Палеотроп забавы

– С какой же еще! – внезапно раздражился Эдди. – Только не пойму, как ты узнаешь, врет краснокожий или нет, – сменил он тон, – у них же не физиономия, а покерная колода.

– Хопи не врут, – Фред опять поцокал.

– Ну конечно! – начал заводиться Эдди. – Все врут – как желток в белке.

– Хопи не врут, – повторил Фред с сосредоточенным выражением лица. – Это мешает силе.

– Эдди, эй, Эдди! – Китти была уже совсем близко. – Эдди-Эдди-Эдди! – пропела на разные лады.

Не дожидаясь, пока повозка остановится, Эдвард соскочил на мостовую, и до Фреда донеслось их приглушенное воркование.

– Да брось, Эдди, брось! – Китти шутливо вырывалась из его объятий.

– Нет, ну давайте, миссис Флинн! – Эдди сжал запястье девушки, отставил руку, другой привлекая к себе за талию.

– Ах, так и быть, мистер Флинн! – она снова засмеялась, хлопнула его по плечу.

Фред с повозки смотрел, как они, дурачась, закружились посередине дороги. Длинные, черные как смоль волосы девчонки взвились, полетели по ветру фатой траурного шелка. Он отвернулся, сжал губы.

– Эдди, Эдди! – млела Китти, запрокинув голову и заливаясь смехом.

– Эй, голубки! – Фред свистнул в два пальца. – Айда за дело!

Проезжая по Норт Хилл-стрит мимо рабочих, копавших шахту инженера Шуфельта, Эдвард приподнял шляпу.

– Бог в помощь, джентльмены! – ухмыльнулся он.

Сидя рядом с женихом, Китти снова ощутила на щеке взгляд Фреда.

Она знала, что нравится этому молчаливому, хмурому бородачу, хотя давно принимала мужское внимание как должное и не подавала вида, когда перед ней хорохорились. Но Фред не хорохорился, лишь молча поедал ее взглядом холодных бледно-голубых глаз. Эх, имей Китти образование и положение в обществе, легко бы составила партию даже кому-то из парней со страниц «Лос-Анджелес Таймс»! А что, джентльмены в цилиндрах, с золотыми цепочками на шелковых жилетах таращились на нее точно так же, как и парни в промасленных робах.

Но от мысли о лощеных парнях и о том, что смогла бы променять на них Эдди, ей стало неуютно – словно взяла фальшивый аккорд на струнах сердца. Да и вдруг эти франты правда замаскированные ящеры? Вот будет история, когда под фрачным хвостом окажется еще один! Эта мысль так Китти развеселила, что она громко рассмеялась, вызвав недоуменные взгляды спутников.

Когда повозка остановилась у заброшенного склада, уже совсем стемнело. По небу плыли легкие прозрачные облака, едва заслонявшие луну. А та полными боками ярко освещала барак, прилепившийся к склону горы.

Вокруг на кучах мусора и щебня сидели нахохленные вороны и мрачно смотрели на людей, нарушивших их тихое ночное бдение.

– Кыш! – топнул на них Эдди.

– Пусть сидят, что тебе? – заступился за ворон Фред. – Птицы помогают деревьям, деревья помогают людям.

– Эти ни черта не помогают, – Эдди зажег спичку о каблук ковбойского сапога, как делали герои вестернов на его киностудии. – Те же крысы, только с крыльями!

Оставив Китти у повозки, мужчины направились к бараку. Левая створка ворот висела на одной петле, правой не было вовсе. Окна длинного одноэтажного строения были неровно заколочены досками, и она видела, как в щелях замелькали лучи фонарей.

– Только представь, – Эдди водил пятном света по стенам, – в каких-то футах под нами шастали эти хвостатые «шахтеры» и дыханием плавили камни! – Он выпустил дым из ноздрей, сделавшись похожим на одного из людей-ящеров.

Наверху, в темноте стропил, потревоженные светом и голосами, зашевелились, зашуршали крыльями летучие мыши.

– Слушай, дружище, оставил бы ты Китти в покое, – Фред неожиданно направил фонарь в лицо Эдди.

Тот заслонился ладонью:

– Ты что, спятил?

– Бросишь и ее, как жену с малышом?

– Слушай, отстань! – Эдди шагнул в сторону.

– Нет, скажи! – снова подступил Фред.

– Да что неясно? Мэл житья не давала: надо то, надо се – все чертовы мозги сожрала! – он бросил недокуренную сигарету, со злостью вдавил каблуком в пол.

– Так ничего не изменится, – Фред заглянул ему в лицо. – Когда появляются дети, заботы всегда одни и те же.

– Вот что ты сейчас завел? Нашел время! – Эдди отмахнулся, направился в дальний угол, перешагивая через кучи мусора. – Чертовщина, до подвала еще ого-го! – он накинул фонарь на крюк.

– Просто Китти еще ребенок и верит тебе, – Фред шел за ним по пятам.

– Ш-ш! – Эдди поднял ладонь. – Чуйка шепчет, где-то здесь! Ну-ка, давай, разгребем этот хлам! – он с грохотом принялся раскидывать рухлядь, нагроможденную у стены.

Китти тем временем ходила взад-вперед вдоль повозки, с ожиданием и трепетом поглядывая на лучики света, проникавшие наружу.

«Эдди и Фредди – надежные друзья, – завела шепотом на мотив выдуманной песенки. – Эдди и Фредди, им отступать нельзя!»

Стишок, нашедшийся на ходу, помог успокоить разбежавшееся воображение. А Китти уже мерещились сложенные аккуратными пирамидками – да, отчего-то именно пирамидками, как конфеты в золотых обертках в кондитерской на Колледж-стрит, – драгоценные пластины. Не то чтобы она так сильно мечтала о богатстве, просто бояться нищеты вредно для будущей семьи. И еще, Эдди об этом пока не знает, но в приюте у нее остался брат. О нет, у Лаваньи она была одна, но родители Шаши тоже прибыли в Америку с берегов Индийского океана. Про себя Китти считала его родным, ведь всегда лучше, когда ты не один на свете. В приюте она не давала малыша в обиду и вела себя, как старшая сестра, да и сейчас навещала, угощая половинкой своего апельсина. Эх, скорей бы уже стать миссис Флинн по-настоящему – тогда Шаши будет с ней!

Китти залезла на повозку, растянулась на брезенте, глядя в звездное небо.

«Вот мы сейчас используем план инженера Шуфельта, – подумала она. – А если найдем сокровища, надо ли будет с ним делиться?»

Когда в голове возникали подобные вопросы, Китти чувствовала, что не сама их себе задает, а кто-то проверяет ее на непреходящие ценности. То, что такие ценности есть, она знала не только из воскресных проповедей – об этом пели таинственные струны у нее в глубине. Китти прислушивалась к ним не только из-за надежды, которую они вселяли своим нездешним звучанием, но и потому что они точно знали, правильно она поступает или нет. Если ненароком в сердце закрадывалась зависть или другие пришлые голоса, подбивавшие к сомнительному делу, это сразу становилось слышно – струны всегда были настроены так, что любая фальшь вылезала наружу и резала сердечный слух.

Каким-то неведомым чутьем Китти понимала, что надежные помощники принадлежат не только ей и ее сердцем не ограничиваются, а уходят на неимоверное расстояние. В такие моменты ей вспоминалась мамина сказка о Волшебной Ситаре, чьи струны намотаны на колки далеких путеводных звезд. Лаванья говорила, что именно эти звезды, спрятанные в самой глубине мира, ведут душу домой. И если та сохранила свое звучание среди людей, то дорогу обратно найти легко, ведь чистая душа и звезды – один звук. Да, все добрые и справедливые сердца всегда пели под ту самую Волшебную Ситару. «А с мистером Шуфельтом все же надо будет поделиться», – заключила Китти.

Она не сомневалась, что Эдди ее поддержит. А Фред, с его холодными бледно-голубыми глазами, пусть поступает так, как ему велит собственная совесть.

Глава четвертая

Краткая история палеотропа

Сицилия погрузилась на дно лазоревого океана атмосферы – частный бизнес-джет взял курс на Каринтию, к австрийской резиденции Атласов.

Из аэропорта Катании в Клагенфурт-ам-Вёртерзе младшего Атласа и его спасителя сопровождали Михаил, молчаливый великан из службы безопасности (от его признательного рукопожатия у Забавы еще ныла ладонь), и секретарь Полина. Русская по матери, девушка носила фамилию прованского отца – д’Оо. «С двумя “о”», – протянул, поясняя, мальчишка, и у него вышло: «О-го!» Именно такое впечатление изящная платиновая блондинка с агатовыми миндалевидными глазами на профессора и произвела. Отвыкший от женского общества, он даже смутился, но волны искреннего тепла, шедшие, как выразилась сама красавица, к le sauveur de notre gar?on, прогнали неуютные вибрации.

За бортом потянулась мутная кисея облаков, и Архимед Иванович отвернулся от иллюминатора, ушел затылком в мягкий подголовник кресла.

События последних дней разворачивались стремительно, и сейчас, прослеживая свой путь, намотанный, подобно «магнитной ленте» палеотропа, на земную ось, он невольно возвращался в самое его начало. А именно к тому чуду, о котором обмолвился в машине и с которого начался его долгий путь к тайнам невидимого мира.