История чудовища

– Погляди на себя, Виктор. Кто с тобой будет разговаривать? Ты – чудовище! Когда-то ты был человеком, но теперь ты на него лишь отдаленно похож. Люди, увидев тебя, убегут врассыпную, а если же их будет много, то попытаются тебя прибить… Уж я-то знаю. Градоначальник так задурил люду мозги насчет страшной твари, которая людей по ночам в клочья дерет, что тебя сначала угостят сталью в брюхо, нежели твои речи слушать станут, а потом удивленно скажут: «Говорящая, сука, чудовища была!»

– Это тот вурдалак Сима их по ночам рвет! – зарычал Виктор, оголяя желтые клыки. – Надо с ним кончать…

– Кончай, если жизнь не дорога, – фыркнул Тишка. – Я, конечно, тоже вурдалаков не жалую, да вот только они уж куда получше людей. А то, что он пьянь грызет, а все на тебя кривят, так это полностью твоя беда. Разве не тебя ночью заметили, когда ты этот чан из города упер? Разве не на тебя собак спустили, когда ты у торговца дом растормошил ради книг бестолковых…

– Толковые они, – буркнул в ответ Виктор, переведя взгляд на стоящие на каменном полу фолианты.

– Может, и так, – вздохнул Тишка, продолжая стоять на бочонке, словно оратор на сцене, – но что ты с этого получил? Пока, кроме преследований и еще нескольких шрамов на харе – ничего. Я все-таки домовой и живу в доме градоначальника, если ты позабыл, увлеченный варкой своих зелий человечности. И я прекрасно слышал, как Вячеслав обещал богатырю все, что тот пожелает, за твою башку, лишь бы избавиться от твари. Видимо, ему даже ворованных у горожан денег в уплату не жаль. Хоть я в этом и сомневаюсь.

– Предлагаешь убить его? Ну, того богатыря? – спросил Виктор, беря рукой запыленный меч скелета, лежащего справа.

– А что ж еще с ним делать? – развел домовой в сторону жилистые лапы и вопросительно посмотрел на чудовище черными глазками. – Что у тебя на щеке? – указал он пальцем, увенчанным острым когтем, на морду чудовища.

Виктор нехотя провел рукой по белой полосе свежего шрама на небритой щеке, что остался в память после встречи с охотником.

– Ты разве не пытался поговорить с тем охотником? – задал вопрос Тишка. – Может, ты не пытался воззвать к его глубокомыслию и теплоте душевной? Может, надеялся, что в его голове нет стереотипов? Но ни один человек, запомни, не станет тебя слушать. Ты – чудовище, и, видя тебя, они хотят уничтожить опасность. И я не могу понять, зачем ты стремишься вернуться к ним? Зачем тебе вновь становиться человеком?

– А ты? – положив меч обратно скелету в стальную перчатку, спросил Виктор голосом грубым, но грубым от изменений его лица, похожего чем-то на медвежью морду. – Почему ты, так ненавидя человека, постоянно возвращаешься в дом градоначальника, чьи моральные и этические нормы далеки от совершенства?

Тишка нервно заходил по бочонку, скрестив мускулистые и кривые лапы на груди. Молчал он недолго, с минуту, после чего остановился и ответил:

– Природа такова. Ничего с собой поделать не могу. Я домовой и должен помогать хозяину дома защищать его владения от нечисти. Это часть меня, но другая часть знает, что творит человек, и знает также, что если Вячеслав поймает меня в моем обличии, то прибьет с радостью голыми руками. Так он, черт, ненавидит все, что считает чуждым человеку.

– Вот и я к людям хочу, – ответил Виктор, улыбнувшись своей страшной, клыкастой пастью, – потому как природа такова.

– Нет! – запротестовал Тишка, топнув лапой по бочонку. – Ты – не они. Вместо того чтобы убить опасность, ты стремишься сохранить ей жизнь, думая, что у тебя что-то выйдет, а люди убивают не раздумывая. Они жестоки.

– Так и я того охотника не по спине погладил! – резко ответил Виктор. – Ты видел его? Я ему спину сломал, а затем грудь когтями раскрыл, словно баба кошель перед лавкой торговца. Я помню, как на моих глазах его сердце пару раз дернулось и застыло.

– Ты был в обличии медвежьем! – отрицательно замотал головой домовой. – Ты защищался после того, как он тебя стрелой ранил! Все было так!

– Эх, – поднялся Виктор. – Из-за своей ненависти к людям ты не видишь многого.

– Но при этом вижу достаточно, – закончил Тишка. – Давай закончим эти препирания и сосредоточимся на том, что к тебе скоро пожалует богатырь с мечом, и он вряд ли станет слушать тебя.

– Можно отсидеться, – предложил Виктор, подходя к книгам и складывая их в стопки. – Вход в грот я завалил дубовыми бревнами, которые сам едва поднимаю, а уж какому-то богатырю их точно не сдвинуть.

– Он ведь не дурак! – разозленно бросил Тишка, оскалив острые зубы. – А ты, как я вижу, зелий перепил и теперь у тебя в башке жижа болотная вместо мозгов, если надеешься отсидеться здесь. Он, может, бревна-то не выбьет, но логово твое найдет, а потом придет сюда со всей деревней и уж толпой-то они тебя достанут, Виктор, будь уверен. Ты, видать, богатырей плохо знаешь.

– С чего ты взял? – удивился Виктор, подходя к тлеющему костерку. Зелье уже перестало бурлить. Невзирая на все еще сильный жар, он взял чугунную емкость за уши и понес в противоположную от костра сторону грота.

– А с того, – спрыгнул Тишка с бочонка и пошел рядом с чудовищем, – что ты явно не знаешь, что у богатырей всего два предназначения: защищать границы и округу от бандитов и убивать чудовищ типа тебя, что людей косят…

– Я медовчан не трогал! – напомнил Виктор голосом грубым и резким, отскочившим от округлых стен грота, и на громкость которых Тишка не обратил никакого внимания. – Это тварь могильная Сима их рвет.

– Знаю, знаю, – ответил Тишка, останавливаясь около темной дыры в камнях, куда Виктор одним движением перевернул чан с воняющим кислятиной зельем, которое не вернуло ему былого человеческого обличия. – Но и ты пойми, что весь город думает, будто это ты их убиваешь, и потому для богатыря твоя смерть – дело чести. Вряд ли его поймут, вернись он и скажи, что монстр вовсе не чудовищный человек-медведь, а вурдалак, живущий на кладбище и по ночам убивающий запоздалых гуляк. Да и с пустыми руками он не вернется. Будет тебя гонять, пока не прижмет. Может, день, а может, и десять, но все равно найдет и тогда…

– Понял я тебя, понял, – встряхнув пару раз чан, чтобы остатки жижи шмякнулись на камни, ответил Виктор. – Когда его ждать?

– К полудню, пожалуй, может, чуть позже, – призадумался Тишка, наморщив волосатый лоб. – Он говорил, времени зря терять не станет и разберется с тобой до вечера, чтобы ты еще кого не убил.

Виктор на этот раз не стал говорить, что не его рук убийства в городе. Перевернув чан, он оставил его, чтобы остатки зелья стекли в яму, а сам направился к костру, а точнее – кострищу с тлеющими и светящимися ярко-желтым углями.

– Давай-ка выпьем, Тишка, – предложило чудовище, останавливаясь около деревянного бочонка, на котором только что пламенно выступал домовой. – А то с зельем не вышло, да еще богатырь этот… Погано что-то.

– Не забывай, что тебе его еще прибить надо будет, – не унимался домовой, взяв стоящие около бочки кружки.

– Оттого и пью, – буркнул Виктор, держа бочонок одной рукой, а второй выдергивая пробку с характерным звуком «чпок». – Чтоб смелости хватило.

Запах ядреного самогона моментально взвился из бочонка, ударяя существам в чувствительные носы. Виктор наполнил подставляемые домовым кружки: свою до краев, Тишкину до середины и, закупорив бочонок, поставил его на место.

– Ну, давай, – приподнял Виктор деревянную кружку в воздухе, на что Тишка ответил тем же жестом, после чего оба опрокинули содержимое в разинутые пасти.

Пару секунд молчали, не в силах ничего сказать от крепости самогона, огненным потоком обрушившегося по глотке в желудок. Первым нарушил тишину Виктор, громко выдохнув пары алкоголя.

– Я тут читал учение Григория из Дубовска, – подходя к стопке книг и вытягивая из них одну в темной кожаной обложке, проговорил он. – Вот, прочти-ка здесь.

С этими словами он вручил Тишке раскрытый фолиант с пожелтевшими от времени страницами и красивым почерком писаря, выводившего каждую букву с изысканным упорством художника.

Григорий из Дубовска

Проклятья и передаваемые по мужской и женской линии мутации

Рассматривать проклятья стоит с ракурса научного, так как черная магия хоть и творит с объектом проклятым превращения разнообразные, но осуществима становится лишь в том случае, когда есть прядь волос или кольцо с пальца или, простите, исподние проклинаемого. Лишь в этом случае возможно сотворение черной магии. Ежели так пытаться проклятье сотворить – без части того человека, коего проклинают, – то проклятье едино в самого сотворившего попасть может, так как цели у него конкретной нет.

Говоря о мутациях, которые передаются через третье, а то и пятое колено, стоит обратить внимание на то, что мутация будет от того зависеть, чья натура сильнее. Из опыта, описываемого чародеем Андером Громовым в своем научном труде «Чем чревато слияние с оборотнем!», можно понять, что дитя, рожденное от столь необычного и природе неестественного слияния, может быть полностью человеком иль полностью оборотнем. Если же человеком родится дитя, то, считай, натура человечья сильней была в слиянии том. Но внутри младенца остается где-то зачаток той мутации волчьей и несется оно из поколения в поколение, пока натура волка не окажется сильнее и не родится дитя с искажениями. Может он поначалу выглядеть, словно нормальный человек, но после созревания полового начнутся изменения и оборотень наружу полезет, а в полнолуние, если не контролировать данного мутанта, он и родную кровь загрызть может. Потому как зверем становится и подавляет человека внутри.

– Практически твой случай, – дочитав до конца, пробубнил Тишка, поводив беззубой нижней челюстью. – Только ты в полнолуние таким же и остаешься, сохранив разум, если такое можно сказать о том, кто вновь возжелал стать человеком.

Виктор пропустил мимо ушей колкость, забрав книгу и бережно положив на стопку остальных.

– Практически, – согласилось чудовище, вновь присаживаясь рядом со скелетом в полном латном доспехе. – Вот только Григорий из Дубовска писал не только об оборотнях, но и о мутациях, встречающихся у друидов…

– О! – произнес Тишка, ловко запрыгнув на бочонок с самогоном. – Это-то точно про тебя. Ты ж друид и есть.

– Не совсем, – покачал косматой головой Виктор, смотря в темноту грота карими, медвежьими глазами. – Любой друид может без последствий менять свой облик на звериный и обратно на человечий. Моя же мутация, со слов Григория Дубовского, – это редкое исключение, которое прогрессирует с каждой новой трансмутацией в зверя.

– Что-то не пойму я тебя, – наморщил лоб Тишка. – Я книг не ворую, в отличие от тебя, и тем более их не читаю. Половины слов не понимаю.

– После каждого превращения я становлюсь все больше зверем, нежели человеком, – терпеливо ответил Виктор, но в голосе его чувствовалась злость или горечь, определить было сложно.

– Так оно и к лучшему! – вскочил на ноги счастливый домовой, оскалив клыкастую пасть в улыбке. – Ты уж лучше таким оставайся! Я только рад, честно!

– Эх, Тишка! – резко поднялся Виктор, подходя к бочонку и сгоняя с него домового, после чего вновь наполнил кружку и осушил ее одним махом.

– Ты пей, но меру-то не потеряй, – предостерег Тишка, усаживаясь теперь около дотлевающего костра на пару толстых веток, служащих дровами для растопки. – Вряд ли богатырь тебя поймет и в другой раз придет.

– Нельзя мне в медведя оборачиваться, – наплевав на предосторожности, сказало чудовище. – Посмотри, на кого я похож! Я стал похож на какую-то тварь…