Шумные соседи

На кого я мог примерить костюмчик подозреваемого номер один, как не на Вадика? У Вадика имелся мотив: квартира за пятьдесят штук в наследство. Конечно, мотив не ахти какой жирный, но и не тощий. Скольких стариков порешили дитятки да внучатки за квадратный метр… не счесть.

Кроме мотива у Вадика имелось и алиби. Вот его-то – алиби Вадика – я и решил проверить в первую очередь.

Я избрал обычную тактику: решил, что буду копать под Вадика до тех пор, пока не найду либо стопроцентные доказательства вадиковой невиновности, либо улики, с которыми можно сдавать Вадика Юсупу.

Юсупу я решил о своём расследовании до поры до времени не говорить. Законного в этом мало, каюсь, но я хотел собрать информации побольше, чтобы не соваться к Юсупу с мелочёвкой. Иначе Юсуп послал бы меня куда подальше за то, что ерундой отвлекаю от работы.

*

*

Я поднялся к Вадику, утопил кнопку дверного звонка. Вадик открыл через секунду, словно стоял в коридоре и ждал, чтобы кто-нибудь позвонил в дверь.

Вадик улыбнулся, взглядом выдал удивление.

– Ян? Что-то вчера у нас… у меня забыли?

– Скорее, пришёл с новеньким. Туз не вернулся? Ты извини, что я его вчера прошляпил.

– Вы вчера уже извинялись. Ничего страшного. Он не вернулся. Туз был уже очень старый. Наверное, ушёл умирать. Они ведь, когда чуют свою смерть, из дому уходят. А тут и его хозяин… Да вы входите, что ж мы на пороге-то…

Вадик провёл меня на кухню, предложил чаю. Отказываться я не стал.

Пока Вадик возился у плиты с чайником, чашками, да пакетиками, я сидел и думал, почему молодёжь переносит смерть близких куда легче, чем люди постарше. Во всяком случае, если взять Вадика, то я не сказал бы, что смерть деда повергла внука в траур. Ни тебе грустинки во взгляде, ни тебе опухших от слёз глаз. Вадик даже успел навести в квартире порядок, да перемыть всю посуду.

Когда чай подоспел, Вадик взял слово.

– Ян, вы меня за вчерашнее извините. Я был в таком состоянии… Что ж вы сахар-то не накладываете?

– Я пью не сладкий. И можешь не извиняться.

– Я вчера на Афоню покатил бочку. Наверное, зря. Но ведь он и сам виноват. Зачем постоянно деду угрожал? Кстати, Афоню таки забрали. Значит, я не ошибся? Он таки под подозрением?

Я кивнул. Вадик улыбнулся в стиле “Так я и думал”.

– Ян, вы в этих делах знаете больше. Скажите, если у меня отпечатки сняли и на руки какой-то лампочкой посветили, но при этом не арестовали – это значит, что меня подозревают, но улик против меня нет? Всё-таки подозревают?

– А как ты хотел? Ты – единственный наследник. Квартира стоит тысяч пятьдесят. Как тебя не подозревать? Но раз твоих отпечатков на ружье нет, и на твоих руках лампочка следов пороха не высветила, то и предъявлять тебе нечего.

– Афоню арестовали потому, что у него всё это есть?

– Не арестовали, а задержали. Это вещи разные. Но в случае в Афоней наверняка задержание скоро перейдёт в арест, потому как на ружье отпечатки Афони наверняка есть, ведь он из ружья стрелял. Потому и следы пороха на руках Афони тоже наверняка есть, если не смыл. Но убивал Афоня или нет – большой вопрос.

– Не понял… Вы сказали, что Афоня из ружья стрелял, и тут же говорите, что Афоня мог не убивать. Куда ж он стрелял-то? Как мой дед, в небо? И как дед дал Афоне ружьё?

Я рассказал Вадику о добрососедской потасовке-перестрелке Афони и Самуилыча в половине десятого, когда Афоня дал Самуилычу в глаз и дважды пальнул в потолок. Закончил я тем, что уже говорил: отпечатки Афони на ружье найти могли, потому что Афоня стрелял. Но убивал Афоня или нет, надо ещё доказать. Ведь после потасовки к Самуилычу мог зайти и я, и в перчатках выстрелить. Так бывает. Это описано в сотнях детективов.

Вадик меня выслушал, улыбнулся.

– Ян, вы перегибаете. Вы стрелять в деда не могли. У вас нет мотива. А у Афони мотивов вагон.

– А у тебя один, но какой! Кстати, где ты был вчера вечером? Хочу проверить алиби того, кому перейдёт в наследство всё, чем владел твой дед.

– Я же говорил, что крайним сделают меня! Вот вы уже сделали. Но ведь у меня есть свидетели.

– О них и спрашиваю. Где и с кем ты был вчера вечером с полдесятого до пол-одиннадцатого?

– Это допрос? Вы имеете право меня допрашивать?

– Не имею. Афоня меня нанял, чтобы я доказал его невиновность. Потому я исхожу из невиновности Афони, и ищу того, кто мог стрелять в твоего деда кроме Афони.

– Если не Афоня, то почему сразу я?

– Не только ты. Убить твоего деда мог и я, и ещё полдвора. Тебе в наследство перепадёт квартира. Мне – тишина и спокойствие. А то, честно говоря, эта стрельба твоего деда меня задолбала вконец.

– Я деда не убивал.

– Ты или другой, разницы для меня нет. Мне надо только доказать невиновность Афони. Если я в ходе следствия докажу и твою невиновность тоже, то тебе же будет лучше, согласись.

– Я и так знаю, что не виноват.

– Вадик, я тебя не обвиняю. В древнем Египте, при фараонах, был такой закон: того, кто обвинял другого в убийстве, но доказать не смог, хоронили заживо. Закон справедливый. Жаль, что его отменили. Потому я тебя не обвиняю. Я хочу знать точно, что ты здесь ни при чём. Согласись, у тебя есть мотив. И твой мотив куда серьёзнее афониного. Если я хочу доказать невиновность Афони, то будет вполне логично, если я начну с тебя.

– Ну у вас и методы… Ладно, слушайте.

Монолог Вадика длился минут пять. Если уложить речь Вадика в два слова, то в момент смерти деда Вадик веселился на даче кореша Глеба, да не один, а с дружками: Хребтоломом, Ковылякиным, и Глебом.

Когда я услышал, что дача Глеба не где-нибудь, а в Ракитной роще, я захотел встретиться с дружками Вадика пуще прежнего. Те дачи, что в Ракитной роще, считай в черте города. Если сесть на такси, то от моего дома до Ракитной рощи ехать от силы пятнадцать минут. Что стоило Вадику пальнуть в деда, и укатить на дачу?

Я попросил у Вадика телефоны дружков. Вадик засопел, начал злиться.

– Ян, вы мне так сильно не верите, что хотите допросить ещё и моих корешей?

– Что, если ты, Вадик, у Глеба на даче не отдыхал, а стрелял в деда? Что, если сейчас ты вешаешь мне лапшу? Как мне твои слова проверить?

– Ян, вы опять перегибаете. Как я мог стрелять, если моих отпечатков на ружье не нашли, и…

– Ты мог надеть перчатки.

– Хм… Тоже верно. Но в таком случае мои кореша, если скажут, что я был с ними, то вам соврут. Это называется лжесвидетельство, да?

– Угадал. О сроке за дачу ложных показаний обычно не думают. А зря. Пять лет отсидеть…

– Вот именно! С какого перепугу им так рисковать?

– Ты мог им заплатить, чтобы они слепили тебе алиби. Или ты мог их припугнуть. К примеру, ты знаешь то, что они скрывают. Может, вы повязаны в криминале? Может, у вас кровная клятва друг друга выручать?

– Ну у вас и фантазия! И что вам даст допрос тех, кто, как вы заранее уверены, вам соврёт?