Время Сварога. Грамота

Глаза его, только что кроткие и смиренные, вмиг наполнились ненавистью. Опьяненный внезапной свободой, он поднял саблю, которую выронил Вохма и размахивал ею, с каждой секундой все больше возбуждаясь.

– Не торопись, успеем. Обыскать! – остановил его вожак.

Ловкие руки зашарили по телу, размотали пояс, стали снимать одежду, извлекая различные предметы, непонятные для непосвященных.

– Смотри, сколько разного добра, – главарь поднял маленький металлический прямоугольник с заостренными гранями. – Это для чего?

Он пальцем попробовал остро отточенный угол и пожал плечами. Затем выбрал железную звезду и так же повертел в руках.

– Отдай его мне! Я с него кожу живьем сдеру! – не унимался Сусторма. – Он за все ответит!

– Угомонись, злыдень, успеешь еще. А это что такое? Дай сюда.

Разбойник увидел медный диск и вдавленную в него ханскую печать.

– Ух, ты! Да ты, видно, важная птица! Свяжите его. Отдадим его воеводе. Хороший куш за него возьмем.

Грязный волосяной мешок накрыл голову ордынцу, руки стянули впереди за запястья и, привязав веревку, повели.

Глава вторая

Когда я получил мощный удар в голову, первое ощущение было: резкая боль, яркая вспышка света, голова треснула, как глиняный горшок. Затем темнота…. Сколько это продолжалось? Может – секунда, может – вечность. Не знаю. Но знаю точно, только после этого все и началось. Многие говорят, что смерть – это конец. Я вас уверяю, что это не так. Или не совсем так. Разные авторы от литературы описывают множество историй о путешествиях после смерти, но все сходятся в одном. Сначала ты выпадаешь из своего тела. Затем наблюдаешь происходящее как бы со стороны. При этом все слышишь, оцениваешь, сопереживаешь. Какой-то туннель, полет в никуда, яркий свет и вот ты уже в ином мире, где тебя ждут, любят, где ты чувствуешь полное блаженство…

У меня все случилось иначе. Назвать это иллюзией угасающего сознания не поворачивается язык. Картина происходящего была настолько реальной, а чувства настолько обострены, что образы сновидений или наркотического бреда меркли перед новой явью, неожиданной и загадочной.

Кто я такой? Воронин Игорь. В меру симпатичный молодой человек, в меру спортивный, надеюсь, что умный. Занимался всем понемногу, оправдывая собственные метания поисками смысла жизни. После того, как провалился на экзаменах в институт, для себя решил, что долг родине нужно отдать, как можно раньше, поэтому заскочил в военкомат. Не сразу найдя мое личное дело, мордастый майор, с грушевидной фигурой, дал мне два дня на сборы.

На вокзале, возле вагона, мать старалась не плакать, сдерживая себя из последних сил. За несколько лет она сдала. На красивом лице, под глазами, появились темные круги, а по краям губ – глубокие складки. Отец говорил что-то дежурное вроде: «Служи, как надо, сынок», – и долго жал руку, опасаясь, что я выдерну ее раньше времени. Уже лет шесть отношения с ним были напряженные. Отец много пил. А я этого не одобрял. Из-за пьянки его гнали отовсюду. Раньше, занимая крупные посты в чиновничьем аппарате госслужбы, он, как номенклатурная единица, долго оставался на плаву, несмотря на многочисленные «закидоны» – мог неделями не выходить на работу. В те годы печенью работали все. Если ты не пил, значит, не был «своим». От этого, порой, зависела карьера. Ходила даже шутка – мол, кто как пьет, тот так и работает. Но и пить нужно было умеючи. Должно было хватать силы воли, чтобы вовремя остановиться. Отец не смог. Его двигали теперь уже не вверх, а вниз. Было тяжело смотреть, как из веселого комсомольского, а затем и партийного лидера, человек деградировал, терял былую уверенность и неумолимо катился по наклонной. Казалось, что это была какая-то игра в «подставу», только на аппаратном уровне. Резко пропали все благополучные друзья, которые клялись в верности и дружбе. Осталась только семья.

Провожающие девушки рыдали, словно прощались навсегда со своими кавалерами. Да оно и понятно. Редкая подружка дождется своего воздыхателя. Два года – это срок. И женская половина это знала. Поэтому и заливала пьяными слезами перрон, расставаясь с прошлым.

У меня не было девушки. Не случилось. Первый опыт общения с женщиной оказался успешным. Она была старше и уже повидала на своем веку всякого. Я был для нее красивым мальчиком, не более. Наигравшись вволю, она вскоре предпочла влиятельного бизнесмена и вышла за него замуж. Я совсем не переживал по этому поводу. Взаимный обмен состоялся. Я получил бесценный опыт.

В вагоне я залез на верхнюю полку и уже не слезал с нее без надобности. Подвыпившие «недоросли» стаей гоняли по плацкарту, задирались к малознакомым пацанам. Особенно выделялся один, видимо, отсидевший на «малолетке». Он быстро сколотил вокруг себя неуверенных юнцов. Они старались навести жути на домашних мальчиков, отбирали деньги, если попадались менее стойкие, и надирались вновь, обменивая мятые рубли на пойло у проводников. По всему было видно, что проводники находили золотую жилу в таких поездках. Продавали дешевую «паленку» втридорога. Наконец эта гопота добралась и до меня. Окучивая вагон квадратно-гнездовым способом, она проверяла на вшивость всех, кто попадал в поле ее зрения. Около туалета, перед тамбуром, меня остановил один из них. С трудом собирая глаза в кучу, кадыкастый ханурик рванул куртку у меня на груди и, едва стоя на ногах, потребовал вывернуть карманы.

На мое «да пошел ты», он излишне самоуверенно замахнулся кулаком. Я даже не увернулся. Ткнул его сжатыми пальцами в этот самый кадык на опережение, от чего он долго приходил в себя, задыхаясь, обтирая спиной заплеванный угол тамбура. Я не стал дожидаться продолжения «марлезонского балета» и пошел на свое место.

Вскоре меня уже трясли за плечо и угрозами требовали выйти поговорить. Вожак, а это был он, распалялся на публике, как петух в курятнике. Плотный и чернявый, с наколками на кистях рук, он демонстрировал из себя видавшего виды уркагана, вдоль и поперек истоптавшего зону.

– Все, ты – труп, понял? – надрываясь, орал он, растопыривая пальцы. – Ты моего кореша обидел. Ты – не жилец.

Не то, чтобы я испугался, но, оценивая собственные шансы, видя, как за спиной у него подвывают накаченные алкоголем шакалы, я не спешил ввязываться в драку.

– Че, струхнул, фраерок? Сейчас дальняк у меня мыть будешь!

Конечно, «мыть» было сказано мягко, а звучало совсем по-другому, но, тем не менее, грозный самоуверенный тон подействовал на меня, как успокоительное. Я осмотрелся в собственном отсеке. Поймал на себе заинтересованные взгляды соседей. Они явно ждали моей реакции на происходящее. И я их не разочаровал. Подтянув правую ногу в колене, я с силой выпрямил ее, впечатывая каблук ботинка в физиономию чернявого. Он – дурачок, совсем потерял страх или некачественное пойло снесло ему голову, но он подобрался ко мне достаточно близко, поэтому соблазн пропечатать его рыло был велик. Гопник отлетел, кровь пошла носом. Ватага вразнобой заголосила и рванула ко мне, намереваясь стащить меня с полки. Но тут случилось неожиданное. Ребята – мои соседи вдруг поднялись, как один, и встали перед ними грудью. Вот здесь-то и проявилась шакалья сущность нападавших. Встретив отпор, они ретировались, унося своего вожака зализывать раны. Больше они меня не беспокоили, а с ребятами мы провели незабываемые двое суток.

Поезд тем временем преодолел Уральский хребет и плавно полетел по загадочной стране с названием Сибирь. Все дальше на восток уводили рельсы простого паренька из провинциального города, расположенного где-то на северо-западе страны. Дом с каждым километром становился все дальше и дальше и там, в родном дворе, под старой березой, возле железных гаражей, где я с друзьями играл в «войнушку», туманными воспоминаниями растворялось детство.

И вот я уже в армии. Чем я там занимался? Служил. И было все как у всех: лопата зимой, плац – строевая круглый год и наряды, наряды… Куда же без них? Разве что особая спортивная подготовка на износ с полной выкладкой, стрельба, ориентирование на местности и навыки рукопашного боя. Так, ничего особенного – пара приемчиков и только. Может, наставники были сомнительные профессионалы, а может, как всегда, – никому ничего не было нужно. Зато в полной мере «дедовщина» на первом году службы и беззаботная жизнь на втором. Несколько любовных связей с женой «зам. по тылу» и заезжей аккордеонисткой местного музыкального училища.

Первая – Марго перебирала все, что движется, в своем животном эгоизме. Столкнувшись в местном магазине, куда я шел потратить свои сержантские деньги, выделенные государством на мелкие солдатские радости, она пристально оглядела меня с ног до головы, словно породистого скакуна на ипподроме, и прямо в лоб поинтересовалась: давно ли у меня не было женщины?

Без ложной скромности могу сказать, что я не потребовал долгих объяснений. Не красавица, но с обалденной фигурой, она, как спортсменка на дистанции, выкладывалась в сексе с полной отдачей. И чем незатейливей он был, тем больше она заводилась. Сначала это было любое доступное место: бытовка магазина, ключи от которой любезно предоставляла ее подружка, или каморка «киношника» в солдатском клубе, где тянул тяготы армейской службы мой земляк. В итоге мы остановились на будке вахтера заброшенного пионерского лагеря, мимо которого солдаты строем бегали утренний кросс на пять километров.

Построенный еще при «царе Горохе», во времена, когда нашей части не было и в помине, пионерский лагерь был полностью разрушен, и лишь чудом будка вахтера сохраняла вполне приличный жилой вид. Даже старая «буржуйка» стояла на своем месте, а не была сдана на металлолом местными бомжами. Казалось – очень романтично, под треск поленьев, холодной ночью, заниматься любовью в глухом затерянном месте. Но никакой ночи, а тем более романтики не было, а было все буднично просто – жестко в углу или прямо тут же, на куче старого мусора.

Знал ли о похождениях своей жены майор Богданов – «зам. по тылу» нашей части? Конечно, знал. Какие тараканы были в их отношениях, я мог только догадываться, но то, что майор был «козлом» и уродом, я слышал от нее регулярно. И что она – дочь генерала делает ему карьеру, и пусть он только пикнет, как она тут же перекроет ему кислород. Видимо, так все и было, потому как на разводах майор внимательно смотрел на меня мрачным взглядом и не более того. Но мне все это было «параллельно». Напрямую я с ним не контачил, а буфер, в виде командира роты, не позволял ему явно оказывать на меня давление. К тому же, я уже был «дедушка», а это особый статус, да и «дембель» был не за горами.

Вторая – одухотворенная натура требовала утонченности романтических отношений. Однажды, приехав в воинскую часть с шефским концертом, скучно отработав программу классическим репертуаром, группа молоденьких девушек вызвала невероятный восторг изголодавшейся по женскому вниманию публики. Благодарное командование решило накормить девчонок «обыкновенной» солдатской едой. Для этого специально был приглашен повар из соседнего полка, который мастерски готовил плов.

Но тут вышла заминка в виде огромной лужи по дороге от клуба до столовой. Эта ненасытная вмятина, проглатывая очередную порцию щебня, песка и разного строительного мусора, волшебным образом возникала вновь, мозоля глаза отцам – командирам. Если солдатской обуви она не была помехой, то стайка девушек в концертных туфельках замерла перед ней в нерешительности.

Еще на сцене я приметил эффектную, пунцовую от волнения музыкантшу. Не поднимая глаз в зрительный зал, она усердно трудилась над клавиатурой аккордеона, вбрасывая неискушенному солдатскому уху очередную фугу Баха. Затем, испустив последний вздох, меха инструмента сжались и были унесены за кулисы. Напоследок девушка бросила прощальный взгляд в зал, и мне показалось, что ее глаза остановились на мне. Грустная улыбка подкрепила мою уверенность в необходимости близкого знакомства, осталось только ждать случая. И вот он представился.

Я не стал наблюдать за топтаниями девушек перед лужей, а подбежал, подхватил избранницу на руки и моментально перемахнул через водное препятствие, затем продолжил нести ее дальше. Сопротивления не было. Наоборот, нежное худенькое тело прижалось к широкой мужской груди и там замерло. Мир как-то сразу сконцентрировался в одно целое, состояние глубокой истомы овладело сердцем, я еще крепче сжал девушку в объятиях и только жеребячий гогот товарищей вывел меня из прострации. Веселились они, конечно, больше из зависти, я это понимал и не осуждал.

– Молодец, Воронин, – послышался издали одобрительный голос ротного, – вот, чмошники, с кого пример нужно брать!

За моей спиной послышались довольные голоса солдатиков, обсуждающих, как лучше принять на руки драгоценный груз. Тут же по воде зачавкали берца.

Ротный был мужик – что надо. Он перевелся к нам в часть недавно и сразу нашел подход ко всем. По слухам, он прошел несколько «горячих точек», но рассказывать об этом не любил. Без солдафонщины и без заигрывания с личным составом, он четко использовал здравый смысл и авторитарность, справедливость и жесткость уставных взаимоотношений. Он не сдавал и не подставлял, брал ответственность на себя, если было нужно, опекал, помогал. Все, что происходило негативного в роте, он считал собственной недоработкой и уж вздрючивал провинившихся по полной программе.

Ее звали Леной. Мы стали переписываться. Скорее это нужно было ей, чем мне. Она хотела понять, достоин ли мой внутренний мир ее девичьих фантазий, готов ли я подняться до ее уровня. Я старался. Эта игра увлекала меня. Она будила во мне дремавший без времени творческий потенциал. Я писал стихи, и стихи получались. Во всяком случае, мне так казалось. Я исписывал страницы тетрадей, перегружая их своими мыслями, сомнениями, желаниями. В каждой строчке, в каждом слове и знаке препинания сквозила нежность.

В итоге это произошло. Она приехала вновь. Теперь уже ко мне. Я выпросил у ротного ключи от гостевой квартиры в офицерском доме. И вся ночь пролетела, как одно мгновение. Она в кровь кусала губы, чтобы не стонать, стесняясь тонких межкомнатных перегородок. Отдавалась неистово, как будто в последний день своей жизни. Это не было животной страстью. Это было наполнением. Она впитывала в себя секунду за секундой, смакуя мгновения с невероятным трепетом, который мне был недоступен. Она любила. И это казалось безумием.

– У тебя есть закурить? – задумчиво спросила она, разметав по подушке темные густые волосы, во время очередного отдыха.

– Нет. Ты же знаешь, я не курю, – ответил я не сразу.

– Да, я знаю. Здоровый образ жизни. Но почему-то вдруг захотелось.

Она поднялась с постели, подошла к окну, встала на цыпочки, оперлась руками о подоконник. Точеное обнаженное тело, в отблесках уличного фонаря, покрылось серебристым светом. Голова приподнялась, и она прикрыла глаза, словно неожиданно поймала струю свежего воздуха.

– Ты меня любишь? – вдруг спросила она.

– Конечно, даже не сомневайся.

Фраза получилась пустая, совершенно неубедительная. Я это понял с опозданием. Лена повернулась ко мне и долго смотрела в молчании, затем вернулась в постель уже отстраненная.

– Я устала. Хочу спать, – сказала она, прерывая всякую попытку общения.

«Ну и черт с тобой», – подумал я, сам изрядно вымотанный.

Утром, дойдя до КПП, она попросила:

– Поцелуй меня.