Шаман

– По Моллериусу мои соображения следующие. Царю он написал пугливое осторожное письмо без какой-либо конкретики. Но, как человек высокого статуса, в чём ты прав, он никогда бы на такое не решился, не будь у него достоверных сведений по СЛТ. Никогда бы он не поделился слухами и сплетнями в личном письме к Императору. Это очевидно. Такая психологическая хватка к тебе со временем придёт. Моллериус сто процентов знает больше, чем в письме сообщил. Он просто побоялся указать детали, запутавшись в оценке их восприятия Императором. Поэтому именно с доверительного разговора с ним надо начинать расследование.

Встречу с Моллериусом я попробую организовать на днях, если повезёт, то уже завтра. Мне он точно не откажет. В крайнем случае, тыкнем ему в нос твоей доверенностью, в которой недвусмысленно содержится требование премьер-министра твоей деятельности помогать. С твоей бумагой можно устроить допрос любого высокопоставленного лица. В этом плане она блестящая. С подобными документами, признаться, я никогда не сталкивался. Это уникальная бумага, по сути, открывающая в империи любые двери.

Пётр машинально коснулся её в своём внутреннем кармане сюртука, проверяя, не обронил ли он её. На будущее он решил усилить её безопасность дополнительной к карману булавкой. Даже случайно потерять такую важную бумагу было верхом разгильдяйства.

– Вы надолго приехали в Петербург? – осмелился спросить он.

– Ненадолго. С Императором и с премьер-министром встретился, с Филипповым дела обсудил да готов уже на этом Петербургу откланяться. У меня в Москве дел выше головы. Сыск там расхлябан, деморализован, по факту, держится лишь на моих кулаках. Мне там придётся пройти семь кругов ада, чтобы из него выстроить структуру, подобную петербуржской. Но, – Кошко тяжело махнул рукой, – этот вопрос тебя не касается.

Расследование по СЛТ Столыпин доверил Филиппову и мне. Соответственно, я должен тебе помочь его начать. Встречу с Моллериусом, ключевым свидетелем, я организую. Мне, к тому же, самому интересно выслушать его показания. Всё-таки дело предельно неординарное, вызывающее интерес. Приложу все усилия, чтобы она состоялась уже завтра.

– Император вас по СЛТ к себе вызывал?

– Вот опять ты лезешь через забор выше собственного роста! Не имеешь ты права меня о подобном расспрашивать!

– Я не из праздного любопытства, поверьте. Мне надо понимать масштаб происходящего.

– Эх, Суворов, Суворов. Погубит тебя твоя заносчивость. Перспективный ты сыщик, но не по статусу прыткий.

Не знаю, может быть, из тебя получится величайший сыщик империи, во всяком случае, все задатки в тебе для этого есть. Если только несдержанность не погубит тебя раньше срока. Я тебя терплю, потому что полтора года лично знаю, а под началом твоего отца служил в пехотном батальоне. Но когда ты подобным тоном разговоришься с человеком властолюбивым, тщеславным, к сентиментальности не склонным, это тебе с рук не сойдёт. В твоих интересах запомнить это моё тебе предостережение. В своей бестактной дерзости ты ходишь над пропастью по тонкой струне. И сорваться вниз у таких как ты шансов намного больше, нежели дойти до другого берега. Поверь мне, я по себе знаю, что говорю.

Чёрт с тобой, слушай правду. Может быть, в мемуарах обо мне когда-нибудь напишешь. Никому о ней только при жизни моей ни слова!

– Клянусь вам.

– Император вызвал меня на личный доклад по ситуации в московском сыске. Он узнал от Столыпина, что я приезжаю в Петербург по его вызову, и по случаю решил со мной переговорить. Ситуацию в Москве он держит на своём контроле. На должность начальника московского сыска я им официально ещё не утверждён, нахожусь в подвешенном состоянии – он пока к моей службе там присматривается. Я тоже, как и ты, дерзкий, что, впрочем, ты знаешь, поэтому я настоял на прояснении им этого вопроса. Я не могу при такой неопределённости всецело отдаваться тяжелейшей службе. Он меня заверил, что деятельностью моей доволен и в начале мая, недели через две, официально утвердит меня в должности начальника. Позавчера он задобрил меня деньгами, выдав значительную премию – на обустройство в Москве да на поддержку моральную.

Для тебя важно не это. Важно то, с кем я имел случай повстречаться в Царском Селе. И вот здесь эта история уже может касаться твоей судьбы. Поэтому слушай меня внимательно.

Вместе со мной к Императору были приглашены трое людей, имеющих отношение к раскрытому тобой «делу Шамана»: ведущий следствие судья окружного суда, подчинённый ему судебный следователь и надзирающий за делом прокурор. Я встречался с Императором по случаю, не запланировано, а они втроём были вызваны им заранее для оглашения указа о повышении их по службе. Судья с повышением в чине и должности направляется в Москву, следователь назначается коронным судьёй окружного суда[34 - В окружных судах судили профессиональные и несменяемые коронные судьи. «Коронные», то есть назначаемые Императором.] Самары, а прокурор решением Сената[35 - Правительствующий Сенат – высший государственный орган законодательной, исполнительной и судебной власти в Российской империи, подчинённый Императору и назначаемый им.] отправляется с повышением в чине и должности в Ростов-на-Дону.

– А почему это касается моей судьбы? – не понял Пётр.

– Если ты не забыл, после «дела Шамана» тебя тоже поощрили повышением в чине. Ты получил губернского секретаря досрочно. Ввиду тщеславности тебе такое повышение наверняка показалось естественным звеном в карьере. Между тем ты должен понимать, что в двадцать четыре года в должности надзирателя получить такой высокий чин, многие служивые которого и в сорок лет не видят, не просто странно, а вопиюще несвоевременно…

– То есть меня повысили незаслуженно?! – взвинтился Пётр.

– Опять ты, чёрт бы тебя побрал, меня перебиваешь! – разозлился вновь Кошко. – Когда ты научишься слушать людей, проглатывая свои прыткие вопросы внутри себя?! Вот явно видно, что тебя в детстве не пороли!

– Молчу.

– За блестяще расследованное «дело Шамана» ты заслужил похвал, это не обсуждается, но не чином губернского секретаря. Тебя могли наградить орденом, денежной премией, отпуском, но не чином двенадцатого класса Табели о рангах. Ты воспринимаешь, что я тебе говорю, или готов продолжать дальше обиженно надувать губы?

– Воспринимаю. Я же не законченный идиот. Даже несмотря на то, что ваши слова меня задевают.

– Не мои слова, а мои сведения. Я лучше тебя знаю, как система устроена. Она очень бюрократизирована. Никогда рука градоначальника не осмелится подписать пером ходатайство Императору о повышении до чина губернского секретаря надзирателя, всего два года как пришедшего в сыск с улицы. Даже если этим надзирателем будет гений сыска невиданный.

– Хорошо, я вас услышал. О чём, по-вашему, моё повышение в чине говорит?

– О том, что тебя готовятся перевести из Петербурга в другой город с повышением в должности. Следом за судьёй, следователем и прокурором. Только в этом я вижу логику.

– Куда перевести?! Меня Филиппов не отпустит! Он же при вас говорил об этом!

– Да Филиппова никто не спросит! Переведут приказом с самого верха! Филиппову останется только смириться. Ты что, думаешь, что, когда меня, например, переводили в московский сыск, мнение Филиппова кто-то спрашивал? Даже моё мнение никого не интересовало! Столыпин мне приказал таким тоном, что я не мог его ослушаться. Такие вещи часто делают без согласия, исключительно по необходимости. Если бы моего или филипповского мнения испрашивали, я бы до сих пор служил здесь, в Петербурге его помощником. Филиппов категорически не хотел меня отпускать. А я не имел ни малейшего желания уезжать служить в провинцию, тем более в Москву, в которой сыск сегодня глубоко разложен коррупцией, непрофессионализмом и неопределённостью.

– Хорошо, зачем меня хотят перевести в другой город?

– Это ключевой вопрос, ты даже не подозреваешь, насколько важный. Кто-то очень влиятельный, из самых верхов, заинтересован всех лиц, причастных к «делу Шамана», из Петербурга убрать. Всех, кроме Филиппова, который, как я думаю, имеет слишком высокий статус и личное доверие Императора, чтобы с ним так поступить.

– Но зачем!!! – не выдержав, воскликнул Пётр, напуганный словами Кошко. Он пока ещё ничего не понимал из этого откровения. Оттого его мозг пребывал в состоянии страшной паники.

– Кто-то хочет, чтобы в Петербурге не осталось людей, кроме Филиппова, знакомых с «делом Шамана». Причина может быть только одна – «дело Шамана» тобой распутано не до конца. Убийцу ты нашёл, но мотив его установил не с полной точностью. Григорьева является более сложным персонажем, чем нам это кажется. Кто-то из высокопоставленных лиц Петербурга хочет, чтобы подробности по личности Григорьевой навсегда остались в тайне.

Важная деталь вот в чём. О причастности к убийству детей Григорьевой деревенские не могли не знать, как минимум, они должны были подозревать о подобном. О том, что Григорьева своих внуков ненавидела, что хотела развести своего сына с невесткой, их матерью, что убийство детей только ей на руку, они знали все поголовно. Но при этом все эти подозрения и сведения они сообща от следствия утаили. Григорьева то ли держала деревенских в какой-то от себя зависимости, то ли была связана с ними каким-то другим преступлением, ещё более жестоким. По сути, если копать до конца, там всю деревню надо представлять перед судом за укрывательство убийцы.

Узнав в январе сего года об убийстве в Степановке, о том, что делом занялся департамент полиции[36 - Департамент полиции Министерства внутренних дел был создан в 1883-м году для осуществления политического сыска.], что выглядело очень странно, поскольку никакого политического подтекста визуально видно не было, я стал наводить справки. – Пётр машинально отметил про себя, что в то время Кошко ещё служил помощником Филиппова, до его перевода в Москву оставался месяц. – Вот что мне удалось тогда выяснить.

Деревня называлась Степановкой по имени помещика Степанова. Тот образовал эту деревню во второй половине прошлого века. При нём деревня разрослась до тридцати дворов[37 - Понятия «крестьянский двор» и «крестьянская семья» тождественны. Двор – административная единица учёта при обложении крестьян повинностями.]. Степанов слыл добрым, покладистым человеком, родом из крестьян. Но его сын Степанов-младший был жестоким и алчным человеком. Крестьян, которые пришли в деревню жить ещё при его отце, он избивал, облагал незаконными поборами. Имел свойство напиваться и устраивать в деревне дебоши. Местных он так затерроризировал, что многие оттуда сбежали, побросав свои дома. К концу прошлого века в Степановке осталось только пятнадцать семей из тех, кому бежать было некуда, кто вынужден был смириться с жестокими порядками.

В 1891-м году, семнадцать лет назад, Степанов-младший, тогда ему было тридцать лет, вместе со своей семьёй поехал в Мурино и бесследно пропал по дороге. Никто никогда его больше не видел.

Степановка, избавленная от жестокого помещика, стала жить свободней, спокойней, сытней.

История эта загадочная, покрытая тайной и поэтому очень интересная.

Кошко посмотрел на внимательно слушавшего его Петра и задумчиво усмехнулся:

– Если бы я не был переведён в Москву, на большое от Петербурга удаление, я бы обязательно уделил время доскональному разбирательству по ней. Григорьева однозначно интересный персонаж. Интересный персонаж Степанов-младший, пропавший без вести. И, безусловно, интересный персонаж Шаман, на свою беду пришедший жить в эту деревню с таинственной историей.

– Вы хотите сказать, что в «деле Шамана» нам видна только верхушка айсберга? Что ситуация в Степановке намного сложней и запутанней?

– Именно так. Эх, – Кошко громко вздохнул, – с удовольствием оставил бы службу на полгодика и занялся этой Степановкой по полному кругу! Я чувствую, что в этом деле сокрыто столько тайн, что на целый роман хватит! Может быть, когда-нибудь, занявшись мемуарами, я бы о «деле Шамана» написал!

Личности Степановых, Григорьевых, Шамана покрыты мраком.

Каким конкретно навыкам Шаман нойдами Кольского полуострова был обучен? Почему он бежал с этого полуострова, почему прибыл именно в Степановку, а не осел в Мурино, где заработать деньги на пропитание гораздо проще? Каким образом полвека назад Степанов-старший образовал в глухом лесу, вдали от поселений, дорог своё поместье? Что конкретно вытворял его разнузданный сын Степанов-младший и при каких обстоятельствах исчез? Кто такие на самом деле эти Григорьевы-старшие – дед и бабка убитых детей? Так ли уж от сердечного приступа скончался Григорьев-старший или его кто-то убил? Почему вся деревня робела перед его женой? Почему никто не донёс следствию о том, что смерть внуков была выгодна только ей? Почему мать убитых детей, невестка Григорьевой, ненавидя её и подозревая о её причастности к смерти детей, не раскрыла следствию свои подозрения? Почему к «делу Шамана» были привлечены жандармы губернского жандармского управления[38 - Губернское жандармское управление – подчиняющееся Департаменту полиции подразделение политического сыска, осуществляющее дознание (расследование) по делам о государственных преступлениях.], а не мы, уголовные сыщики? Почему дом Шамана при обыске был перевёрнут кверху дном, словно жандармы специально уничтожали внутри него все относящиеся к делу улики? Почему судебный следователь не захотел рассматривать в качестве подозреваемых никого, кроме Шамана? Почему он, зная, что «дело Шамана» ведёт губернское жандармское управление, послал в Степановку филипповского сыщика? Так ли уж следствию были нужны эти спицы? Зная наши суды, можно быть уверенным в том, что Шамана приговорили бы к каторге и без них, только на основе показаний свидетелей. Почему все жители из деревни уехали, спалив её дотла? Мести Шамана испугались или чего-то ещё? И почему, в конце концов, все причастные к делу лица – судья, следователь, прокурор – так подозрительно одновременно по разным городам переводятся?

– Вы не поверите, но некоторыми из перечисленных вами вопросов я задавался в Степановке сам! – возбуждённый словами Кошко, воскликнул Пётр.

– Отчего же, поверю. Иначе ты не раскрыл бы это запутанное дело, не вышел бы на истинного убийцу детей.

Такие преступления, при которых все свидетели умышленно покрывают убийцу, общим сговором придерживаются единой легенды, умалчивают о любых важных обстоятельствах, расследовать невероятно тяжело, а если говорить точнее, невозможно. Дела, которые базируются исключительно на свидетельских показаниях, лишённые вещественных доказательств, невозможно расследовать, если все свидетельские показания единым умыслом искажены.

Поэтому тот факт, что тебе всё-таки удалось хитрыми оперативными путями собрать по Григорьевой обличающие сведения, доказать её вину и способствовать аресту, является сыскным триумфом, оперативным подвигом.

Поэтому когда мы с Филипповым называем тебя самым перспективным сыщиком, то отнюдь не лукавим в этом. Ты на самом деле уникальный малец. Бог наградил тебя большим даром как в наблюдательности, так и в искусстве построения сложных умственных конструкций.

Шаману и его семье невероятно повезло, что в Степановку послали именно тебя – одарённого сыскным талантом наглеца.