Исмаритянки

– Таким способом вы ничего не добьётесь, только натрёте холки лошадям, да и сами измотаетесь. Нам нужен человек, который может научить нас ездить на этих красавцах, – при этих словах Селестрия похлопала гнедого по крупу. Ахалтекинец, скаковой конь скифских кровей, настороженно растопырил уши и, словно понимая заступничество светловолосой охотницы, приветливо закивал головой.

Вдруг сквозь толпу лесных жительниц протиснулась рыжая девчушка с веснушками на носу:

– Есть такая, – звонко подала она голос, – рассказывала, что с детства, ещё не умея ходить, уже лихо управлялась с конём.

– О ком ты говоришь? Как её зовут? – оживилась Селестрия.

– Да ты её знаешь, это Фестана, что из мастеровых, – во весь рот улыбнулась озорница.

Мастеровые в посёлке пользовались не меньшим уважением, чем охотницы. Они строили хижины, изготовляли столы, стулья, клали печи, при желании с помощью ножа могли вырезать даже миску для еды. Конечно же, Селестрия знала названную женщину. Фестана славилась рассудительностью и спокойствием, не раз её мудрые советы выручали колонисток. Поэтому она, утвердительно кивнув головой, произнесла:

– Приведи её сюда.

Юная дикарка с готовностью бросилась исполнять просьбу старшей исмаритянки.

Через некоторое время к Селестрии, которая непринуждённо разговаривала с окружившими её соплеменницами, подошла высокая сильная женщина. Чёрные волосы ниспадали на широкие плечи, прикрывая смуглую шею. Небольшая родинка над верней губой не портила лица, а придавала лику собеседницы неотразимое очарование. На ней был коричневый гиматон – шерстяной плащ, доходивший до лодыжек и драпированный складками так, что подчёркивал величие и стать её фигуры.

– Звала меня? – обратилась Фестана к Селестрии.

– Слышала, про тебя рассказывали, что с малолетства можешь управлять жеребцом? – светловолосая предводительница исмаритянок изучающее смотрела на собеседницу.

Та кивнула головой в знак согласия.

– Научишь моих дикарок верховой езде?

– Что-то маловато у тебя коней, – с иронией заметила Фестана.

– Лошадей мы раздобудем, немного подождать придётся, а ты последи за молодыми, чтобы они не натёрли холки скакунам и сами случайно не покалечились.

– Добро, – согласилась Фестана.

Селестрия повернулась и зашагала к лучницам, чтобы продолжить занятия.

Только через месяц упорных тренировок предводительница исмаритянок решилась на первую вылазку. Тщательно разведав окрестности и определив место для засады, Селестрия решила напасть на обоз в самый солнцепёк, когда от жары замедлялись движения, в горле пересыхало от жажды, когда солдаты противника становилось вялыми и неповоротливыми, не способными к молниеносной реакции. Воительницы, напротив, находились в более выгодном положении. Их было почти семьсот, триста лучниц и около четырёхсот охотниц, вооружённых копьями и мечами; к тому же, укрывшись в лесу и имея запасы питьевой воды, они могли часами дожидаться каравана. Сами того не подозревая, дикарки перекрыли «Путь благовоний». По нему в римские города доставляли аравийский ладан, смирну и всевозможные африканские специи, которых на Востоке было с избытком.

После долгого ожидания с дозоров сигналами передали, что наконец-то появился обоз. Всё ближе и ближе приближались крытые фургоны, запряжённые волами. Далее следовали гружённые товаром лошади, мулы, за ними величественно вышагивали несколько верблюдов. Охрана явно не ожидала нападения, потому что многие кочевые племена давно присягнули на верность республике. Легионеры шли в туниках, без доспехов, почти у всех бойцов не было щитов, многие не несли копья, положив их на телеги. Когда караван поравнялся с местом засады, Селестрия подняла руку, лучницы под руководством Гекты натянули тетиву.

– Старайтесь как можно больше легионеров выбить из строя, оставляя коней невредимыми, – изрекла предводительница последнее наставление перед атакой.

Она оглянулась, чтобы убедиться в готовности своих охотниц к бою, и резко опустила ладонь вниз.

По сигналу дикарки выпустили стрелы. Внезапность нападения обеспечила половину успеха – воины валились с ног, как подкошенные снопы. Солдаты, оставшиеся невредимыми, попрятались за повозки и, обнажив мечи, приготовились к отпору. За одним из фургонов укрылись хозяин обоза, купец Борух Ривман, центурион Кастул Ролло и ещё несколько ветеранов. Неожиданно обстрел прекратился. Выждав немного, Кастул выглянул из-за укрытия, оценивая обстановку.

Стоя за деревом и внимательно следя за ходом сражения, Селестрия чутьём полководца уловила переломный момент. В такие минуты опытный тактик выпускает резерв, чтобы добить неприятеля. Сложив руки рупором, предводительница прокричала:

– Если заплатите пошлину, вам позволят уйти, в противном случае мы сожжём весь товар.

Селестрия снова махнула рукой. По её команде две охотницы с зажжёнными факелами подошли к неглубокой траншее, подготовленной заранее и наполненной вязким горючим веществом, и подожгли густую жидкость. Пламя мгновенно распространилось по канавке. Гекта подошла и поднесла к огню стрелу, наконечник которой был обмазан смолой, – пропитка загорелась. Черноокая лучница натянула тетиву и посмотрела на Селестрию, ожидая приказа; остальные воительницы тоже приготовились к нападению, намериваясь повторить залп.

Наблюдая за происходящим, Кастул видел, как потянуло дымком со стороны, казалось, непроходимой чащи. Этот закалённый в битвах солдат не был трусом, о чём свидетельствовал шрам на левой щеке, он был готов выполнить свой воинский долг до конца. Поэтому центурион, прислонившись спиной к повозке, пристально смотрел на хозяина каравана, выжидая, что он скажет. Купец Борух происходил из семьи торговцев и к сорока годам изрядно преуспел на этом поприще, далеко обойдя своего родителя, расширив и приумножив его дело. Среднего роста, склонный к полноте, с чёрными волнистыми волосами, которых уже коснулась седина, с отвисшими щеками и лоснящимся подбородком, с первого взгляда он не привлекал к себе внимания, но в карих от природы глазах светился ум. Он быстро понял, что может потерять не только товар, но и жизнь, поэтому, выйдя из-за укрытия и махая руками над головой, прокричал в сторону леса:

– Не стреляйте, я иду к вам.

Селестрия, видя человека, размахивающего руками, знаком показала своим воительницам не стрелять.

Зайдя за деревья, Ривман увидел много странных дикарок. Одетые в звериные шкуры девушки и впрямь казались воплощением духа леса, они держали наготове луки с вложенными в них горящими стрелами. Их суровые лица и насупленные брови не предвещали ничего хорошего. Борух принял смиренную стойку; в восточном халате, подпоясанном ремешком, в полотняных штанах, кожаных сандалиях на босу ногу, с беленькой ермолкой на голове, купец смешно и нелепо выглядел в окружении воинствующих ангелов. Прямо на него смотрела высокая, статная светловолосая красавица с широким мечом на поясе.

– С чем к нам пожаловал? – грозно спросила она.

Путаясь в нательной рубахе, Борух неловко достал из-за пазухи замусоленную тряпицу, развернул материю, и на его ладони засверкали несколько золотых слитков.

Поколебавшись немного, оценивая подношения, Селестрия в знак согласия кивнула головой, принимая откуп. Одна из дикарок быстро подскочила к торговцу и ловко забрала у него свёрток с драгоценным металлом.

По сигналу предводительницы всё сразу пришло в движение: исмаритянки мгновенно затушили огонь, воткнув горящие стрелы в землю, и растворились в густых дебрях леса.

– Иди, передай своим: никто ваш караван не тронет, – властно произнесла зеленоглазая красавица.

Не видя смысла в дальнейшем разговоре, Селестрия величественно повернулась и не спеша скрылась за густой листвой, часто растущих деревьев.

Оставшись один, купец тяжело вздохнул, повернулся и поплёлся восвояси. Дойдя до обозных повозок, остановился. Его сразу окружили с десяток воинов во главе с центурионом.

– Ну? – нетерпеливо сдвинул брови Кастул.

Неожиданно для всех у Ривмана от обиды задрожали губы. Он с дрожью в голосе промолвил:

– Нас обстреляли злобные фурии в звериных шкурах, похожие на сказочных существ.

От услышанного известия Ролло зло сплюнул на землю, до боли в пальцах, сжав рукоять меча.

Когда исмаритянки вернулись в лагерь, Селестрия первым делом бросилась искать Меотиду; поселянки подсказали ей, что знахарка в мазанке, где лесные жительницы пекли хлеб. Хибара была просторной, но полутёмной. Свет проникал внутрь через специальные узкие проёмы, сделанные в стене, во время дождя или стужи они закрывались щитами, сплетенными из веток. Работницы, которые замешивали тесто, чтобы скоротать время за нудным занятием, затянули песню. Пекарши, хлопотавшие у печей, подхватили мотив, и над колонией зазвучала звонкая мелодия, которая поднимала настроение женщинам, хлопотавшим в повседневных заботах. Когда Селестрия вошла в хижину, мгновенно наступила тишина, все взгляды присутствующих устремились на неё. Кто-то смотрел со страхом, ожидая тревожных известий о нападении на караван, а кто-то поглядывал с надеждой. Пройдя по скрипучим полам до середины лачуги, старшая охотница небрежным движением бросила тяжёлый свёрток на стол. От удара о деревянную поверхность тряпица раскрылась, и жёлтые бруски рассыпались по грубо отёсанным доскам. Все труженицы повскакали с мест и бросились обнимать героиню дня, понимая, что сегодня удача сопутствовала воительницам. Восторгу мастериц не было предела, некоторые из лесных жительниц даже всплакнули, таким способом выказывая радость. На трофеи никто не обратил внимания. Только Меодида стояла немного в стороне, напряжённо всматриваясь в лицо Селестрии. Когда ликование колонисток немного поутихло, знахарка поймала взгляд виновницы торжества и, затаив дыхание, взволновано спросила:

– Потери есть?

В ответ светловолосая охотница отрицательно покачала головой.

Целительница протянула руку и взяла один продолговатый слиток, подержала его в руке, словно примеряясь к весу золота.

– Как ты их напугала, тебе отдали целое состояние, – с усмешкой заметила Меотида, – на это можно купить не один табун лошадей.

Стоящие рядом поселянки с восхищением посмотрели на свою предводительницу. Ещё бы, мужчины, которые недавно вели их на невольничий рынок, как скот, сегодня откупаются драгоценными дарами.

Приятно, конечно, зеленоглазой воительнице купаться в лучах обожания, но не это заботило Селестрию. Она подошла к ведунье и, указывая на два слитка, задала мучивший её вопрос:

– Сколько на это приобрету коней?

– Триста голов, – уверенно ответила Меотида, – за остальные проси пятьсот, запомнила?

Предводительница утвердительно кивнула.