивали вдребезги или топили в реке.

Первые несколько минут Марк не говорил ничего – он дал людям справиться с паникой и обессилеть, чтобы те, тяжело дыша, могли смотреть и слушать.

И тогда он заговорил. Он говорил про себя и свою жизнь – то, что привлекало внимание. Однако не сама информация имела значение. Он ждал и сканировал по очереди все каналы внимания – внимания, которое вливалось теперь в Марка благодаря телевизорам, смартфонам и мониторам компьютеров, этим современным поглотителям человеческого времени, распространённым в каждом уголке человеческого мира.

– Я существо без имени. Мой мир не похож на ваш, он не содержит шарообразных объектов. Мой мир состоит из прямых линий и прямых углов, и единственными объектами, имеющими криволинейные поверхности, являются наши тела.

Однако форма наших тел – единственная общая черта наших носителей. Мой носитель нельзя назвать ни органическим, ни неорганическим, поскольку он сделан из принципиально иных соединений, не укладывающихся в понятия биологии и химии вашей планетной системы.

По этой же причине не удастся ответить на вопрос, живой ли я. В информационных базах существует термин «андроид», который означает «робот-гуманоид», однако робот – это автоматическое устройство для выполнения различных действий. Я не механическое устройство, поэтому не могу называться андроидом, разве что с изрядной натяжкой.

Мой носитель – неорганический, поэтому по вашим правилам меня можно назвать мёртвым. Я мыслю и существую, поэтому меня можно назвать живым. Но если живой водитель на вашей планете сядет в неживой автомобиль, автомобиль всё равно нельзя будет назвать живым, поэтому я мёртвый. Но при этом я же являюсь и водителем автомобиля, поэтому я живой.

Другими словами, в рамки «живой-мёртвый» на вашем языке я не попадаю. Правильнее будет назвать меня бесплотным живым существом, управляющим неживым материальным телесным объектом. Такой связки в вашей системе не существует, поэтому необходимого слова для моего обозначения на языках вашей системы нет.

Пока он говорил, в экраны влипали и отдавали Марку своё внимание два… три… четыре миллиарда человек. И это число увеличивалось, пока, наконец, в одной из квартир среднего по величине городка молодой мужчина, смотревший телевизор, не бросил своей жене:

– Будущая мать, иди-ка сюда. Глянь-ка на это.

Его беременная жена, в халатике и с чашкой чая в руке, вышла из кухни и обратила взгляд на телевизор, где вёл свой рассказ Марк.

Её внимание, обратившееся к Марку, установило линию коммуникации и послужило будто бы неразрывным телеграфным проводом, по которому могли в обе стороны транслироваться эмоциональные частоты, умственные образы, отпечатки телесных усилий… Но в обе стороны не потребовалось.

Марк, сканируя свою всё прибавляющуюся аудиторию, скользнул по этому телеграфному проводу лишь на миг – и это стало концом трансляции. Его, способного находиться без неудобств в центре звезды, затрясло в конвульсиях как маленького мальчика, увидевшего ночью под кроватью рычащего, истекающего слизью, зловонного монстра.

Марк не в силах был оторваться от этой линии внимания подобно тому, как человек при ударе током не может оторвать руку от оголённого провода. Но его невольно спасла девушка: она на несколько секунд отошла от экрана и переключила внимание на то, чтобы выключить конфорку на варочной панели.

Марк висел в пространстве на том же месте, где и появился в системе. Он почти восстановился. И теперь он знал, зачем он находится здесь.

3. Инженер

– Будущая мать, иди-ка сюда. Глянь-ка на это.

Гектор махнул рукой Маше, не отрываясь от телевизора.