Волк в ее голове. Часть I (бесплатно)

Я улучаю момент и ухожу по сухим островкам – промеж могильных плит, за ржавую поросль затопленных берёз.

Воздух насыщается влагой – плотнеет, тяжелеет, как мокрая губка. Звуки гаснут, смолкают птицы.

Безмолвие, безветрие, солнце.

Что здесь искала Вероника Игоревна? Уж явно не смирения. Люди, которые сжигают уведомления коллекторских агентств, ищут чего-то другого.

Впереди показывается синяя табличка с названием инсталляции.

Памяти жертвам репрессий

Василий И. Романов

«Больше никогда…»

Слева и справа мелькают чёрно-белые лица: профиль и анфас, профиль и анфас. В нижней части снимков напечатаны короткие биографии, они кончаются одними теми же словами: «Расстрелян».

«Расстрелян».

«Расстрелян».

Что-то останавливает меня у очередной плиты.

Новосёлова Татьяна Антоновна

Род. в 1896 году в селе Бадоево близ г. Омска

Одна из первых русских женщин-радиологов. Занималась радиометрической съёмкой в Алтайской губернии и проблемой радиоактивного распада в природных источниках минеральных вод.

Расстреляна в 1929.

На фото застыла некрасивая, полноватая женщина. По серой щеке ползёт улитка, и в целом выглядит Татьяна Антоновна так, будто прожила не тридцать с небольшим, а лет пятьдесят – будто слишком много невзгод цепями проволочились по её лицу.

К ней Вероника Игоревна приходила? Из-за радиологии? Как идут на могилу кумира?

Я не уверен, что Вероника Игоревна любила Диану, но химию-физику Фролкова-старшая обожала стопудово. У них дома всегда, будто сталагмиты, нарастали пачки научных журналов, упаковки пробирок, мешалок и тому подобная красота. Спорю, не пройдёт и пары месяцев, как Вероника Игоревна снова будет впихивать в молодые, неокрепшие умы всю таблицу Менделеева с лантаноидами, актиноидами, супер-пуперактиноидами…

Пока Диана прячется в каморке.

Я вспоминаю заклеенный выключатель, и меня пробирает дрожь. Может, мы уже и не дружим, и Диана больше раздражает, чем умиляет, но хотелось, чтобы у неё такого в жизни не было.

Только как тут поможешь? Деньгами? Диана и кошелёк всучит обратно, она для этого слишком гордая.

Отыскать её маму? Но я же не полицейский. Да, я нашёл Диану, но та и не особо пряталась. Да и что мне известно о Веронике Игоревне? Гимназия, вокзал. Пустынь. Электив. Расстрелянная женщина-кумир из начала XX века.

Из начала XX века и Омска.

Ом-м-м-ска

О-ом-мс-ск-ка.

Это одинокое слово повисает в голове, звенит колоколом. Кажется, оно вот-вот наведёт на другую ассоциацию или мысль, но тут я локтем задеваю что-то мокрое.

Прекрасно, бурое пятно на моем боку выросло до теннисного мяча.

Наверное, раны от топоров зашивают. Наверное, обрабатывают лучше «хлоргексидина», которым чистят ванны и стекла.

Я оглядываюсь в полураздражении-полупанике, не заметил ли кто конфуза, и – всё не слава Богу – вижу Леонидаса. Он идёт ко мне широким шагом, засунув руки в карманы куртки. Какой-то рок-певец, а не классный руководитель.

– Милый друг, – проносится голос над безликой равниной, – окажи честь поговорить?

– Сорян, одну минуту! – Я поднимаю вверх указательный палец и ещё раз оглядываю пятно. Нужно в волшебную комнату. Срочно. Или за курткой. Срочно. Или в бомбоубежище. Или чтобы в новостях объявили: так и так, Артур Александрович улетел в Гондурас.

– Сейчас, милый друг, сейчас.

– Ну минуточку… – Я как можно быстрее иду к бараку.

– СЕЙЧАС!

Голос Леонидаса звучит так, что мои ноги врастают в настил.

– Евгений Леонидович? – Я изображаю саму невинность и встаю боком, скрывая кровь. Ноздрей касается смутно знакомый запах, и молнией пронзает воспоминание: год назад, коридор гимназии, мимо идёт Диана. Именно мимо – будто я призрак, будто меня там нет. Пряди её волос – ещё длинных, ещё рыжих – поднимаются от движения и щекочут мою скулу. Прикосновение столь отчётливо, будто это происходит сию секунду, и запах шампуня – манго и ананас – отчётлив, как никогда. И, как никогда, вымораживает это несоответствие: едва уловимое прикосновение и пустота, холод в глазах Дианы.

– …тур, ты меня слышишь?

Что Леонидас спросил? О докладе? О домашке? О моих опозданиях? Что??? Почему в гимназии учат всякой дребедени, а не тому, как вести себя в подобных ситуациях?

– Я что говорил по поводу хождения по одиночке? Ты не понимаешь слова «болота»?

– Тут… тут мостки.

В доказательство я стучу носком кроссовки по берёзкам. Стволы скрипят, и между ними собираются лужицы. По спине, по затылку заползает холод, и запах Дианы просачивается в щёлочки между воспоминаниями и реальностью. Густеет. Плотнеет. И скула зудит – будто волосы Дианы в самом деле щекочут меня.

– Где доклад по полимерам?

Я зажмуриваюсь. Дианы тут нет. Это запах. За-пах. Кто-то моет голову таким же шампунем. Может, Леонидас. Почему нет? Люди покупают одни и те же товары в одних и тех же магазинах.

Откуда же такое чёткое ощущение, что меня касаются волосы Дианы?

Откуда такая каша в мыслях?

– Артур?

Я открываю глаза: никаких Диан, никаких призраков. Разве что Валентин, который подходит по чавкающей, полузатопленной траве, демонстрирует не очень живой вид.

– Где доклад?! – не унимается Леонидас.

Доклад? Доклад! Доклад на пути между всемирной паутиной и десятью листами А4. Что тут скажешь?