Artifex Petersburgensis. Ремесло Санкт-Петербурга XVIII – начала XX века

Из Западной Европы в Петербург едут ученые, архитекторы, художники, ремесленники. Постепенно созревает и оформляется идея создания Академии, включающей в себя Академию наук, будущую Академию художеств, университет с гимназией и технические науки, вкупе с ремеслами. В этой связи понятно поручение Петра И. Д. Шумахеру, во время поездки 1721 г. по Германии, Франции, Англии и Голландии, кроме приглашения для работы в России видных европейских ученых, нанять в Англии слесаря и купить «книгу о всех художествах и протчие новые издания»[417 - Летопись Российской Академии наук. Т. 1, 1724–1802 / отв. ред. Н. И. Невская. СПб., 2000. С. 24; Задание по закупке и привозу книг было обычной практикой того времени при поездках в Западную Европу (Бугров К. Д., Киселев М. А. Естественное право и добродетель… С. 83).].

Новый формат Петербургской академии наук создавался Петром интуитивно или сознательно как гибридная конструкция, интегрирующая в себя как фундаментальные теоретические исследования, так и их практическое применение для развития (ремесленной) промышленности. Ремесленные мастерские при Академии являлись тем, что сегодня получило бы название конструкторского бюро или экспериментальной лаборатории, где совмещались теория и практика[418 - Данилевский В. В. Нартов и «Ясное зрелище машин». М.–Л., 1958. С. 72, 76.]. Здесь суммировался весь опыт прошлого по организации уникальной Академии. Ведь у Г. В. Лейбница в свое время не было такой возможности обратиться к инструментальных дел мастерам за советом, и в 1673 г. он вынужден был ехать в Париж, чтобы там высматривать секреты мастеров механических ремесел для постройки своего арифмометра.

Другой типичный пример той эпохи – личность ученого гидрографа и математика, члена Королевского общества Джозефа Моксона (1627 – 1691), сына английского печатника, сочетавшего в себе ученого теоретика и практика, сведущего в различных «ручных работах» (Handy–Works) или ремеслах: «в кузнечном деле, в литейном, в столярном, в токарном, граверном, в тиснении, рисовании, книгопечатании, печатании картин, производстве глобусов и карт, математических инструментов и т. д.»[419 - Moxon J. Mechanick Exercises: Or, The Doctrine of Handyworks Applied to the Art of Printing. London, 1677–1678. Preface.]. Ученый является автором трехтомного труда с характерным названием «Механические упражнения или доктрина ручного труда», посвященного «искусствам» кузнечному, плотничному, столярному, токарному и кирпичной кладки[420 - Там же.]. Глубоко символично, что у Петра имелся карманный глобус в серебряном футляре, сделанный руками этого ученого–мастера[421 - Ростовцев И. А. Руководства по токарному искусству в XVIII в. // АИНТ. Вып. 6. М./ Л., 1935. С. 140; Об Иване Александровиче Ростовцеве см.: Дмитриев А. Н. Институт истории науки и техники в 1932–1936 гг. (Ленинградский период) // ВИЕТ. 2002. Т. 23. № 1. С. 3–36.].

Обратимся к важным наблюдениям историка науки и техники И. А. Ростовцева о взглядах Моксона, так как это дает ключ к пониманию роли ремесла в организации Петербургской Академии наук и того типа, который представлял собой ученый «барочного» склада: универсал теоретик и практик в (механических) ремеслах и прочих «искусствах». Скажем более, после Леонардо да Винчи это было делом «обычным», когда ученый совмещал в себе научные и практические занятия, самые различные упражнения в «науках и ремеслах». Такие ученые создавали условия для того, чтобы научная революция раннего Нового времени состоялась. Во введении Моксон говорит о том, что «всем хорошо известно, сколь много есть джентльменов этой нации, высокого положения и благородства, сведущих в ручной работе»[422 - Moxon J. Mechanick Exercises… London, 1703. Preface.]. Что особенно ценно для нас, автор говорит о связи наук и ремесел. Без геометрии, как утверждает Моксон, не было бы ремесел, а астрономии без ручного труда, производящего астрономические инструменты. Но сам же автор опровергает себя, говоря, что ремесла появились вместе с появлением человека, с чем вполне можно согласиться, но безусловно, к тому времени геометрия как наука, в отличие от ремесел, еще не существовала.

Не будем заниматься бесплодными спорами о том, что было раньше – яйцо или курица. И ремесло, и основы геометрии являются специфическими знаниями и умениями, сформировавшимися на протяжении долгого времени, причем эти знания зачастую невозможно разделить, так как они дополняли и обусловливали друг друга: чтобы построить египетские пирамиды, необходимо было, кроме воли фараона, иметь ремесленников, обладавших практическими знаниями, и жрецов, владевших основами математики и геометрии. Моксон указывает на рассуждение лорда Бэкона о важности ремесел для философии, которая без них не могла бы быть улучшена, так как экспериментальная философия «скрывается среди последних», а также потому, «что ремесла могут быть улучшены философами»[423 - Там же; Ростовцев И. А. Руководства… С. 143.].

Из этого примера видно, каким образом мог функционировать механизм трансфера западноевропейских понятий, представлений, концепций и социальных инноваций в Россию, и с помощью каких заимствований и новаций страна вписывалась в общеевропейский контекст. Ведь связка «науки и искусства» не могла существовать в Московском государстве, где раздельное употребление этих слов имело иной контекст и практику бытования. Имплицитно новая традиция «ремесел и художеств», являющихся теперь частью понятий науки и искусства, получает свое вхождение в российский лексикон и повседневную практику применения, именно в своеобразной комбинации западноевропейских коннотаций и древнерусской традиции.

Лейбниц так и не смог реализовать свои далеко идущие планы по основанию Академии наук в Петербурге, а в более широком контексте и по созданию моста между Европой и Азией посредством России, но влияние его идей очевидно[424 - Утверждать о прямом влиянии идей Лейбница на проект основания российской Академии наук нельзя, ввиду комплексности и неоднозначности трансфера идей, и, тем более, их адаптации в новых условиях. Но авторитетное мнение немецкого ученого учитывалось в формировании концепций и видения развития «искусств и наук» «по примеру "стран инородних"» (Бугров К. Д., Киселев М. А. Естественное право и добродетель… С. 68, 82, 120). О необходимости дальнейшего углубленного исследования механизмов этого влияния и степени трансформации или адаптации западноевропейских идей и концепций в России см.: Алексеева Е. В., Редин Д. А., Рей М.–П. «Европеизация», «вестернизация»…; См. более подробно о проектах Лейбница и его переписке с Петром I: Копелевич Ю. Х. Основание… С. 27, 32–38.]. К примеру, в своей речи при спуске военного корабля в 1714 г. Петр использовал метафору Лейбница о круговороте наук, корреспондирующей с представлениями XVIII в. о цикличности времени: «Историки полагают колыбель всех знаний в Греции, откуда по превратности времен они были изгнаны, перешли в Италию, а потом распространились было и по всем австрийским землям, но невежеством наших предков были приостановлены и не проникли далее Польши; […] Это передвижение наук я приравниваю к обращению крови в человеческом теле, и сдается мне, что со временем они оставят теперешнее свое местопребывание в Англии, Франции и Германии, продержатся несколько веков у нас и затем снова возвратятся в истинное отечество свое – в Грецию»[425 - Ключевский. Петр Великий среди своих сотрудников… С. 401–402; «Циклические представления о мировой процессуальности и времени» происходили из традиции античного миросозерцания о вечном круговращении чувственно–материального космоса (Финогенов В. Н. Время, бытие, человек. Уфа, 1992. С. 161).].

Таким образом, для Петра учреждение Академии наук в России было логичным, вытекавшим из самой логиги цикличного бега времени[426 - Cм.: Бугров К. Д. «Политическое время» российского XVIII в.: темпоральный аспект политических преобразований в реформаторских проектах Н. И. Панин // Вестн. Том. гос. ун–та. История. 2012. № 4 (20). С. 71–74.]. Этот проект «вплетался» в «мировую» (европейскую) историю и был логическим продолжением циркуляции знаний и институтов. После смерти «ганноверского мечтателя» в 1716 г., находится другой продолжатель дела Лейбница, немецкий ученый–энциклопедист, философ, юрист и математик, профессор университетов в Галле и Марбурге, учитель М. В. Ломоносова – Христиан Вольф. Вольф в переписке с И. Д. Шумахером и Л. Л. Блюментростом продолжает говорить об учреждении двух Академий в Петербурге. В своем письме Блюментросту от 11 января 1721 г. он говорит, как об основании Академии наук, так и об Академии художеств и ремесел: «Его царское величество намерился как академию веждеств, так и другую при оной в которых чиновным людям в веждествах, такожде и другим в художествах и рукоделиях обучатися»[427 - Андреев А. И. Основание Академии Наук в Петербурге… С. 294.]. Рассматривая проект Академии наук, Петр сказал Нартову, составлявшему проект Академии художеств, в присутствии Блюментроста, Брюса и Остермана: «Надлежит притом быть департаменту художеств, а паче механическому; желение мое насадить в столице сей рукомеслие, науки и художества вообще»[428 - Ключевский В. О. Петр Великий среди своих сотрудников… С. 400.].

Именно этим объясняется существование будущей Академии художеств вместе с ремесленными мастерскими многие годы как субструктуры Академии наук и позже ее выделение как самостоятельного культурно–образовательного института. Такое сочетание наук и ремесел должно было способствовать не только развитию «промышленности», но и изобретению «перпетум мобиле» согласно пожеланию Петра, прописанному в обязательствах марбургского профессора Вольфа в 1722 г.[429 - Андреев А. И. Основание Академии Наук в Петербурге… С. 303; Парижская академия наук перестала рассматривать подобные проекты в 1775 г. (Данилевский В. В. Нартов и «Ясное зрелище машин»… С. 80); См. о более поздних опытах И. П. Кулибина: Каргин Д. И. Perpetuum Mobile И. П. Кулибина // АИНТ. Вып. 6. М.–Л., 1935. С. 187–209.]

В 1720–1721 гг. намерения Петра I по организации Академии наук транслировали его ближайшие сотрудники лейб–медик, впоследствии первый президент Академии, Л. Л. Блюментрост, царский токарь А. К. Нартов и царский библиотекарь И. Д. Шумахер, осуществлявшие роль коммуникаторов с европейскими академиями наук, в том числе в Берлине и Париже. Известно, что токарных дел мастер Нартов имел к планам создания Академии наук в Петербурге прямое отношение, будучи в разное время с поручениями от Петра I в Берлинской и Парижской Академиях наук[430 - 22 декабря 1717 г. Петр I был избран членом Французской Академии наук (Мезин С. А. Петр I во Франции… С. 205).]. В 1720 г. Нартов проходил в последней «курс математики, механики и различных ремесел: токарного, медалиерного и др.» и привез Петру письмо от библиотекаря Людовика XIV и президента Парижской Академии наук аббата Жана Поля Биньона, побудившее царя заняться вновь вопросом об устройстве Академии наук в России[431 - Андреев А. И. Основание Академии Наук в Петербурге // Петр Великий: Сборник статей / Под ред. доктора ист. наук А. И. Андреева. М.–Л., 1947. С. 293; Вспомним, что ремесленные мастера того времени были мастерами «широкого профиля», как сказали бы сегодня, и могли далеко выходить за строгие рамки своей профессии. Царский токарь Нартов по прошествии времени стал вникать в архитектурное дело и даже давать советы Петру I. Синтетичность или универсальность знания и отсутствие пока четкого понимания профессиональной специализации позволяло мастеру токарного дела постигать не только искусство токарного мастерства, но и искусство архитектурного дела. То же можно сказать и о мебельных мастерах, отце и сыне Генрихе и Петре Гамбсах, в конце XVIII – начале XIX вв. (см.: Кочеткова Н. Династия мебельщиков Гамбсов в Петербурге // Немцы и немецкая культура в истории Санкт–Петербурга = Die Deutschen und die deutsche Kultur in der Geschichte von Sankt Petersburg : [Сб. по материалам конф. учащихся Школ. центра Гос. Эрмитажа, 24 мая 1997 г.] / Гос. Эрмитаж. [Шк. центр]. СПб., 1997. С. 97–98).]. Нартов занимался также, как сказано выше, проектом создания «Академии разных художеств», который ему удалось отчасти осуществить после 1735 г. в формате «Лаборатории механических и инструментальных наук»[432 - Данилевский В. В. Нартов и «Ясное зрелище машин»… С. 77.].

Интересен тот факт, что В. Н. Татищев, в своей аналитической записке «Например представление о купечестве и ремеслах» от 12 мая 1748 г., ссылается именно на его предложение в декабре 1724 года основать Академию наук и ремесел (курсив автора. – А. К.) и на составленное лично Петром I расписание «художеств–мастерств», должных преподаваться в ней[433 - Экономические записки В. Н. Татищева… С. 415; В список Петра I входили следующие представители «художества ремесла»: «живописцы, скульпторы, тушевальщики, граверы, столяры, токари, плотники, гражданские архитекторы, строители мельниц, шлюзов, фонтанов и специалисты по гидравлике, оптики, мастера по математическим инструментам, мастера по медицинским инструментам, слесари, медники, часовщики» (В. В. Пономарева. Академия наук и становление научного знания в России // Общественные науки и современность. 1999. № 5. С. 7; см.: Белявский М. Т. Основание Академии наук в России // ВИ. 1974. № 5. С. 23); см.: Юхт А. И. Государственная деятельность В. Н. Татищева в 20–х – начале 30–х годов XVIII в. / Отв. ред. А. А. Преображенский. М., 1985; Он же. Поборник новой России: Василий Никитич Татищев // Историки России. XVIII – начало XX века / Члены редколлегии: М. Г. Вандалковская, Р. А. Киреева, Л. А. Сидорова, А. Е. Шикло; Отв. ред. чл.–кор. РАН А. Н. Сахаров; Институт российской истории РАН. М., 1996. С. 6–27.].

В именном указе от 20 января 1724 г. говорилось среди прочего: «О Академии, в которой бы языкам учились, также прочим наукам и знатным художествам»[434 - ПСЗ–1. T. 7. № 4427: … о Академии ученья языкам. С. 207.]. 22 января 1724 г. в Зимнем дворце в присутствии Петра I состоялось заседание Сената, на котором был обсужден и утвержден «Проект об учреждении Академии», подготовленный будущим первым президентом Академии Л. Л. Блюментростом[435 - Павленко Н. И. Петр Великий. М., 1998. С. 675–676.]. По своему содержанию он соединил в себе идеи Петра и его приближенных, высказывавшиеся ранее в различных письмах и записках[436 - В приглашении Блюментроста к Якобу Герману от 27 декабря 1723 г. тот ссылается на решение царя «основать академию для взращения художества и наук» (Летопись Российской Академии наук… С. 25); В 1713 г. по поручению Петра бароном Генрихом фон Гюйссеном были составлены проекты создания ученых коллегий, но активизировался процесс по созданию Академии наук лишь после избрания Петра в 1717 г. членом Парижской Академии наук.]. Наконец, именным указом, объявленным из Сената 28 января 1724 г., к которому прикладывался «Проект…», была учреждена Академия наук[437 - Название «Проект об учреждении Академии наук и художеств» дано документу в научной литературе, оригинальная же рукопись «Проекта» с дополнениями и исправлениями, сделанными на полях собственноручно Петром I, заглавия не имеет (Летопись Российской Академии наук… С. 25). Устав Академии так и не был составлен и им служил данный проект.]. Указы, изданные во время правления Екатерины I от 23 февраля, 20 ноября и 7 декабря 1725 г. подтверждали и конкретизировали указы Петра об учреждении Академии наук, имея свои предметом приглашение «ученых людей» из–за границы, утверждение Блюментроста в должности президента Академии, а также непосредственно само ее открытие 27 декабря 1725 года.

При Академии наук учреждаются мастерские или «палаты». В 1726 г. приезжает саксонский пастор из Добрюнна, что недалеко от Виттенберга, И.–Г. Лейтман (1667 – 1736), получивший в Петербурге звание профессора механики и оптики. Сочетание служения церкви и науке не противоречило лютеранской вере, поэтому пастор стал известен еще и как оптик и механик. Лейтман изучал богословие по желанию родителей в Виттенбергском университете, а на параллельных курсах слушал лекции по медицине, физике и математике. Занимая должность пастора, он оборудовал для своих занятий механическую мастерскую и небольшую электрическую лабораторию. В 1718 г. появилась его первая книга о часовом мастерстве ("Vollstandige Nachricht von Uhren"), а затем ряд других сочинений, сделавших его известным в широких научных кругах, и не только[438 - Часовое дело на Руси издавна практиковалось мастерами–умельцами. М. Э. Гизе, цитируя К. Маркса, называет «часы одним из самых удивительных автоматов», порожденных «художественно–ремесленным производством и наукой». Она рассматривает производство башенных, солнечных, карманных и напольных часов в России до начала XIX в. Первые башенные часы с колокольным боем установлены по приказу великого князя Василия I на одной из башен Московского кремля в 1404 г. Не случайно, что следующими городами, в которых по повелению новгородских архиепископов Евфимия и Феофила были установлены башенные часы со звоном, являлись Новгород (1436) и Псков (1477) (Гизе М. Э. Очерки истории художественного конструирования… С. 79–106).]. Петр I был также знаком с его трудами, приглашал его в Россию, но на это не согласились в свое время саксонский тайный совет и коллегия обер–консистории[439 - Биография Лейтман Иоганн Георг // Краткие биографии. URL: https://biographiya.com/lejtman–iogann–georg/ (дата обращения 02.04.2019).]. Лейтман оборудовал при Академии Механическую и Оптическую палаты и начал изготавливать в них различные инструменты: пробирные весы, зажигательные линзы, микроскопы, зрительные трубы, зеркальные телескопы и пр.[440 - Лупанова Е. М. История оптики на материалах коллекций музея антропологии и этнографии им. Петра великого (Кунсткамеры) // Современные проблемы сервиса и туризма. 2014. № 4. С. 94.]

В 1726 г. образована Инструментальная палата для изготовления математических и других инструментов. Инструментальная и Рисовальная палаты «помещались одна над другой в правом ризолите так называемого дворца Прасковьи Федоровны»[441 - Гизе М. Э. Очерки истории художественного конструирования… С. 114.]. Инструментальную палату возглавил мастер «математических инструментов» И. И. Калмыков (?–1734). С 1727 г. под его руководством изготавливаются различные чертежные и геодезические инструменты, астролябии, оборудуются физический кабинета Академии, академические обсерватория и гимназия. Его ученик П. О. Голынин (1719–1746) продолжил дело учителя, а ученик последнего – мастер–инструментальщик Ф. Н. Тирютин (1728–?) тесно сотрудничал с М. В. Ломоносовым. Инструменты, сделанные в Инструментальной палате им самим и под его руководством, предоставлялись как отдельным ученым и учреждениям Академии наук, так и для академических экспедиций, например, для Второй Камчатской экспедиции[442 - Инструментальная палата // Виртуальный музей истории Российской Академии наук. URL: http://virtmus.arran.ru/ru/page&id=07444C8E–BA14–4F4B–88E7–79436BA308C8 (дата обращения 02.04.2019); см.: Бренева И. В. Становление Петербургской Академии наук (Инструментальная палата. 1726–1766 гг.): автореф. дис. … канд. ист. наук. СПб.: 1993.]. Следующим на место Ф. Н. Тирютина в 1762 г. назначен мастер «инструментального художества» Н. Г. Чижов (1731–1767), специализировавшийся на изготовлении астрономических инструментов – квадрантов, солнечных часов, особо точных приборов. В 1743 г. мастерами Инструментальной палаты изготавливалось до 100 различных инструментов[443 - Гизе М. Э. Очерки истории художественного конструирования… С. 109.].

В 1734 г., с утверждением нового штата, расширяется сфера «художественной» деятельности Академии наук. Общее руководство мастерскими Академии наук и Токарной палатой возлагается с 1735 г. на А. К. Нартова[444 - Токарное дело издавна практиковалось в Древней Руси: «Формообразование вытачиваемых на токарных станках предметов – всевозможных плошек, чаш, блюд, ложек, коробочек, ножек для мебели и т. п. – производилось путем вращения заготовки, соприкасающейся с режущим инструментом – стальным резцом. Осуществленный в период XV – XVII вв. переход от ручного станка с лучковым приводом к станку с ножным приводом […] значительно увеличил производительность труда токаря, освобожденного от необходимости держать лучок в левой руке. […] На развитие токарного мастерства в России большое влияние оказала Палата резных и столярных дел при московской Оружейной палате» (Гизе М. Э. Очерки истории художественного конструирования… С. 47–48).]. Сюда уже в 1735 г. переводятся из бывшей токарной мастерской Петра I, из Преображенского дворца в Москве (в 1737 г.) и, хранящиеся в самой Академии наук, токарные станки, а вместе с ними ученики Нартова – высококвалифицированные механики Иван Леонтьев и Андрей Коровин[445 - Пронина И. А. Ломоносов и основание Академии художеств. URL: http://artyx.ru/books/item/f00/s00/z0000005/st009.shtml (дата обращения: 10.06.2017); Загорский Ф. Н. Андрей Константинович Нартов, 1693–1756. Л., 1969. С. 44–45.]. В Токарной и Инструментальной палатах работало и производилось множество станков: «позитурная машина», медальерные станки, «фигурная машина», овальерные станки, «розовые машины», «токарные машины разных родов», машины для производства машин, станины и верстаки, копры, саппорты, и инструментов и орудий: чертежные, измерительные, слесарные, токарные и монтажные инструменты, токарные резцы, сверлильные и производственные станки[446 - Данилевский В. В. Нартов и «Ясное зрелище машин»… С. 119–165.]. Нартову приходилось преодолевать сильное сопротивление членов Академии, так как львиная доля финансирования уходила на содержание мастерских. В ходе этого застарелого спора, вспыхивавшего регулярно, академики неоднократно высказывали свое мнение о ненадобности в Академии «художеств и ремесел». Академик Кристиан Гольдбах считал «вредным и бесполезным для Академии Наук, когда при ней еще существует Академия художеств и ремесел»[447 - Там же, с. 76–77.]. Президент Академии И. А. Корф вынужден был занять сторону Нартова, аргументируя в пользу сохранения «заведения по части художеств и ремесл»[448 - Там же, с. 77.]. Инициатива Нартова была в духе петровских реформ, когда создавалось множество академий, служивших инструментами модернизации в разных областях знаний. Современник Петра Ф. Х. Вебер зафрикисировал это в названии своей книги «Преображенная Россия», где среди прочего называлось устройство академий, а в предуведомлении упоминалось основание «Морской и других академий»[449 - Weber F. Ch. Das ver?nderte Russland: in welchem die jetzige Verfassung des Geist–und Weltlichen Regiments […] vorgestellet werden. Frankfurt, 1721. Vorbericht.].

О преемственности поколений и сложившейся серьезной школе инструментального ремесла говорит тот факт, что на смену Андрею Нартову пришел ученик Ф. Н. Тирютина П. Д. Кесарев, освоивший производство электростатических машин, не изготавливавшихся ранее в России, а также различных приборов, используемых в электростатике. Мастерами палаты, среди которых к этому времени находился И. П. Кулибин, строились телескопы, микроскопы, зрительные трубы, электрические машины, часы, хронометры, другие научные инструменты[450 - Там же, с. 114–115.]. И. П. Кулибин (1735–1818), приступивший к руководству Инструментальной палатой в 1769 г., прослужил в Академии наук более 30 лет, спроектировав и изготовив большое число сложных машин и инструментов[451 - См.: Инструментальная палата // Виртуальный музей истории Российской Академии наук…].

С 1742 г. Переплетную палату возглавил переплетный мастер и автор высокохудожественных работ Фридрих Розенберг, остававшийся на этой должности почти 30 лет. Его имя впервые упоминается среди служителей Академии в качестве подмастерья в 1741 г. Ученик Розенберга Е. Мокеев был рекомендован в 1750 г. на должность подмастерья с высшей похвалой для того времени: «Он переплетает так хорошо, как лучший французский переплетчик»[452 - Лупанова Е. М. Переплетный мастер Фридрих Розенберг и приборостроение в Академии наук XVIII в. // Ломоносовские чтения в Кунсткамере. К 270–летию издания первого «Атласа Российского» (1745) и 250–летию со дня смерти М. В. Ломоносова (1765). СПб., 2016. Вып. 2. С. 96–98.]. По сведениям И. Г. Георги, в новом двухэтажном здании Академии наук, возведенном в 1787 г. к западу от Кунсткамеры по проекту Джакомо Кваренги, разместились «инструментальная, словолитная и слесарная палаты и многое число мастеровых людей, к оным палатам принадлежащих»[453 - Георги И. Г. Oписание российско–императорского столичного города Санкт–Петербурга и достопамятностей в окрестностях оного. СПб., 1996. С. 126–127.].

Как уже было сказано, ввиду необычно широкого формата Академии наук, проект, описывающий ее, кроме науки содержит множество других понятий, расширяющих и уточняющих ее функциональное назначение: «Понеже ныне в России здание к возращению художеств и наук учинено быть имеет», имеющих коннотации не только с наукой и искусством, но и с ремеслом[454 - ПСЗ–1. T. 7. № 4443: Именной. Об учреждении Академии и о назначении для содержания оной доходов таможенных и лицентных, собираемых с городов Нарвы, Дерпта, Пернова и Аренсбурга. С. 220.]. Не случайно, Блюментрост уже в первом абзаце описания проекта пользуется формулировкой: «Академия или социетет художеств и наук», «Сие есть собственный образец Академии Художеств и Наук»[455 - Там же, с. 220–223.]. Там же в §17 оговаривалось, что «ежели который Академик похощет за деньги партикулярные коллегии иметь, то ему позволено: однакож де не надобно ему токмо ради корысти вельми много Коллегиев держать, и тем прочим своим наукам и размышлениям вред чинить». Под «коллегиями» понимались ремесленные мастерские при Академии. Петербургский проект с его направленностью на практическую пользу наук показывал своеобразие русской Академии по сравнению с подобными учреждениями Западной Европы, что диктовалось условиями российской действительности.

Согласно регламенту от 24 июля 1747 г., Академия наук получила новый штат и стала официально называться Императорской академией наук и художеств. Теперь изучение в ней искусств и ремесел было узаконено: при ней продолжали действовать инструментальная, переплетная, столярная, токарная, пунсонного и резного дела палаты, сохранявшие характер производственных мастерских, которые сегодня можно было бы назвать практическими научно–исследовательскими лабораториями. Не случайно Инструментальная палата называлась с начала 1740–х годов «Экспедицией лаборатории механических и инструментальных наук», которую В. В. Данилевский назвал первой в стране научной организацией, занимающейся вопросами техники, а результатом работы Нартова явилась книга «Театрум махинарум, т. е. ясное зрелище махин…»[456 - Загорский Ф. Н. Андрей Константинович Нартов… С. 51; Данилевский В. В. Нартов и «Ясное зрелище машин»… С. 76.]. Палата была неотьемлемой частью академии, ее эксперементальной лабораторией, где «такие ученые, как М. В. Ломоносов, Леонард Эйлер, Е. И. Паррот, академик Г. В. Крафт неоднократно привлекали мастеров к разработке совершенно новых по своей конструкции приборов, ставя перед ними задачи, которые требовали не только умения, но и понимания выполняемых ими поручений. (Примером работы над неизвестными ранее в науке приборами может служить выполнение Ф. Н. Тирютиным рефрактометра и точных пробирных весов для Ломоносова). Технический уровень создаваемых в Инструментальной палате астролябий, астрономических квадрантов, компасов, нивелиров, солнечных часов, различных видов чертежных инструментов и т. п. был очень высоким»[457 - Гизе М. Э. Очерки истории художественного конструирования… С. 113.]. М. Э. Гизе сделала принципиально важный вывод о связи ремесла и науки, которую так точно почувствовали и осознали Петр I, Нартов, Ломоносов и мн. др.: «Именно в ремесленном производстве формировались практические предпосылки для великих научных открытий XVIII – XIX вв.»[458 - Гизе М. Э. Очерки истории художественного конструирования… С. 10.].

При Академии наук имелись две типографии «российских и иностранных языков», где работали ремесленники по специальностям «рещик медалей и литер» в «словолитном искусстве» с одним подмастерьем, два словолитных мастера с двумя подмастерьями, также несколько человек, «которые литеры льют и которые отбирают». Там же имелись мастер и подмастерье переплетного мастерства, типография «грыдыровальных фигур» с шестью мастерами, шестью подмастерьями, а также работниками[459 - Летопись Российской Академии наук. Т. 1… С. 25.].

Кроме них, в других мастерских имелись «художники и мастеровые люди»: архитектор, живописец, «грыдыровальщик портретов», подмастерье, «грыдыровальщик литер», «резного дела мастер», «механик, который притом и математические инструменты делает», мастер барометров, часовой мастер, слесарный, столярный, токарный. Было предписано, «во все мастерские палаты ко всем упомянутым художествам распределить учеников по рассмотрению президента до пятидесяти человек»[460 - Регламент Академии наук и художеств в Санкт–Петербурге, 1747 г. // Уставы Академии наук / отв. ред. Г. К. Скрябин. М., 1975. С. 40–61; Грыдыровальщик – гравировальных дел мастер; В контексте сложной структуры Академии наук становится понятной природа конфликта библиотекаря И. Д. Шумахера с академиками во главе с М. В. Ломоносовым. Львиная доля средств, отпускавшихся академии, расходовалась Шумахером на приобретение книг, инструментов, содержание типографии и мастерских, как правило, за счет урезания окладов академиков и адьюнктов. Ситуацию осложняла еще больше сложная политическая ситуация времен Бирона и интриги Шумахера против Ломоносова, сильно осложнявшие ученому жизнь в первые годы после его возвращения из Германии.]. Члены Академии обязаны были делать сообщения о применении различных технологий в промышленности, согласно распространённой практике в европейских академиях. К примеру, французский астроном Жозеф Жером Лефрансуа де Лаланд (1732–1807) должен был по поручению Парижской Академии наук составить описание бумагоделательного производства[461 - Раскин Н. М. К истории ролла… С. 119.]. Кроме обязанности членов Санкт–Петербургской Академии наук предоставлять регулярные разработки или изобретения по механическим устройствам, они могли принимать экзамены на звание мастера. 21 февраля 1739 г. академики Л. Эйлер и Г. Ф. Крафт, а также А. К. Нартов и механик И. Брукнер обязывались принять экзамен у машинного подмастерья Андрея Мартынина из Адмиралтейств–коллегии на звание мастера[462 - Летопись Российской Академии наук… Т. 1. С. 27; Данилевский В. В. Нартов и «Ясное зрелище машин»… С. 80: «Матюнин»; А. М. Сафронова описала данную практику в одной из своих статей в применении к заводам Урала (Сафронова А. М. Подготовка учеников инструментального дела для заводов Урала в Академии наук в 1735–1739 гг. // Урал индустриальный. Бакунинские чтения: материалы V региональной научной конференции, декабрь 2002 г. Екатеринбург, 2003. С. 77–80).].

На основании выше сказанного можно сделать вывод, что трактовка понятий наук, искусств, художеств и ремесел отличалась в период реформ Петра I «необычайной широтой, в полном соответствии с комплексным их восприятием»[463 - Стенник Ю. В. Эстетическая мысль в России XVIII в. // XVIII век. Сборник 15. Русская литература XVIII века в ее связях с искусством и наукой. Л., 1986. С. 42.]. В это время, кроме традиционных ремесел в современном понимании, существуют «мастерства живописные», «художество артиллерийское», «художество флота морского», горное дело и механика как художества или «рудное художество или мастерство»[464 - Там же; Киселев М. А. Возникновение российского промышленного законодательства… С. 114.]. Именно поэтому в XVIII в., а зачастую и в XIX в., понятия «ремесло–художество–искусство–наука» как в Западной Европе, так и в России все еще довольно тесно связаны, зачастую образуют одно большое смысловое и понятийное поле, хотя и имеют тенденцию дальнейшей дифференциации и отчуждения друг от друга. Углубление специализации, отражавшее процесс усложнения и расширения знаний, манифестировалось в области наук возникновением все новых научных дисциплин, в области «художеств» – попыткой, согласно проекту Василия Татищева 1747 г., выделить ремесла в отдельную Академию ремесел[465 - Пронина И. А. Декоративное искусство… С. 37, 52–53.]. Татищев не был одинок в своих мыслях о развитии ремесла. Ввиду «острот[ы] проблемы подготовки мастеров для строительства и художественной промышленности России в середине XVIII века […] М. В. Ломоносов включил в серию задуманных им записок–трактатов, посвященных различным проблемам, и главу «О исправлении и размножении ремесленных дел и художеств»[466 - Там же, с. 45.].

Вплоть до первой четверти XIX в. словосочетания «художники и ремесленники» устойчивы в использовании. В описаниях Петербурга, составленных И. Г. Георги (1790), А. К. фон Шторхом (1794) и Г. Л. фон Аттенгофером (1820) говорится о ремесле как об искусстве и художествах, а о ремесленниках – как о художниках (нем. die K?nstler)[467 - Аттенгофер Г. Л. фон. Медико–топографическое описание Санктпетербурга, главнаго и столичнаго города Российской Империи. СПб., 1820. С. 167, 205; Георги И. Г. Oписание… С. 133, 190, 192, 195–207; Storch H. Gem?lde von St. Petersburg. Teil 2. Riga, 1794. S. 44, 46, 53, 55, 57, 60, 61, 382, 383.]. 17 июня 1812 г. появляется манифест с характерным названием: «О привилегиях на разные изобретения и открытия в художествах и ремеслах»[468 - ПСЗ–1. T. 32. № 25143: Манифест. О привилегиях на разные изобретения и открытиях в художествах и ремеслах. С. 355–356.].

Рассмотрим сочетание слов «искусства и художества» более подробно. Сегодня, при имени «Академия художеств», возникает естественная идентификация этого высшего учебного заведения с «высокими искусствами»: изобразительным искусством, ваянием и зодчеством. Это было не всегда так. В Московском государстве слову искусство придавались такие значения, как умение, знание; опыт, эксперимент, что указывает на его близость к ремеслу[469 - Словарь русского языка XI–XVII вв. М.: Наука, 1979. Вып. 6. С. 266.]. В. В. Виноградов указывал именно на этот контекст, ссылаясь на лексикон Петровского времени: «cлово экспериенциа (лат. experientia, польск. eksperjencja) (опыт, испытание) поясняется при помощи слова искусство».

Другой пример ученый приводит из примечаний Антиоха Кантемира к переводу сочинения Б. Фонтенеля «Разговоры о множественности миров» (1688/1730): «Экспериэнциа. "Искус, искусство, знание, полученное через частое повторение какого действа"»[470 - Виноградов В. В. Семнадцатитомный академический словарь… С. 14.]. Из чего Виноградов справедливо делает вывод о влиянии латинского языка как языка западноевропейской науки и философии на другие европейские языки. Усиление этого влияния приходится на начало XVIII в., когда латинский язык становится основным языком преподавания, в том числе в одном из ведущих учебных заведений гуманитарного профиля – Славяно–греко–латинской академии, специализировавшейся первоначально на преподавании классических языков – греческого и латыни: «Московская академия возникла как школа славяно–греческая, но с 1700 г. происходит полная переориентация ее на латынь, которая становится языком преподавания во всех классах»[471 - Биржакова Е. Э., Войнова Л. А., Кутина Л. Л. Очерки по истории… С. 31.].

И. А. Пронина считает, не без доли академического пуризма, что, основанная в 1724/1725 г., Академия наук не смогла воплотить в себе идею «социете художеств и наук»[472 - Пронина И. А. Декоративное искусство… С. 29.]. Такое совмещение, считает исследователь, было нерациональным и пагубным для развития как «"наук" (т. е. исследовательского и научно–образовательного центра)», так «и "художеств" (центра искусств, ремесел и профессиональной школы)»[473 - Пронина И. А. Ломоносов…]. Возможно, осуществленный проект был далек от совершенства, но интерпретировать этот союз исключительно отрицательно из ретроспективы XX в., на наш взгляд, нельзя, без учета бытования этих слов в рассматриваемый период и существования Художественного отделения при Академии, которое преобразуется при Анне Иоанновне в гравёрно–рисовальную школу, что для того времени было делом естественным. Этот многолетний внутриакадемический конфликт, имевший структурные, финансовые и методологические характеристики, разрешился в 1764 г. с открытием самостоятельной Академии художеств, в штате которой находился перечень «предписанных ей к "заведению и распространению" полезных мастерств», где «на третьем месте стояло инструментальное дело. Но фактически обучение будущих приборостроителей началось с 1772 г., когда в Академию художеств был приглашен английский мастер Френсис Морган, приехавший в Россию по приглашению Адмиралтейской коллегии»[474 - Гизе М. Э. Очерки истории художественного конструирования… С. 126 (См. также: Гизе М. Э. Очерки истории художественного конструирования в России XVIII – начала XX вв. СПб., 2008).].

Говоря о конфликте внутри Академии наук до выделения «художеств» в отдельное учреждение, нельзя не сказать о его главной причине, лежавшей в плоскости принципиальных мировоззренческих расхождений во взглядах на способы развития науки и соотношение практического и теоретического начал между «чистыми теоретиками» и «универсалами практиками– теоретиками». К последним относился ученый и художник, т. е. практик, в одном лице – М. В. Ломоносов, как и его непримиримый противник, заведующий библиотекой Академии наук И. Д. Шумахер, выступавший за сохранение мастерских палат при Академии наук. Несомненно, Ломоносов исходя из его «основных художественных интересов […] многосторонне[..] влия[л] на мастеров, работавших в Инструментальной палате»[475 - Там же, с. 112.]. Тому подтверждением является его собственное мнение о том, что «инструментальные мастера при Академии содержатся для изобретений профессорских произведения в действие, как для главного дела»[476 - Там же, с. 113; Ченакал В. Л. Зеркальные телескопы Ломоносова // Ломоносов. Сб. ст. и мат–в, т. III. М. – Л., 1951. С. 94, 95.].

Тесную связь науки и ремесла можно проследить на примере А. ван Левенгука, который «был одновременно и опытным мастером по изготовлению линз, и исследователем, увлеченно работающим с микроскопом». Левенгук «по праву считается одним из основоположников научной микроскопии»[477 - Смолко В. А. Концепции… С. 494.]. Отметим, что «первые формы преднауки связываются с элементами ремесла (греч. techne), возникшего на основе опыта»[478 - Пронина И. А. Декоративное искусство… С. 32.]. В этом свете – не оказался ли петровский проект, благодаря глубокой интуиции и чутью Петра I. и его духовных наследников, наиболее прозорливым в отношении дальнейшего развития европейских Академий? Ведь берлинская Академия искусств находилась до 1907 года в одном здании с Академией наук на улице Унтер ден Линден, а название самой Академии до 1809 года: Королевско–прусская Академия художеств и механических наук, долгое время совмещала в своем названии именно комбинацию из «классических искусств» и механических ремесел.

Вполне естественно, что во второй половине XVIII в., например, в Гёттингенском университете в должности университетского механика работал часовых дел мастер Генрих Бальтазар Поппе, качество работы которого было высоко оценено университетом, засвидетельствовавшим его «сноровку и добрый гений при изготовлении математических и физических инструментов». Не случайно его сын, Иоганн Генрих Мориц Поппе, известный изданием в первой половине XIX в. многотомных трудов по истории техники, унаследовал от отца две страсти: любовь к математике и к практике часового мастерства. Со временем Поппе младший был приглашен на место заведующего кафедрой техники в Гёттингене, что, впрочем, не уберегло его от убийственной критики со стороны его современников – коллег профессоров – в графоманстве.

Не так давно, Гюнтер Байерль, как и Т. Майер, показали относительность такой критики современников и подчеркнули значение Поппе как практика в своем традиционном ремесле и как историка техники в развитии ремесленного образования и ремесленной промышленности с помощью трансфера технологий, развития новых рыночных инструментов (прибыль мотивирует к инновациям), стимулирования производства предметов роскоши и трудовой этики. Попытки Поппе, продвинуть идею повышения технической грамотности ремесленников, находились полностью в контексте процесса модернизации и индустриализации, но не нашли отклика у представителей «чистой» экономической науки, ратующих в духе времени за «свободу» промышленного капитализма[479 - Meyer T. Die «Anleitung zur Technologie» (1777) von Johann Beckmann und ihr historischer Kontext. Technologische Bildung in modernisierender Absicht // Zeitspr?nge. Forschungen zur fr?hen Neuzeit. 2004. 8. S. 442–465; Bayerl G. Die Anf?nge der Technikgeschichte bei Johann Beckmann und Johann Heinrich Moritz von Poppe // K?nig W. Schneider H. (Hrsg.). Die technikhistorische Forschung in Deutschland von 1800 bis zur Gegenwart. Kassel, 2007. S. 22–27; см.: Poppe J. H. M. V. Encyklop?die des gesamten Maschinenwesens. 2. Auflage. Leipzig, 1820–1826. 8 Bde.; Он же. Handbuch der Technologie. Heidelberg, 1806–1810. 4 Bde.; Он же. Geschichte der Technologie. G?ttingen 1807–1811, 3 Bde.]. Примечательно, что учителем Поппе сына являлся другой известный историк техники Иоганн Бекманн (1739–1811), преподававший по приглашению Антона Фридриха Бюшинга с 1763 по 1765 годы физику и естественную историю в Петришуле при евангелическо–лютеранской церкви Св. Петра (Петрикирхе, нем. Petrikirche, сегодня свв. Петра и Павла) в Санкт–Петербурге, а с 1766 г. физику в Гёттингенском университете. Именно И. Бекманн считается основоположником понятия всеобщей технологии, а также «современной» истории техники как отдельной отрасли исторической науки. Глубоко символично, что его дело продолжил сын часовых дел мастера И. Г. М. Поппе[480 - Exner W. F. Johann Beckmann: Begr?nder der technologischen Wissenschaft. Vortrag gehalten im k. k. ?sterreich. Museum f?r Kunst und Industrie. Wien, 1878. S. 34–36; Hoffmann P. Johann Beckmann als Lehrer an der Petrischule in St. Petersburg // Johann Beckmann–Journal: Mitteilungen der Johann Beckmann–Gesellschaft e. V. 1993. 7. S. 39–55; Bayerl G.; Beckmann J. (Hrsg.). Johann Beckmann (1739–1811). Beitr?ge zu Leben, Werk und Wirkung des Begr?nders der Allgemeinen Technologie. M?nster u. a., 1999. S. 280; Banse G., M?ller H.–P. (Hrsg.). Johann Beckmann und die Folgen. Erfindungen – Versuch der historischen, theoretischen und empirischen Ann?herung an einen vielschichtigen Begriff. M?nster, u. a., 2001; Об исторических связях Геттингенского университета с Санкт–Петербургом см.: 300 Jahre St. Petersburg. Russland und die «G?ttingische Seele». G?ttingen, 2003.].

Современники, предлагавшие основать ремесленные школы или Академию ремесел, находились вполне в «концепте времени». Близость или концептуальная нераздельность ремесла и «высокого искусства» сквозит в проектах основания как художественной школы, так и самой Императорской Академии художеств «с отчетливо выраженным ремесленно–техническим уклоном»[481 - Пронина И. А. Декоративное искусство… С. 13.]. Ф. С. Салтыков (1712–1714 г.), Г. Фик (1718 г.), Ф. Прокопович (1719–1720 г.), М. П. Аврамов (1721 г.), А. К. Нартов (1724 г.), Л. Каравакк (сер. 1720–х гг.), план В. Н. Татищева (1747 г.), составленный при участии выдающихся архитекторов П. М. Еропкина, Б. К. Растрелли и Л. Каравакка[482 - Там же.] – все они в своей интенции, организовать в России систематическое обучение «художествам», естественно говорят об обучении в этих «художественных» школах и академиях плотничному, столярному, слесарному, штукатурному, шпалерному, золотарному, зеркальному и др. ремеслам, наряду с живописью, иконописанием, ваянием и архитектурой.

В печатном объявлении 14 января 1726 г. об Академии наук говорилось, что юноши, «которые высоким наукам учиться не могут», но желающие «другие художества, в житии человеческом преполезные, переимать», могут быть обучены этим художествам. Согласно образовавшейся традиции: «годных из академической гимназии переводить в студенты, а не годных определять к художествам», из академической гимназии рекрутировались впоследствии ученики «художеств и мастерств»[483 - Пронина И. А. Ломоносов…; Материалы для истории Императорской Академии наук. СПб., 1885. Т. I. С. 171.]. Действительно, Петергофская золотарная мастерская, находившаяся в ведении Кабинета императорского двора, «готовила не художников, а мастеровых», но «художником могли назвать человека любой профессии», и в этом заключались реалии времени[484 - Пронина И. А. Декоративное искусство… С. 16–17, 50.]. И. А. Пронина констатировала в конечном итоге тесную связь искусства с ремеслами, вытекающую из представления современников «о неразрывном единстве живописи, скульптуры, архитектуры и графики с отдельными отраслями прикладного мастерства»[485 - Там же, с. 51–52.]. Результатом дальнейшего развития явилось отпочкование от Академии наук ее «художественной» части и основание в 1757 г. отдельной Императорской Академии художеств, в которой наряду с «тремя знатнейшими художествами живописи, скульптуры и архитектуры» соседствуют ремесленные мастерские[486 - Там же, с. 16, 37; Классические искусства вплоть до начала XIX в. относились к ремеслам.].

Данная полифункциональная коммуникативная традиция бытования слова ремесло наблюдается, но уже в меньшей степени, и в XIX в. В 1846 г. московский литограф Корнилий Я. Тромонин издал книгу с характерным названием: «О художестве в ремеслах», а в 1847 г. петербургский мастер Василий А. Резанов называет «портное мастерство» искусством, показывая старинную семантическую связь ремесла и художества[487 - Резанов В. А. Взгляд на ход портного мастерства в России и на учение крестьянских мальчиков ремеслам, в особенности портному. СПб., 1847. С. 5; Тромонин К. О художестве в ремеслах. М., 1846.]. В 1893 г. В. И. Межов издает третий том Русской исторической библиографии, в которой вновь видна генетическая связь ремесла с наукой и искусством. В разделе «История учебных заведений, посвященных искусствам», находим следующее. В Москве в 1826 г. некий Любитель полезных искусств на страницах журнала «Вестник Европы» рассуждает «О необходимости образования для ремесленников и об открытии для них училища рисования в Москве». Им следуют в 1827 и 1838 гг. статьи в «Московском вестнике» и «Северной пчеле» на аналогичные темы о «школе рисования в отношении к искусствам и ремеслам», основанную графом С. Г. Строгановым: сегодня Московская художественно–промышленная академия имени С. Г. Строганова. 10 июня 1850 г. профессор химии Киевского университета И. М. Фонберг (1801–1891 г.) выступает с речью о необходимости наук для успеха искусств и ремесел[488 - Межов В. И. Русская историческая библиография: указатель книг и статей по русской и всеобщей истории и вспомогательным наукам: за 1800–1854 вкл. : [в 3 т.]. СПб., 1892–1893. Т. 3. 1893. С. 460, 499.].

Можно сказать, что понятия «ремесла» и «художества» в XVIII в. вбирали в себя как науки, так и будущие высокие искусства: «Тесная связь искусства с ремеслами, свойственная допетровскому времени, также оставалась характерной вплоть до конца XVIII столетия. […] С постепенным усилением разделения труда, […] разграничивающего область практического ремесла и сферу искусства, декоративно–прикладное мастерство начинает вытесняться из стен Академии»[489 - Пронина И. А. Декоративное искусство… С. 51, 57–58.]. По уставу Академии художеств 1802 г. «мастерства отменились, исключая необходимые для художественных произведений», а в другом документе указывалось, что «столярная и токарная работы к художественным произведениям не относятся». Несмотря на это, класс литейного и чеканного мастерства были оставлены при Академии[490 - Там же, с. 58, 139–141.].

Вхождение новых речевых практик, приблизительно со второй половины XVII в., особенно с началом петровских преобразований конца XVII – первой четверти XVIII вв., может быть прослежено с помощью модели накладывающихся смысловых полей, взаимодействие которых усиливалось с интенсификацией реформотворческой деятельности и заимствований из других европейских культур. Это приводило, в свою очередь, к появлению адаптационных практик, помогавших приспособить новые и старые понятия и слова к новым реалиям, или отторжению нововведений как варваризмов и грубых калек из европейских языков – избыточных копий, бывших бледным отражением церковнославянских и русских слов. В зависимости от контекста, в который ставится понятие ремесла и ремесленника, может быть получен новый смысл, функция и назначение: границы между искусством и ремеслом нередко оказываются эластичными, что позволяет называть некоторые предметы, связанные с производством мебели, одежды, обуви, драгоценностей, искусством, а наука граничит с производствами, связанными с изготовлением инструментов, приборов, часов и других сложных механизмов. В связи с тем, что ремесленная форма производства была к тому времени наиболее распространенной, понятие «ремесленник» могло употребляться в применении к социальным агентам из самых разнообразных социальных страт. Это могли быть «собственно ремесленники, мелкие товаропроизводители, хозяева и работники мануфактур», художники и артисты[491 - Рындзюнский П. Г. Мелкая промышленность… С. 64.].

В связи с тонкой гранью между ремеслом–художеством и искусством, следует особо сказать о слове «примитивный», имеющем коннотации с ремеслом. В. Н. Прокофьев, говоря о традиционном понятии «профессионального искусства», употребляемого до недавнего времени как «высокого», относит последнее к архаичной академической терминологии, которой противопоставлялось народное, так называемое «низовое» искусство. Указывая на относительность данных границ и противопоставлений, Прокофьев открывает новое интерпретационное пространство для дискуссии. Снимая искусственные терминологические рамки, автор приходит к необходимости вычленения некоего промежуточного слоя, оказывающего «свое влияние и "вниз" – в среду фольклора (напр. русского или испанского лубка. – А. К.), […] и "вверх" – в среду учено–артистического профессионализма […]»[492 - Прокофьев В. Н. О трех уровнях художественной культуры Нового и Новейшего времени (к проблеме примитива в изобразительных искусствах) // Примитив и его место в художественной культуре Нового и Новейшего времени: [сборник статей] / АН СССР, ВНИИ искусствознания М–ва культуры СССР; [отв. ред. В. Н. Прокофьев]. М., 1983. С. 6–8.]. Этим промежуточным слоем оказываются ремесленники – агенты так называемой «третьей культуры».

В. Н. Прокофьев рассматривает данную проблематику «почти исключительно на материале изобразительных искусств», оговариваясь, что «третья культура» не ограничивается ими, но вбирает в себя понятие «художественного ремесла». Агенты социальности последнего действовали среди прочего в сфере цехового ремесла, хотя автор и здесь считает возможным и целесообразным убрать границу между профессионалами, т. е. цеховыми ремесленниками, и непрофессионалами – нецеховыми ремесленниками, работающими в традициях фольклора (художественные промыслы), объединяющей основой для которых являлся ремесленный профессионализм. В случае с цеховыми ремесленниками это Живописный цех, включавший в себя иконописное и живописное ремесла. Кисти мастеров этого цеха принадлежали кроме икон произведения, относящиеся к русскому купеческому и мещанскому портрету конца XVIII – первой половины XIX в. Надо сказать, что до сих пор «цеховое художественное ремесло – почти неизученное явление русской материальной и духовной культуры XVIII – XIX вв., а между тем цеховой художник–ремесленник […] – одна из центральных и самых интересных фигур городского народного искусства»[493 - Островский Г. С. Народная хуждожественная культура русского города XVIII – XX в. как проблема истории искусства// Примитив и его место в художественной культуре Нового и Новейшего времени… С. 68.].

Прокофьев показывает качественную связь между условными верхним и нижним слоями культуры, указывая на то, «что если по отношению к учено–артистическому профессионализму примитив является результатом омолаживающего снижения (нередко смехового и пародийного), то по отношению к фольклору он – результат возвышения, актуализирующей сублимации того, что в самом фольклоре не желает уже пребывать в величественной неподвижности. Он и черпает из фольклорной среды все самые беспокойные силы, – все то, что в нем имеет тенденцию сорваться с традиционного места, уйти на заработки и вообще поискать счастья…!»[494 - Прокофьев В. Н. О трех уровнях художественной культуры Нового и Новейшего времени… С. 10–11, 24.].

Вывод, к которому приходит Прокофьев: и это принципиально важная мысль для понимания истории ремесла, заключается в существовании примитива как типа культуры «не как первоначального этапа развития всей сорокатысячелетней истории искусства или какого–то стадиального ее отрезка. Речь пойдет о примитиве как своеобразном типе культуры, функционирующем одновременно и во взаимодействии с двумя другими – с непрофессиональным фольклором и учено–артистическим профессионализмом». И далее: «Две другие разновидности примитива (наряду с «примитивом серьезным». – А. К.) – лубочный и романтико–идиллический – оказались несравненно более живучими. Они–то и продолжают жить в любительском примитиве наших дней. […] "Третья культура" (т. е. культура художественного ремесла и ремесленного профессионализма. – А. К.) заслуживает такого же пристального изучения, как и две другие (т. е. фольклорная и «учено–артистическая». – А. К.). А самое главное – истинный культурный баланс Нового и Новейшего времени, истинный "объем" их художественного сознания может быть выявлен только в процессе совокупного рассмотрения всех трех имеющихся здесь уровней, находящихся в постоянном взаимодействии многократных взаимных притяжений и отталкиваний, умираний и возрождений»[495 - Там же, с. 13, 27.]. Иными словами, распространяя смысл этого высказывания до широкой проблематики ремесла на стыке МСП и крупной промышленности, данный принцип можно также применить при анализе мыслимого тематического триединства ремесла как профессионального, непрофессионального и пограничного в виде микровкраплений ремесленных практик в крупной промышленности.

Согласно коммуникативным практикам XVIII в., понятия «науки», «искусства», «художества» и «ремесла» (во множественном числе. – А. К.) могли применяться в самых различных комбинациях и контекстах, получать новое или дополнительное семантическое значение из западноевропейской традиции, как это произошло со словами «наука» и «искусство». Этим объясняется кажущаяся противоречивость и «неестественность» их совместного применения, исходя из речевых практик XXI в. Выступая в различных сочетаниях, они являлись медиумом передачи представлений человека Нового времени о науке, искусстве и художестве как о ремесле и наоборот. Объединение наук и искусств с ремеслами (художествами) не было случайным, ввиду специфики семантической традиции и тяготения к «универсалиям» того времени. По материалам немецко–латинско–русского словаря лютеранского священника Эренрейха Вейсмана, впервые изданного в Штутгарте в 1673 г., и переизданного в Петербургской Академии наук в 1731 г. и 1782 гг., а также пятой части Словаря Академии Российской 1794 г. издания, хорошо прослеживается именно эта взаимосвязь и преемственность[496 - Weismann E. Lexikon bipartitum latino–germanicum et germanico–latinum in quo latinitas prisca et pura … ex probatissimis autoribus methodo perspicua explicatur. Tl. 1–2. Stuttgart: o. V., 1673; Weismanns Petersburger Lexikon von 1731 (I–II). M?nchen: Verlag Otto Sagner, 1982, 1983, Bd. 1. S. 353, Bd. 2. S. 413; Вейсман Э. Вейсманнов немецкий лексикон с латинским… С. 326, 420, 495; Словарь… 1794, столбец 114–115; см.: Виноградов В. В. Семнадцатитомный академический словарь… С. 14; Словарь русского языка XI–XVII вв.… Вып.6. С. 266.]. Также не случайным явилось выделение ремесленных мастерских в переписи населения Петербурга 1869 г., специализировавшихся на изготовлении предметов, связанных с наукой и искусством, в особую графу. В этом году из общего числа 6882 их оказалось 435 (см. приложение 5).

2.2. Ремесленная мастерская, мануфактура, фабрика, завод

Так называемая гибридность форм существования ремесленной промышленности может быть проанализирована с помощью понятий ремесленной мастерской, мануфактуры, фабрики и завода, для чего попытаемся выявить смысловую и терминологическую границу между ними. В «Очерках русской промышленности», увидевших свет в 1924 г., И. М. Кулишер наглядно показал, что в петровские и екатерининские «фабрики» и «заводы» в XVIII веке современниками мог вкладываться другой смысл. Иная «фабрика» или «завод» ничем не отличалась от ремесленной мастерской[497 - См.: Кулишер И. М. Очерк истории… С. 135–136, 140–142; «Следует заметить, что и самые распространенные городские промышленные заведения, необоснованно называвшиеся в современных документах "фабриками" и "заводами", также стояли если не на ремесленной, то на стадии мелкотоварного производства» (Рындзюнский П. Г. Мелкая промышленность… С. 70).]. Это значит, что граница между названными типами «промышленных» предприятий была зачастую условной и могла перемещаться как в ту, так и в другую сторону, в зависимости от цели и успеха проекта.

Призванные в 1813–1814 гг. в Златоуст немецкие и эльзасские мастера из Золингена и Клингенталя именовались «фабрикантами» холодного оружия, хотя в большинстве своем были ремесленными мастерами[498 - Боков В. Немецкие оружейники на Златоустовском заводе // Журнал императорского русского военно–исторического общества. СПб., 1913. № 5–6. С. 290–292; Окунцов Ю. П. Златоустовская оружейная фабрика. Москва, 2011; Показательно, что иностранные мастера в первые годы селились отдельными подворьями, при которых находились их ремесленные мастерские, как это было заведено у них на родине.]. Это и есть объяснение того, почему известный «фабрикант» Петр Вейерсберг, приехавший с братом и сыновьями: Фридрихом, Василием, Густавом, Эдуардом и Рейнгардом, на Оружейную фабрику в Златоуст, работал там браковщиком, получая при этом самое высокое жалованье в 3000 рублей в год[499 - Ермакова О. К. Государственная политика привлечения иностранных специалистов на уральские заводы (первая половина XIX в.) // Quaestio Rossica. 2014. № 3. С. 242–252.]. Мог наблюдаться и обратный эффект, когда ремесла идентифицировались с крупными предприятиями. В своем путеводителе по Петербургу 1820 г. Г. Л. фон Аттенгофер писал: «Рукоделия, доставляющие пропитание большей части жителей города и его окрестностей в новейшие времена весьма размножились и усовершились. На императорских фабриках и частным лицам принадлежащих занимаются до 30.000 человек»[500 - Аттенгофер Г. Л. ф. Медико–топографическое описание Санктпетербурга… С. 265.].

Не всегда можно было с точностью отделить предпринимателей нового крупного машинного производства от самих ремесленников, становившихся зачастую заводчиками, принимавшими самое активное участие во внедрении новаций. Ведь революция машин предполагала революцию в сознании, в идеях, которые захватывали и будоражили умы не только купечества, но и самих ремесленников. По иронии судьбы, именно известный английский предприниматель и потомственный гончар Джозайя Уэджвуд рекомендовал Джеймсу Уатту управлять своим телом так же, как он это делает с любой другой машиной под его руководством[501 - De Munck B. Artisans, Products and Gifts… P. 57.]. В 1812 г., после нескольких продаж и банкротства «гончарной фабрики», наследство Уэджвуда досталось Джону Мозли (John Mosley), сдававшему «фабрику» в аренду небольшими частями различным гончарам. Эту же форму производства описывал Туган–Барановский в России. Позже на этой фабрике было налажено производство фаянса для североамериканского рынка[502 - The Wedgwood Family Blog. URL: http://wedgwoodfamily.blogspot.ru/2007/04/churchyard– house–and–pottery–works.html (дата обращения: 07.07.2016).].

Применение данного термина мало чем отличалось в Петровскую эпоху. Достаточно привести несколько хрестоматийных случаев. Указом от 8 июня 1717 г. подканцлеру барону Петру Шафирову и тайному советнику графу Петру Толстому представлено «труд приложить, дабы в нашем государстве учредить фабрику или художества всяких материй и парчей», где художества являются синонимом ремесел или промышленности вообще[503 - ПСЗ–1. T. 5. № 3089. С. 496–497.]. В том же указе говорилось, что правительство брало на себя обязательство, предоставить сановным предпринимателям там, где «те заводы зaвесть заблагоразсудят, на первое время готовые дворы строением безденежно»[504 - Там же.]. Из текста указа видно, что слова «завод» и «фабрика» применяются как синонимы. Во многих случаях такие предприятия являлись расширенными ремесленными мастерскими, а «фабриками несомненно именуются и небольшие ремесленные мастерские»[505 - Кулишер И. М. Очерк истории… С. 140.].

В 1718 г. купец Павел Вестов получает «право на исключительное устройство в Москве сахарных заводов на 10 лет, в 1719 г. стольнику Афанасию Савелову и купеческим сыновьям Томилиным [даются] привилегии на устройство скипидарных, канифольных и гарпиусных заводов»[506 - Там же, с. 103; Гарпиус – тождественное с канифолью; слово, заимствованное, видимо, от немецкого Kolophonium, производное от ионического города Колофон, являвшегося в античности центром торговли данным сырьем, – вареная и очищенная белая смола; твердая и ломкая смола, остающаяся от перегонки жидкой (живицы), при добыче скипидара. Иногда так называют смоляную мастику, сплавную смолку. Гарпиусовый, из гарпиуса сделанный; гарпиусный, то же, или к нему относящийся (Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля. Т. 1. СПб.; М., 1903. С. 848).]. По мнению Кулишера, с которым можно согласиться, законодатели имели ввиду не форму производства, а производство как таковое: оружия, тканей, льна, сукна, куда можно включить и сельское хозяйство и кустарную избу[507 - Кулишер И. М. Очерк истории… С. 136.]. Характерно, что под словом «завод» или «заводчик» в XVII – XVIII вв., мог пониматься также мелкий или средний предприниматель, «заводивший промышленные заведения», производительность и форма производства которых могла ненамного отличаться от ремесленной или кустарной мастерской.

В дальнейшем повествовании И. М. Кулишер приводит множество примеров, когда под собирательным словом «промышленность» в XVIII в. могли пониматься фабрика, завод, мануфактура, ремесленная мастерская или кустарная изба[508 - Там же, с. 135–142; Под ремесленной мастерской понимается ручное производство с применением ручных инструментов и/или механических приспособлений (прялка, ткацкий, токарный станок и т.д.) с небольшим количеством работников, включая мастера, подмастерьев и учеников, владеющих, за исключением последних, как правило, всеми операциями для производства конечного продукта.]. В двух последних случаях историк разделяет понятия ремесленника и кустаря. Первый работает на себя и локализуется, как правило, в городе, второй – на селе и работает на скупщика[509 - Об аналогичной роли кустарных промыслов, распространенных так же широко, как и традиционное ремесло в протоиндустриальный период при образовании капиталистических отношений в Западной Европе XIX в. пишет Г. Фоглер. Кустарные мастера получали от скупщиков материалы и отдавали готовый продукт или его часть. Если практически они становились наемными рабочими на дому, то это еще не значило, что они действительно должны были стать в ближайшем будущем таковыми на фабрике. Отчасти можно согласиться с Фоглером, считающим, что таким образом они готовились принять фабричные порядки. И все же не стоит преувеличивать роль такой подготовки кустарного производства как фактический переход к таковым порядкам, способным трансформироваться в различные производственные формы от фабрики до кооператива (Duchhardt H. Europa am Vorabend der Moderne: 1650–1800. Stuttgart, 2003. S. 121; Vogler G. Europas Aufbruch in die Neuzeit: 1500–1650, Stuttgart, 2003. S. 274–275; Pierenkemper Е. Gewerbe und Industrie… S. 9, 14).]. До начала XX в. расхожее понятие «ремесленная промышленность» применялось в противовес крупной. Почему – становится понятным из этимологии этого слова. Оно происходит от глагола промышлять, а то, в свою очередь, от сущ. м. р. «промысел». В данном случае слово «промысел» понимается как дело, занятие, дающее средства к существованию[510 - Плетнева А. А., Кравецкий А. Г. Служба, промысел, работа: к истории слов и понятий // Очерки исторической семантики русского языка раннего Нового времени / Под. ред. В. М. Живова. М., 2009. С. 137–154.]. .

В 1696 г. Петр I, обращаясь к тульскому кузнецу Никите Антуфьеву (родоначальнику горнозаводчиков Демидовых): «"Постарайся Демидыч распространить свою фабрику", […] предлагает ему расширить свое чугунное, плавильное и оружейное производство, которое выполнялось в то время тульскими казенными кузнецами в своих же избах ремесленным способом»[511 - Кулишер И. М. Очерк истории… С. 136.]. То же касается и Тульского оружейного завода с 70–х годов XVII в., вплоть до 1873 г., означавшего «лишь нечто собирательное в смысле целой группы мелких самостоятельных заведений, работавших, главным образом на казну, но также и для вольного рынка»[512 - Там же.]. В указе Петра 1712 г. с выражением «завод суконный размножать», имеется ввиду ничто иное как «lа fabrique de soie lyonnaise», или «лионск[ая] шелков[ая] промышленность, которая производилась исключительно в кустарных мастерских»[513 - Там же.]. Эти случаи невозможно подвести под один знаменатель, так как в это время сосуществуют разные виды мануфактур: централизованной и рассеянной, имевших в своей основе разделение труда и ремесленные технологии производства. Этим объясняется «растворение» мануфактур с началом промышленной революции и их вытеснение заводом и фабрикой. Ремесленная же мастерская продолжала соседствовать с последними, оставаясь в отдельных отраслях производства до сегодняшнего дня безальтернативным поставщиком качественных индивидуальных продуктов.

В отношении слова «промышленность» необходимо сказать, что долгое время не существовало четкой границы между «ремесленной промышленностью» и «крупной промышленностью» (нем. Gewerbe und Industrie), граница между которыми четко обозначилась лишь в эпоху индустриализации последней трети XIX в.[514 - Pierenkemper Т. Gewerbe und Industrie… S. 3; Понятия «легкой и тяжелой промышленности» применимы лишь с началом индустриализации, когда образовываются соответствующие отрасли промышленности.] До этого времени под промышленностью (= промысел), особенно в XVIII в., понималась любая хозяйственная деятельность, приносящая прибыль, а индустрия означала ничто иное как прилежное старание, деятельность (ср. лат. industria, industrius от *endostruos «строящий в глубине, внутри)»[515 - Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В четырех томах. Т. 3. СПб., 1996. С. 132, 375; Черных П. Я. Историко–этимологический словарь современного русского языка. В 2 т. Т. 1. М., 1999. С. 346–347. В чешском индустриальный (чаще prumyslov?), индустрия «prumysl», и польском przemyslowy и przemysl, т. е. идентично русскому «промысел»; См.: Pierenkemper Т. Gewerbe und Industrie…]. В. В. Виноградов дал важное разъяснение относительно происхождения этого слова: «Слово промышленность представляет собой образование от причастия промышленный ("т. е. добытый, полученный каким–нибудь промыслом"). Оно употреблялось в русском литературном языке XVIII в. докарамзинского периода в значении: "Способ или род промысла, в чем кто упражняется, особенно занимается. Всякой живет своею промышленностию. Промышленность полезная и честная". Глагол же промышлять в высоком слоге имел значение: "заботиться, попечительствовать", а в просторечии обозначал: а) Кормиться, добывать, доставлять, получать пропитание себе каким–либо промыслом. Промышлять рукоделием, подрядами. б) Искать, стараться найти, достать что. Промыслить денег»[516 - Виноградов В. В. История слов: ок. 1500 сл. и выражений и более 5000 сл., с ними связанных; отв. ред. Н.Ю. Шведова; ред.–сост. Е. С. Копорская [и др.]. М., 1999. С. 574.]. Всякий «горожанин промышляет торгом, рукоделием, ремеслом»[517 - Плетнева А. А., Кравецкий А. Г. Служба, промысел, работа: к истории слов и понятий… С. 137.].

Иными словами, понятия «ремесла» и «ремесленной мастерской» ставятся в более широкий контекст ремесленной промышленности и ремесленных практик в городе, деревне, горнозаводском поселке, морском торговом судне, в ремесленной мастерской, кустарной избе и т. д. Главное, что их объединяет – ручная работа мастера с помощью различных инструментов и технических приспособлений для производства штучного или мелкосерийного формата. Благодаря этому свойству ремесленного труда оно полностью укладывается в понятие полиморфизма, т. е. многообразия производственных форм ремесленного труда. Альф Людтке обращается к термину «полиморфной синхронности», введенному Юргеном Коккой, чтобы проанализировать «неопределенную» многослойность рабочего класса[518 - Людтке А. История повседневности в Германии: новые подходы к изучению труда, войны и власти; [пер. с англ. и нем. К. А. Левинскона и др.; под общей ред. и с предисл. С. В. Журавлева]. М., 2010. С. 33.]. Этот методологический прием можно вполне перенести на ремесло с еще большим уровнем полиморфной синхронности и более высоким уровнем гетерогенности, где к традиционным мастеру, подмастерью и ученику добавляются рабочие в мастерской и поштучники или одиночки на стороне, а в ремесленной мастерской столетие спустя появляются новые практики с применением моторов и последних достижений научно– технической революции.