Шаман

Пётр сошёл на мостовую и, пока Кошко расплачивался с извозчиком, быстро осмотрелся. Доходный дом, в котором жил Моллериус, был четырёхэтажным кирпичным зданием, оштукатуренным и выкрашенным в жёлтую краску, снаружи довольно скромным. По центру фасада дома располагался проход во внутренний двор, слева от него находилось парадное крыльцо. Судя по отделке фасада здания, самым престижным этажом в нём был третий – окна квартир третьего этажа были отделаны снаружи чуть побогаче, чем остальных этажей. Наверняка бывший губернатор арендовал квартиру именно на нём.

Поправляя на себе пальто, к Петру шагнул Кошко. Тот быстро, без интереса, осмотрел фасад и повелительно подтолкнул Петра к крыльцу плечом:

– Идём, нечего тут рассматривать.

Дверь перед ними открыл швейцар.

– Доброе утро, господа, к кому изволили пожаловать? – учтиво поинтересовался он.

– К Его превосходительству господину Моллериусу, – коротко ответил Кошко, всем своим видом показывая, что тратить время на общение со швейцаром он не намерен.

Швейцар учтиво поклонился и шагнул в сторону, освобождая им путь внутрь.

За входной дверью их встретила унылая, ничем не примечательная парадная лестница. Слева перед ней располагался небольшой дубовый стол, за которым швейцар коротал время в отсутствие гостей. Чуть дальше стола располагалась дверь его каморки, слегка приоткрытая.

– Моллериусы живут на третьем этаже! – раздался за их спинами голос швейцара. – Там будет единственная дверь, не ошибётесь. Мне проводить вас?

Кошко, не оборачиваясь, отрицательно мотнул головой и первым зашагал по ступеням наверх. Пётр поспешил следом. Он уже прикидывал в уме, насколько должна быть огромной квартира бывшего иркутского губернатора, если она занимает собой весь третий этаж фасадной части дома. Внешняя скромность здания могла оказаться обманчивой – внутри него могли располагаться роскошные квартиры.

Остановившись перед дверью квартиры Моллериуса, Кошко снял с себя пальто, котелок, требовательным взглядом повелевая Петру проделать то же самое, и, быстро осмотрев его дорогой костюм, явно удовлетворённый его видом, постучался.

Дверь спустя полминуты приоткрыла молоденькая горничная, одетая в опрятную чистенькую одежду. Увидев двух господ в чёрных сюртуках, она тоненьким голоском прокричала внутрь квартиры:

– Иван Петрович, к вам пожаловали двое господ!

– Впускай немедленно! – раздался издалека приглушённый мужской голос. – И поставь немедленно самовар!

Горничная распахнула высокую дверь во всю ширь и отступила в сторону. Дождавшись, когда Кошко с Петром войдут внутрь, она спешно закрыла за ними дверь, учтиво взяла из их рук верхнюю одежду и повесила на позолочённую вешалку. Поклонившись, она засеменила в сторону кухни, готовить гостям традиционное угощенье – чай со сладостями.

Пётр, оказавшись в огромной прихожей, быстрым цепким взглядом осмотрелся. Слева от него располагалась большая ванная комната, за ней кухня и комната прислуги. В стене перед ним возвышались на удалении друг от друга три плотно закрытые двери, ведущие в большие комнаты, окна которых выходили на Литейный. Справа за приоткрытыми широкими двойными дверями располагалась огромная гостиная (голос хозяина квартиры раздался прежде оттуда). На полу лежал огромный ковёр, цены немыслимой. Стены прихожей были оклеены дорогими шёлковыми обоями золотистого цвета. С белого, окрашенного краской высокого потолка под две сажени, свисала большая хрустальная электрическая люстра с множеством лампочек.

В подобных дорогих квартирах он прежде бывал, работая по убийствам и грабежам купцов, но всякий раз поражался их масштабом и изыском. Такая квартира, расположенная в доме на Литейном, на пять или шесть комнат, стоила от 70 до 100 арендных рублей в месяц – от 850 до 1200 рублей в год[41 - Арендная плата в доходных домах бралась, как правило, за год вперёд.]. Позволить себе такую квартиру могли единичные люди – зажиточные купцы или чиновники очень высокого ранга.

За двойными дверями послышались шаги приближающегося человека, и через мгновения перед ними предстал бывший иркутский губернатор собственной персоной.

Моллериус был пожилым мужчиной среднего роста, худощавой комплекции, с утончённым благородным лицом, на котором располагались коротко остриженная борода с проседью и лихие усы. Его волосы на голове, чёрные, с проседью, с залысиной, коротко остриженные, блестели влажной укладкой в строгую причёску. Одет он был в чёрные отглаженные брюки и начищенный сюртук. Под сюртуком сверкала белизной шёлковая рубашка, стоячий воротник которой был стянут чёрным галстуком-бабочкой. На ногах лакированные туфли. По внешнему виду было видно, что к приёму гостей он подготовился.

– Ваше превосходительство, надворный советник[42 - Надворный советник – чин 7 класса Табели о рангах, равнозначный подполковнику в армии.] Кошко Аркадий Францевич и губернский секретарь Суворов Пётр Васильевич имеют честь вас приветствовать! – громким голосом поздоровался Кошко.

– Моллериус Иван Петрович, – представился мужчина, приветственно кивнув головой.

Сыщики прошли в гостиную, куда их жестом руки пригласил губернатор.

Гостиная оказалась большой и просторной. Её убранство было богатым – ковёр на полу, позолоченная мебель, шёлковые светло-зелёные обои. По центру располагался большой обеденный стол с восемью стульями, на котором стояла плетёная корзина со сладостями – печеньем, пряниками, конфетами. Дальше, возле трёх больших окон, выходящих на Литейный, занавешенных белыми шёлковыми тюлями, вокруг столика из белого мрамора стояли три огромных дорогих кресла. В стене справа возле входа в гостиную располагалась дверь, ведущая, по-видимому, в кабинет, сейчас плотно закрытая. Судя по всему, окна кабинета выходили во внутренний двор доходного дома.

Моллериус указал рукой на кресла:

– Присаживайтесь.

Пётр вслед за Кошко прошёл в освещённую уличным светом часть гостиной и занял по велению того второе кресло, расположенное к окнам спинкой. Кресло, в которое опустился Моллериус, оказалось напротив них, лицом к центральному окну. Пётр отметил про себя тонкую смекалку начальника – они оба оказались в полутени, в то время как губернатор оказался освещён пасмурным дневным светом, достаточным для того, чтобы можно было наблюдать подвижность его мимики.

В гостиную вбежала горничная, несущая в руках медный самовар, из которого валил густой пар. Она поставила его на обеденный стол и торопливо разлила по трём чашкам ароматный дорогой китайский чай. Расставив фарфоровые чашки по журнальному столику, она отбежала к обеденному столу и через мгновения вернулась с корзинкой со сладостями, которую аккуратно поставила по центру. Повелеваясь требовательному взгляду губернатора, она убежала в прихожую, по пути плотно закрыв за собой обе двери.

Моллериус пригубил чай, аккуратно поставил горячую чашку на блюдце и, приподняв голову, поочерёдно посмотрел на своих гостей, всем своим видом показывая, что готов их слушать.

Кошко тихонько откашлялся и полез в свой огромный портфель, который принёс с собой (свой портфель Пётр поставил на пол возле своего кресла). Поковырявшись в бумагах, которых там оказалось великое множество, он аккуратно извлёк вчетверо сложенный лист дорогой жёлтой бумаги, уже знакомый Петру. Расправив лист, он положил его на столик перед губернатором. Моллериус сопровождал всё это действо внимательным взглядом. Своё письмо царю он сразу опознал.

– Зачем вы написали это Императору седьмого марта сего года? – соблюдая деликатную интонацию, спросил Кошко.

– Это несколько неприличный вопрос, – сказал тот, к письму не прикасаясь. – Я написал Государю Императору, а не вам.

– Видите ли, Иван Петрович, Император вашим письмом заинтересовался и повелел Столыпину Петру Аркадьевичу все изложенные в нём сведения проверить. А Пётр Аркадьевич дал указание нам, сыщикам, провести по ним тщательное расследование. Только поэтому мы тут, у вас в гостях, смеем вас по нему беспокоить.

Моллериус вновь пригубил чай и внимательно посмотрел сначала на Петра, потом на Кошко.

– Вы хотите сказать, что расследованием займётся этот человек? Губернский секретарь? Невысокий сыскной чиновник?

Пётр побагровел от негодования, но Кошко успел пресечь его словесный выпад в защиту звёзд своих петлиц сверкающим испепеляющим взглядом, в котором буквально читался его яростный крик: «Молчать!!!»

– Этот губернский секретарь, Ваше превосходительство, – откашлявшись, тихо, но твёрдо произнёс он, – на данный момент времени является лучшим сыщиком империи. Не по возрасту, чинам и заслугам, а по своему внутреннему содержанию. Если мои слова вам покажутся высокопарными, немедленно позвоните начальнику уголовного сыска Санкт-Петербурга, Филиппову Владимиру Гавриловичу, и он вам мои слова подтвердит.

Моллериус удивлённо осмотрел Петра, всё так же залитого краской, но уже от неожиданных лестных слов начальника, и произнёс:

– Хорошо, призываю вас считать, что я последних слов не произносил. Я не буду ничего проверять, я вам поверю. А вас, Пётр Васильевич, – Моллериус посмотрел на Петра, – я призываю мои слова не принимать близко к сердцу. Вы должны понимать сами, что ваш чин более чем странен для подобного рода расследования. Вам сколько лет?

– Двадцать четыре года, – собравшись, твёрдо произнёс Пётр, прекрасно понимая, как это число звучит на самом деле небольшим.

Но Моллериус так не посчитал:

– Прекрасный возраст для начала карьеры. Если вы уже в таком возрасте заслужили подобных слов от начальников петербуржского и московского сысков, то примите моё искреннее вам уважение.

Моллериус вёл себя благородно, размеренно, ставил речь тщательно. Пётр помимо своей воли наполнился к нему симпатией. Даже обронив нелицеприятные слова, тот сумел удержать ситуацию под своим контролем. Чувствовалась его многолетняя губернаторская закалка.

– Так что вы хотите от меня узнать? – спросил тот, поглядывая поочерёдно то на Кошко, то на Петра.

– Что вас побудило написать Императору такое письмо? – спросил Кошко.

– Не что, а кто. Меня упросила написать данное письмо моя жена.

К такому неожиданному ответу оказался не готов даже Кошко. Судя по виду, он опешил, услышав его.

– Если вы не возражаете, я могу её к нам пригласить.

– Нет, не возражаем.

– Анастасия Петровна, просим вас к нам! – громко произнёс Моллериус, посмотрев на дверь, связывающую гостиную со смежной комнатой, вероятно, супружеской спальней, расположенной чуть ближе двойных дверей, ведущих в прихожую.

За дверью раздались приглушённые звуки. Вскоре дверь распахнулась, и в комнату вошла статная женщина в сером скромном шёлковом платье. Она выглядела лет на сорок, значительно моложе своего супруга. Она не была красавицей, но её лицо притягивало какой-то необычайной одухотворённостью, которая наполнила пространство комнаты лёгкими флюидами доброжелательности. Лицо Анастасии Петровны гипнотизировало, не оставляло к себе равнодушия.