In Vino

– Кто, Юрка мой?

– Да ну, старый Баграт!

– Как же, оставлял, – спокойно отвечала Савельевна, – восемьдесят бутылок вина своего, да тетрадки! Он ведь умирать не собирался в тот день. Было первое апреля, это я помню. Наташку в школу отвела, домой вернулась, на кухне хлопотала. Тут Баграт заглянул. Посидел, с Николаем моим покойным поговорил. А как уходить ему, говорит мне тихо: «Если что, Ненила, забери себе вино, что в Ковчеге, в подполе лежит, и тетрадки тож забери. А мне что-то душно, пойду на воздухе посижу». Пошёл в свой Ковчег, да прямо там ночью и умер: сердце. Утром его сторож заметил на крыльце, в кресле он сидел, сердце, говорю, остановилось…

– И что с вином? Вино всё выпили? – С замиранием сердца спросил Ярослав.

– Мы одну с Наташкой открыли, да не понравилось нам, керосином пахнет. Мы другим спасаемся, нам что покрепче… Николай покойный, правда, несколько бутылок вылакал с похмелья. А я ещё в том вине ноги отмачивала: пятки грубые, порепаются от земли, а я подержу, пополощу, да, гляди, лучше. А ещё пару штук рабочие употребили, что скважину налаживали.

– Все вино так ушло? – Оторопел Ярослав, представив, как пятки Савельевны отмокают в вине Баграта Пехлевина.

– Нет, бутылок двадцать. А три года назад какой-то лысый мужик тут ходил с фотоаппаратом, всё расспрашивал про виноградник возле Ковчега. Узнал, что у меня вино осталось, сразу спросил: «Сколько стоит?» Я ему цену назвала, он тут же деньги вынул, не торговался даже, чудак-человек.

– Как он выглядел?

– Мужик тот? Лысый, говорю, как кавун, бородавка на губе.

– Местный?

– Нет, первый раз видела. И последний.

– Ну, хоть возраст какой?

– Да почём я знаю! Пятьдесят восемь бутылок купил, это я помню.

– Тётя Нила, ну хоть что-то осталось? – С отчаяньем в голосе спросил Ярослав.

– Одна в шкафу нашлась, внучок его забрал, Олежка, ещё в прошлом году.

– А тетрадки эти самые где теперь?

– Ну, где-то лежат, наверное, – растерялась старушка. – Юрка мой всё в начальника играл: возьмёт ручку, клей, тетрадки под мышки сунет и ходит. На виноградник ходил, вокруг шалаша всегда потопает важно, будто директор. Наташка его «Атаман из шалаша» дразнила…

Ярослав развернул тетради и показал Савельевне.

– Не они?

Та прищурилась, потыкала кривым пальцем:

– Может они, может нет, похожи, вроде… Ой, лук горит! – всплеснула руками та и исчезла в кухне.

Ярослав отвернулся и пошёл прочь, через Гнилой мостик в сторону Хмельного перекрёстка, что на Монастырской горке.

На Хмельной перекрёсток смотрели фасады четырёх старинных зданий постройки середины и конца 19 века, у каждого из них были скруглены углы и устроены обширные витринные окна. Они не имели архитектурных излишеств, их пологие крыши покрывала покоробленная от времени крашеная жесть. В одном здании, самом старом и длинном на первом этаже расположился пивной ресторан Антона Сырникова «Кондиция», второй этаж занимали офисы. В доме по диагонали от «Кондиции», в обширном сводчатом полуподвале нашёл пристанище виски-бар и магазин крепких напитков Розена и Гильдеева над входом которого по ночам светились багровые буквы «Drum & Pipe», не приметные при дневном свете. Над ним, в деревянном первом этаже, за бамбуковыми шторами разместились низкие столики единственной в городе китайской чайной «Чай Ко Ши», основанной другом детства Ярослава, Костей Шиловым. Прямо за чайной над ажурным металлическим крыльцом сияла новенькая аппетитная вывеска «Авторский шоколад Даши Зарецкой», украшенная воздушными шарами, ибо сегодня, 23 марта, ожидалось открытие Дашиного магазинчика.

В самой низкой точке перекрёстка располагался обитый огненно- красным сайдингом алкомаркет «Жесть и стекло», торговавший по большей части водочным контрафактом и дешёвым пивом, во двор этого магазина то и дело заезжали ржавые «Газели» с заляпанными номерами, и грузчики споро принимались за их разгрузку.

А напротив него, занимая лишь небольшую часть одноэтажного дома находился винный магазинчик «Modus vivendi», где работала команда в следующем составе: Лёха Бормотаев (директор и грузчик), его жена Лена Кац – (главный бухгалтер и уборщица), и Ярослав Хмелёв (кавист).

Было раннее утро, Ярослав шёл в чайную Кости, где к нему должна была присоединиться Анита Смакова. Дружеские завтраки Ярослава и Аниты в последние полгода заметно участились. И, хотя, количество пока не переросло в качество (оба они с трудом преодолевали инерцию одиночества) перспектива просматривалась хорошая, ясная. Напрямую это не говорилось, но как бы само собой подразумевалось, что Хмелёв вот-вот сделает ей соответствующее предложение и дело будет продвигаться к свадьбе. В детстве, когда в Разинской банде было всего две девчонки, почти все ребята – и Василий Аннинский и Олег Пехлевин, и сам Ярослав, были влюблены в Аниту. Её экзотическая красота действовала завораживающе на любого мальчишку, но никаких ухаживаний в тринадцать-четырнадцать лет быть не могло: вздыхали, рисовали в воображении романтические картины, и всё. И только Лёха Бормотаев как прилип с пятнадцати лет к Лене Кац, так и женился на ней почти сразу после школы.

Потом жизнь раскидала друзей: переезды, учёба, работа. А когда к тридцати годам они оглянулись вокруг, оказалось, что ни Ярослав, ни Анита, ни Олег семьи не завели. Василий в пожарном порядке нашёл жену перед самым рукоположением в священники: привёз из областного центра, где Тамара училась на регентском отделении семинарии.

Как-то самой собой получилось, что вернувшаяся два года назад в Зарецк Анита стала часто встречаться с Ярославом, открывшим магазинчик «Modus vivendi» в доле с Лёхой и Леной. Вокруг всегда крутился Пехлевин, заделавшийся модным винным писателем, экспертом, алкоблогером и оказывавший Смаковой недвусмысленные, но несколько неуклюжие знаки внимания. Педантичный, даже немного занудный, внимательный к мелочам, обладавший феноменальной памятью Олег Пехлевин имел свою, авторскую методику дегустации и постепенно выходил на международную орбиту.

Ярослав вошёл в затенённый зал «Чай Ко Ши», единственного заведение на Хмельном перекрёстке, где можно было заказать завтрак аж с 8-30 утра. Ресторан Сырникова открывался в полдень, а виски-бар ««Drum & Pipe» так и вовсе в два часа пополудни. Популярная среди молодёжи «Субмарина» хоть и работала с самого утра, находилась слишком далеко от центра.

В чайной за самым дальним столом, отгороженным ширмой с журавлями, уже сидели Анита и Антон Сырников. Костя, облачённый в льняное ги светло-серого цвета, принёс чай.

– Константин! – Воскликнул Сырников. – Это что за настой лягушачьих шкурок? От сглаза, что ли?

– Один из лучших улунов, те гуань инь, – смиренно кивнул головой Костя, ища внутреннего равновесия, которое всегда страдало под напором Антона.

– А мне нравится, – Анита любила чай больше, чем кофе.

– Вкус, послевкусие и действие хорошего чая Те Гуань Инь схоже с эффектом бургундского шардоне с его минерально-металлическим тонами и цитрусово-травянистым послевкусием, – тоном проповедника произнёс Шилов, – но при этом чай совсем не содержит алкоголя.

– А теин-кофеин? – Прищурился Сырников.

– А что кофеин? Знай меру, ищи гармонии, достигай положенного предела, но выходи за него.

– С вином это тоже работает, – кивнул Сырников. – Костян, я же помню, как ты подсел на чай. Великий и ужасный Дэн Калибанов – ресторатор и сомелье, автор книг, своё шоу на радио… Ты же у него учился искусству дегустации? А потом он взял тебя в Китай изучать местные терруары для шардоне и совиньона. Вместо трёх недель вы пробыли там три или четыре месяца, Калибанов обрил череп, пересел на чай, ушёл лысой головой в дхармачакру, быстренько достиг великого предела, заглянул за него мельком вернулся новым человеком. Чай-буддизм русского разлива.

– Да так и было, – не переменившись в лице кивнул Костя, – путь извилист, колесо судьбы вращается.

– Ну, именно это ваш сенсей всем и рассказывает! Вперёд, бодхисатва! Красивая легенда у человека. На самом деле он спелся там с одной весёлой китаянкой с американским гражданством, и они создали неплохой чайный бизнес, а вам он рассказывает, что занят поиском великого дикого белого чая, собранного при полной луне с дерева, выросшего после плевка Белой Тары и созревавшего в носках Далай-ламы… Он продаёт антураж, а не чай! Поверь, эти сухие листики уже давно не причём. А ещё он продаёт свою наглую харизму вашему извечному желанию поклоняться неведомому. Я был у него в магазине этой зимой: цены даже для столицы зашкаливают! Но больше всего удручает, что вокруг него вьются искательницы религиозных откровений для среднего класса, готовые платить за его проповеди, подчиняться и смотреть ему в рот. Йога, медитация, чай, йогурт, крепкие ягодицы, плоский живот, гладкая карма без целлюлита – идеал духовности этих девиц. Но особенной духовностью выделяются женщины с одинаковыми маскообразными лицами, натёртые плацентарными кремами. А их стареющие папики покупают у Дэна коллекционные чабани, ублажая своих одухотворённых подружек, пропитанных ботоксом, улуном и соевым соусом. Наши православные священники им не нравятся, рылом не вышли, а чайный гуру, запустивший руку в их карманы, это то, что надо. Ты знаешь сколько у него стоит чайничек из якобы фиолетовой глины будто бы начала двадцатого века по слухам вывезенный из летнего дворца Пу И? Мой ресторан за полгода столько не приносит. И думаю, этот чайник он за десять долларов в Китае купил у старьёвщика. Но я его не осуждаю, он торгует миражами и планомерно повышает самооценку клиентов, а им приятно: мы не такие, как все прочие человеки и готовы за это хорошо платить. Да я сам поступил бы также! Но ты зачем в это всё веришь?

– Ты всех подозреваешь в обмане, Антон! Это портит…

– Карму? – Засмеялся Сырников. – Ну ты, Шилов, ренегат.

– А ты, значит, нет? – Костя старался сохранять бесстрастие в этом вихре дхармы, создаваемым Сырниковым. – У тебя пивной ресторан!

– Я пью только вино, ты же знаешь, – перебил его Антон. – Пиво – это чистый бизнес. Я продаю то, что востребовано: у нас в большом зале стоят огромные стальные ёмкости, люди искренне верят, что там по чешским рецептам зарецкое пиво варится, мы даже приглашали знаменитого пивовара! Он лекцию читал, солод растирал, хмель на подносе выносил… Я всегда задаюсь вопросом: до какого предела можно вешать лапшу этим наивным понтоискателям? Вот в этой части я Калибанова понимаю! Может, и Дэн этот самый Великий предел глупости ищет, не знаю…

– Так ты пиво не варишь? – Костя был немало удивлён, а Ярослав покачал головой.

– А ты что, чай выращиваешь? Ведь нет? – Невозмутимо парировал Сырников. – Конечно же, мы возим словацкое пиво с заштатного деревенского заводика, это дешевле, а качество, кстати, высокое. А ещё мы ёмкости от аммиака взяли на распродаже, отмыли, трубки и манометры приварили, начистили, установили в пивном зале – народ приветствует эту инсталляцию! Можно подумать, ты не продаёшь какой-нибудь «молочный улун» с ароматизатором идентичным натуральному!

Костя смутился:

– Это красивая легенда, её приходится поддерживать.

– Ну! И я об этом: продавай, что покупают. Но ты – отступник. Променять шардоне на эту зелёную бурду? Да посмотри на себя со стороны! Ты чай описываешь через вино, только что сравнил этот тень-гуано с шабли! А про пуэр рассказывал, будто он землисто-древесный чилийский карменер…

– Антон, оставь Костю в покое, тебя послушаешь, всё через вино получается. А то он из самадхи выйдет, нам мало не покажется! – Без улыбки на лице, то ли в шутку, то ли в серьёз сказала Анита. И то правда, в те годы, когда Хохов и Сырников открыли секции кун-фу, Костя был самым многообещающим бойцом, единственным, кто мог составить конкуренцию самому Антону.

Костя с растерянным видом обречённого, ведомого на казнь подлил себе перестоявшего чая и начал манипулировать с чашей справедливости и гайванем. Потом, взяв со стола чайник ушёл за новой порцией кипятка.