Письма к незнакомцу. Книга 5. Красота

Если говорить только о груди, то тут и парафиновые инъекции, и бюстгальтер особой конструкции, с чашечками, с бретельками, с подкладками. Всё это надо было придумать.

Софи Лорен.

Если говорить только о походке. Софи часами ходила между двумя рядами тумбочек, закрывая их дверцы крутыми бёдрами. Ходила и закрывала до тех пор, пока дверцы не стали закрываться неслышно.

Марлен Дитрих.

Если говорить только о дебюте. Приехав в Голливуд, Марлен похудела на пятнадцать килограммов, изменила манеру говорить, чтобы убрать выступающие скулы, удалила четыре коренных зуба.

Пришло время для вывода. В удачном образе и высшая степень индивидуальности, и торжество гармонии. Прежде всего мужской взгляд ищет образ, и лишь при отсутствии такового начинает рассматривать частности.

Философ Сенека говорит, а мы внимательно слушаем: «Не та красива, у которой хвалят руку или ногу, а та, у которой весь облик не позволит восхищаться отдельными членами».

Слово поэтам. Шарль Бодлер из эссе «Поэт современной жизни»:

«Спору нет, женщина – это свет, взгляд, зов к счастью, иногда слово: но прежде всего –это общая гармония, и не только в осанке и движениях, но также и в шелках, в воздушном, сверкающем облаке окутывающих её тканей, составляющих как бы атрибуты и пьедестал этого божества, в металле и камнях, которые змеятся вокруг её рук и шеи, усиливая своими искрами огонь её взглядов или тихо позвякивают у её ушей. Какой поэт, описывая наслаждение, испытанное им при появлении красавицы, решится отделить женщину от её наряда? Найдётся ли человек, которому не случалось бы на улице, в театре, в Булонском лесу бескорыстно восторгаться до тонкостей продуманным нарядом и уносить с собой его образ, неотделимый от красоты той, кому он принадлежал, соединяя мысленно воедино и женщину и её платье?»

В данном случае неотделимый образ составили женщина и платье. У ирландский поэта Уильяма Йейтса:

О музыки качанье и безумье –

Как различить, где танец, где плясунья?

Тут процесс неотделим от исполнителя. Можно заключить, что удачно собранный образ – есть некое третье, дарованное нам, наблюдателям прекрасным бонусом. Это именно то целое, которое согласно метафизике Аристотеля, больше составляющих его частей.

А теперь домашнее задание. Прочтите историю отношений Марлен Дитрих и Эриха Ремарка, можно прочесть в художественной форме – роман «Триумфальная арка». А я расскажу Вам об их последней встрече.

Это было в 1953 году. Он бродил по разрушенному Западному Берлину и вдруг увидел её. Они обнялись, они зашли в кафе и заказали ужин. Марлен что-то оживлённо говорила, а Ремарк смотрел на неё и не мог поверить, что когда-то он любил эту женщину.

Вечером он записал в дневнике: «Прекрасной легенды больше нет, всё кончено. Старая. Потерянная. Ужасно!..»

А кто сказал, что образ обязан жить вечно?

Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.

.

– 36 -

Приветствую Вас, Серкидон!

Уже не упомнить, в каком году довелось мне вместе с поэтом Николаем Голем побывать в ЦПКО. Мы были приглашены по поводу торжеств, связанных с лицейским днём. Середина осени, уже прохладно и, как сказано у Нонны Слепаковой: «Был день октябрьский, резкий, жёлто-синий,//Парк впитывался в лиственный подстил…»

Иногда играл немногочисленный духовой оркестр ветеранов, высоко над головой висела растяжка со строкой: «Я лиру посвятил народу своему…»

Николай Михайлович цитатой был весьма озадачен и подошёл к энергичной женщине, ответственной за мероприятие: «Милейшая, мы отмечаем день, связанный с именем поэта Пушкина, так почему вознесена для обозрения строчка поэта Некрасова?»

Очень мне понравилось, как отпарировала ответственная дамочка. Она окинула изящную фигуру Николая Михайловича презрительным взглядом и резко сказала: «Вот уже шесть лет мы отмечаем этот праздник, и ни у кого до этого никаких вопросов не возникало…»

Ну, что тут сказать? «Постоим, поплачем…»

Почему мне вспомнился этот эпизод? Да потому, что сейчас буду цитировать и поэта, посвятившего лиру народу своему, и поэта до сих пор любезного народу.

Тема письма – «Идеальная женщина глазами несовершенного, грешного, фантазирующего мужчины».

Начнём с Пушкина. Он составил свой идеал из того, что напела ему идеальная няня – Арина Родионовна:

За морем царевна есть,

Что не можно глаз отвесть:

Днём свет божий затмевает,

Ночью землю освещает,

Месяц под косой блестит,

А во лбу звезда горит.

А сама-то величава,

Выступает, будто пава,

А как речь-то говорит,

Словно реченька журчит[211 - Из «Сказки о царе Салтане и о прекрасной царевне Лебеди».].

Вот так, увязав космическое с земным, определил Александр Сергеевич красавицу неземной красоты. А если припомнить другие произведения нашего солнечного гения и русские народные сказки, то плавно и величаво выходит оттуда девица с фигурой полной, с бюстом высоким, румяная, чернобровая, белолицая, бёдрами орехи раскалывающая легко и с нашим удовольствием.

А что же Николай Алексеевич? Он, похоже, как пчёлка, собирал свой образ в полях:

Красавица, миру на диво,

Румяна, стройна, высока.

Во всякой одежде красива.

Ко всякой работе ловка.

И голод и холод выносит,

Всегда терпелива, ровна…

Я видывал, как она косит:

Что взмах – то готова копна!

В игре её конный не словит,