Незавидные истории

Травля вызвала ответную реакцию – терроризм. Среди не использующих устройство стали появляться активисты, которые хотели разрушить корпорацию Эмпатиор, а заодно и убить тех, кто пользуется ее услугами.

Напряжение между двумя фракциями общества выросло до того, что в городах обычных людей стали штрафовать просто за то, что они не оснащены Эмпатиором. Их прилюдно штрафовали и тут же депортировали под наблюдением предвосхитителей обратно на окраины.

Окраины городов практически перестали финансироваться государством, так как население там было признано безнадежным и погрязшим в беззаконии. Жители окраин не могли официально трудоустроиться и потому промышляли садоводством, охотой и, конечно же, набегами на города. Многие из них не могли вытерпеть такую жизнь, соглашались на добровольное внедрение Эмпатиора – и перед ними тут же раскрывались двери городов, они становились полноценными гражданами.

Жизнь нового пользователя налаживалась, разве что переставала быть частной. Пользователь ИИ Эмпатиора неизбежно глупел из-за того, что больше не мог думать без советов и становился искушенным потребителем всех навязываемых ему брендов.

В принципе, Терри спокойно относился к мысли, что его личная жизнь, как и у всех, под наблюдением спецслужб прямо через его глаза. Но ему не давало покоя другое. Он все чаще ловил себя на мысли, что ему не хватает настоящего живого общения. Советы несовершенного ИИ раздражали и нередко подводили его в тонкостях разговора с другими. И даже если он игнорировал ИИ, в этом не всегда видели смысл его собеседники. Разговоры были пустые, шаблонные – люди говорили не то, что думают, а только то, что якобы желал слышать собеседник, исходя из анализа ИИ. А еще Терри чертовски устал от навязываемой рекламы, которую он распознавал лучше других – ведь он сам с ней работал.

– А чего это ты такой смурной?

Терри оторвался от мрачных дум и поднял глаза на полноватого, веселого курчавого паренька в холле.

– Смурной? – переспросил Терри. – Гм, такого слова нет в оценочной системе интерфейса. Сам придумал?

– Конечно, сам, – расплылся в улыбке толстяк. Улыбка его была живой, заразительной. И даже по меркам внимательного ИИ, свободной от примесей других, циничных эмоций. – Я и без линз на тебя смотрю – и сразу на ум это слово приходит.

– Вот за что и люблю тебя, Сэм. Своим умом думаешь, а не искусственным.

Друг Терри, Сэм Барановски, работал в отделе закрытой сети данных. Рутинная должность заключалась в просмотре быта какого-то очередного подозреваемого через его же глаза. Только поначалу эта работа могла бы показаться интересной, но она очень быстро надоедала своим однообразием. Несмотря на то, что просматриваемыми были не случайно выбранные люди, а подозреваемые в нарушениях или готовящиеся к ним, преступления выявлялись редко. Но Сэм относился к своей работе с иронией и особенно любил, как он выражался, «ловить лулзы» от сцен самоудовлетворения. Но обратной стороной медали этого развлечения стала паранойя, что кто-то точно так же посмеивается над ним в минуты рукоблудства. Не помогала Сэму даже реклама ламп «…приглушенного неонового света особой частоты, не воспринимаемого фильтрами Эмпатиора, но беспрепятственно проникающего на сетчатку глаза, что создает по-настоящему интимную обстановку. Скажи «НЕТ» сующим нос не в свое дело спецслужбам». Ведь Сэм и весь его отдел закрытой сети данных знали, что это – маркетинговый трюк от гиганта LED-продукции, который сыграл на блуждающей в массах фобии, собрав с людей урожай денег и дав взамен иллюзию права неприкосновенности личной жизни, которого у всех нас уже давно нет.

С другой стороны, такая лампа еще и провоцировала на запрещенный акт потенциального преступника, поэтому не удивительно, что ее «эффективность» против линз не пытались официально оспорить производители Эмпатиора.

А еще у Сэма был заработок на стороне. Пользуясь своим служебным положением, он сдружился с каким-то кибермошенником, который шантажировал сколько-нибудь известных дамочек видеозаписями их похождений, вымогая у них деньги, а иногда и короткий взгляд на код CVV2 на карточке одного из их богатых ухажеров. Естественно, в доле приходилось держать далеко не одного сотрудника безопасности хранилища данных, да и не все из них были готовы каждый раз подставляться. Так что выручка была совсем смешной, зато изрядно трепались нервы при внутренних расследованиях.

Сам Сэм объяснял свою причастность к этой неблагородной деятельности философски: мол, будет куда лучше, если деньги распределятся между ребятами, стоящими на страже безопасности общества, чем потратятся на очередное потребительское фуфло от ведущих брендов. Себя он к таким потребителям, само собой, не относил.

«Мне много не надо», – говорил он, покупая огромный плазменный телевизор на всю стену от топового бренда «Дакота».

Но, несмотря на этот проблеск лицемерия у Сэма (замеченный Терри, но не ИИ), несмотря на его плоские шутки и склонность к вуайеризму, Сэм был живым. Наполненным противоречиями, шутками и не стесняющимся неуместных эмоций живым человеком, что, на взгляд Терри, было сейчас большой редкостью. Это и было их дружеской скрепой.

– Как Ханна? – участливо поинтересовался толстяк.

В этот раз Терри действительно почувствовал себя смурным.

– Ну?

– Давай, Сэм… Докажи, что не машина… Сам прочти ответ на моем лице, – пробормотал Терри. Ханна была его младшей сестрой, и это всё, что осталось от его семьи. Также она была одной из немногих бедолаг, чей иммунитет на вакцину от вируса отреагировал сбоем, да таким, что сам вирус казался предпочтительнее.

Форма ее аутизма была столь тяжелой, что жизнь вне стационарного наблюдения казалась невозможной. Но для больных, подобных ей, существовал специализированный санаторий Реаникс, где разрабатывался индивидуальный ИИ, дающий им надежду однажды выйти в мегаполис и почувствовать себя полноценными людьми.

Само собой, разработка индивидуального ИИ и уход за больным на уровне пяти звезд в Реаниксе были крайне дорогим удовольствием, которое не каждая семья могла себе позволить. Но существовал особый социальный пакет, как раз таки предоставляемый рекламной конторой Терри, в который была включена путевка в этот самый санаторий. Надо ли объяснять, почему Терри, так нетерпимо относящийся к рекламе, вопреки всему, работал в ней?

Сэм был одним из немногих, кто знал всю ситуацию, поэтому при общении с ним никогда не скупился на шутки и оптимистический настрой. Он работал в соседнем крыле здания, но каждый раз после работы, если их графики не сильно разнились, они дожидались друг друга в главном холле и шли в бар. Сегодня же они дождались друг друга только затем, чтобы пожелать удачи в предстоящих свиданиях.

В прошлый раз они познакомились в баре с девушками, коих Эмпатиор опознал как расположенных к знакомству на основе выявленных индивидуальных данных. Очень удобная штука: ведь даже такому, как Сэм, совершенно не нужно было бояться подойти к незнакомой девушке – при условии, что она заметила его внимание и при этом не испытала негативных впечатлений, которые незамедлительно считались бы линзами толстяка. Таким образом, со временем и ростом моды на эту технологию практически не случалось неловких ситуаций: парочки находили друг друга молча и безошибочно.

Девушка Сэма была стройной, очень худой брюнеткой с грустными глазами бассет-хаунда. Вероятно, в ее жизни очень не хватало смеха, чего было не занимать Сэму. Сам же Сэм выбрал ее просто потому, что она была единственной, испытавшей при виде него хоть какое-то любопытство.

Девушка Терри была высокой, фигуристой блондинкой с надменно-интеллигентными чертами лица. Терри предположил в ней зачатки интеллекта. А она в нем – заинтересованного в них. На этом и сошлись.

– Ну что, как я тебе? – спросил Сэм, поправляя свою стильную бабочку в горошек от дорогой фирмы «Лютер». В ней он походил на тамаду, развлекающего пьяную публику на свадьбе. Но Терри из вежливости решил об этом промолчать.

– Ну, судя по данным о динамике обертонов твоего голоса, частичном расслаблении musculus superioris palpebrae и легкой ригидности biceps brachii и sternocle – птфу…

Сэм отмахнулся.

– …sternocleidomastoideus, тебе и так не нужны мои оценки. Уверенности – хоть отбавляй.

– Да что там эти бицепсы. Ты лучше половой бицепс свой проверь – готов ли он, – заржал Сэм.

– Как будто ты его у меня еще не проверил там за своими экранами, вуайерист ты недоделанный, – проворчал Терри. – Вот скажи мне хоть раз правду: зачем ты смотришь, как другие мастурбируют?

Сэм покосился на свой большой, вываливающийся за ремень живот.

– Чтобы хоть чужими глазами посмотреть, как это выглядит. Своими-то, – он крякнул, хлопнув себя по животу, – уже давно не вижу.

Терри покачал головой, глядя, как Сэм заливается неприличным смехом.

– Ну а ты – что, разве не занимаешься этим? – удивился Сэм. Терри уловил в его голосе предложение разыграть их новую дежурную шутку, которую они обсмеивали уже с неделю.

– Нет, я выше всего этого, – отрезал Терри. – Разумного человека такие вещи не интересуют.

– Разум – это, прежде всего, инструмент для обеспечения себе достойного места в мире низменных побуждений, – назидательно проговорил Сэм, а остаток фразы они с Терри, давясь от смеха, уже закончили вместе: – а не способ от них отречься.

Суть была в том, что неделю назад в рекламный отдел поступил частный заказ от некого писателя. Он желал, чтобы какую-нибудь цитату из его книги «Субъект» искусственный интеллект Эмпатиора предлагал пользователям для диалогов, не забывая, конечно же, в конце фразы проговаривать вслух ее авторство и, тем самым, рекламируя ее создателя впечатленным слушателям.

Смысл в цитате, может, и был, но Терри и Сэму она казалась вычурной, да и вообще сама ситуация смешила. Много чего кажется смешным, когда видишь систему без поверхностного шарма – такой, какова она есть изнутри.

Так друзья, перешучиваясь, дошли до метро и разъехались – каждый на свое свидание.

2. Тупой искусственный интеллект

– Какое красивое место, – равнодушно бросила Эльба. Так звали блондинку. Терри привел ее в роскошный ресторан – так предложил ИИ, оценив ее юбку и строгую рубашку, осанку, характеристики черепа, соотношение скуловых костей и подбородка и амплитуду телодвижений. Сам Терри не высчитывал таких подробностей, но был отчасти солидарен с тем, что аристократичная внешность девушки заслуживала соответствующего антуража.

На входе статуями замерли четыре прилизанных официанта, но ИИ предугадал приветствие одного из них еще до того, как тот начал поворачивать голову в сторону Терри.

– Добро пожаловать в Арафильо, достопочтенные дама и господин; какой столик желаете выбрать?

Эльба едва заметно пожала плечами, и Терри выбрал тот, что у окна.

– Пожалуйста, ознакомьтесь с меню, – официант галантно опустил на столик позолоченную брошюру, – прошу вас обратить внимание на фирменно… Ох, прошу прощения – подойду, когда вы будете готовы…

Терри проводил официанта взглядом. Спорить с тем, что неудобных диалогов стало меньше, было глупо. Технология их предотвращала на корню. Но с тем, насколько больше стало пустых…

– Что думаешь о недавно состоявшемся футбольном матче хорватов со шведами? – с улыбкой спросила Эльба.

– Система говорит, что с вероятностью 75 % я являюсь фанатом футбола, да? – лениво спросил Терри.