– Таисия в Южной Америке, – Искандер достал сложенный листок бумаги и, чиркнув что-то, убрал в карман. – Недавно исследовали Боливию: Тиуанако, Каласасайя, Пума-Пунку…
– Врата Солнца? – вспомнил Забава.
– Да-да, – Атлас блеснул глазами. – Знаете, интересовались?
– Привлекли их крылатые человечки, – профессор снова удивился.
– Именно, крылатые человечки! – Искандер потер переносицу костяшкой большого пальца. – И что думаете?
– Испокон веков крылатый человек – символ свободной души, что еще сказать?
– А почему он на этих воротах? – сощурился Искандер. – Что, входили люди во плоти, а выходила одна душа?
Забава внимательно взглянул на нового знакомого: тонкие материи должны были менее всего интересовать человека, с утра до вечера занятого диаграммами биржевых котировок.
– Тая назвала их Вратами преображения, – Атлас сделал пространный жест. – Ее теория не связана с календарем инков, и вы могли бы обменяться соображениями… гм, «изображение», «соображение», «преображение» – всюду «образы», не находите?
– Так где же сейчас ваша супруга? – профессор решил не углубляться в проблематику пси-поля.
– В амазонской сельве, – произнес Искандер буднично, словно жена была на кухне. – Она предана альтернативной истории.
Забава оживился – в академической науке наступал полный мрак, стоило отступить на шаг от «колыбели цивилизации» шумеров глубже в древность.
– Постойте, так ваша жена в сельве? – опомнился он. – Но ведь там орудуют каннибалы, вспомните хоть Персиваля Фосетта!
– О, мы превосходно защищены, – Атлас махнул рукой. – К тому же, думаю, нашли, что искали.
– И что же вы искали? – поинтересовался профессор.
– То же, что и ваш британский полковник, – колонии атлантов.
– Атлантов? – Забава взглянул, стараясь понять, шутит его собеседник или нет.
– Да, а что, по-вашему? – тот изучал в ответ лицо гостя.
– Ну, как же, что и все британцы – золото, серебро, алмазы.
Искандер снисходительно улыбнулся:
– Золото, серебро и алмазы ищем даже мы. Конечно, когда прикажет начальник – так-то оно нашему человеку даром не сдалось!
– Но позвольте, откуда атланты в боливийской сельве? – недоумевал Архимед Иванович.
– В бразильской, дорогой профессор, в бразильской, – Искандер остановился, и все, кто шли за ними, тоже остановились. – Слышали о «Манускрипте пятьсот двенадцать», докладная записка восемнадцатого века из Королевской библиотеки Рио-де-Жанейро?
Забава развел руками.
– Во-от! – весело заключил Атлас. – Хотел выкупить для Таи, но бразильцы уперлись и за семь нолей. Это, видите ли, одно из «ярчайших событий в португальской литературе», – он тронулся с места, и все тоже пошли. – И что же делали их писатели, если простой бандейрант переплюнул всех единственным сочинением, которое к тому же еще и рапорт?
– Зато они колонизировали Латинскую Америку, Азию и Африку, – профессор попытался вспомнить хоть одного португальского писателя и не смог. Впрочем, списал это на свое невежество.
– Вот именно, – вздохнул Искандер. – Но у автора и впрямь колоритный язык, а что странного? Излазить бразильский сертан, где от Западной Европы ходили одни мечты о рабах, видеть, как друзей едят пираньи с кугуарами, а потом и все означенные чудеса – тут любой язык станет пестрым, как кожа, изъеденная тропическими насекомыми! – он снова замедлил шаг. – Но, главное, к предмету реляции этих жюльверновцев вывел «негр», который «пошел за дровами» и «стал преследовать белого оленя». Представьте картину: черный человек с топором гонится за белоснежным оленем, так похожим на сказочного единорога, – идеальный мем для «зеленых»…
Профессор шел, то поднимая, то опуская брови.
– Так о чем, собственно, манускрипт? – напомнил он.
– Ах да, – Атлас заметил, что увлекся. – Отряд португальских искателей сокровищ наткнулся в джунглях на руины мертвого города. Строения были эллинистическими, с триумфальной аркой такой высоты, что не разобрать знаки на архитраве, с колоннами, статуями, барельефами и другими античными… – он умолк, подбирая слово.
– Прибамбасами, – выглянул из-за спины отца Адамас.
Тот не обратил на него внимания.
– В общем, стиль, который греки и римляне худо-бедно переняли у мастеров, оставивших нам трилитон Баальбека. А поскольку даже небольшие европейские страны имели колонии по миру, то у атлантов они тоже были. Кстати, Фосетт хранил допотопную статуэтку из черного камня, коловшуюся током. Ее подарил ему Хаггард, вы же помните Генри Хаггарда, он еще сочинил «Копи царя Соломона» и «Дочь Монтесумы»?
В вопросе явственно прозвучала интонация Адамаса из его речи о короле вандалов Гейзерихе.
– Читал, – Забава посмотрел в сторону, – в детстве.
– Один медиум обрисовал родину статуэтки, где жили люди невероятных возможностей…
– Еще бы, раз и камни там электрические! – вновь вынырнул Адамас.
– …Титаны мысли, – Атлас был невозмутим, – по-настоящему дружившие с природой (Забава вскинул на него глаза), но потом изменившие этой дружбе. А верит кто в это или нет – неважно, главное, что верит Тая, а Фосетт взял в джунгли родного сына.
– И я бы пошел с тобой, папа! – не сдавался Адамас.
Профессор бросил на него ободряющий взгляд.
– Ничто не возникает на пустом месте, – Искандер поднял глаза к потолку. – Вот тот же Атлант – ну кто бы стал выдумывать титана, подпирающего небо, если оно ни разу не падало?
– А почему вы решили, что его выдумали? – спросил Забава.
Повисшую паузу прервал телефонный звонок, и Атлас отошел в сторону.
«Что? Какой венчурный фонд?» – донеслось до профессора. Около минуты новый знакомый говорил с кем-то на повышенных тонах, потом отдал трубку помощнику.
– Так о чем мы? – вернулся, потирая ладони, словно озяб.
– Об экспедиции, – Забава не стал возвращаться к Атланту.
– Так вот, Тая ищет следы тех таинственных мастеров.
Профессор обрадовался:
– Неужели государство начало поддерживать альтернативных историков?
– Я вас умоляю! – Искандер широко улыбнулся. – Тут должен народиться человек новой культуры, а это целый этап эволюции. А так с нами даже из РАН просились.