Время Сварога. Грамота

Он единственный из всех имел кавказские корни. Чернявый красавец джигит возбуждался без меры при виде противоположного пола.

– Дайте мне комиссарского тела! Быстрее или я за себя не отвечаю!

Не только он знал, о каком комиссарском теле шла речь, потому что старый фильм о революционном прошлом страны «крутили» несколько раз в армейском клубе. Очевидно, командование полагало, что, в свете последних событий, забывать героическую историю своего народа нельзя и вместо тупых американских боевиков нужно показывать правдивые советские картины, наполненные глубоким смыслом, а главное содержанием.

– Иди и возьми! Зачем так орать? Эти персики по сотне за кило!

Девушки и в самом деле были цветущими. Сбитые на молоке сибирячки казались двадцатилетними, хотя, как выяснилось позже, едва достигли порога совершеннолетия.

Руслан выскакивал на улицу с голым торсом и начинал делать разминочные движения. Эффектно молотил кулаками воздух, работал ногами, отрабатывая мнимые удары. На окружающих девиц это производило впечатление. Они издалека следили за показательным выступлением, тыкая в его сторону пальцами.

Так прошел день. На следующее утро нам предстояла работа на лесопилке. Радужное настроение улетучилось, когда мы увидели, какого рода бревна приходилось поднимать для того, чтобы загрузить их на катки. Вес комля был настолько велик, что с ним едва справлялись двое. Первые добровольцы, которые попытались встать на погрузку, долго кряхтели, напрягая все свои мышцы.

– И это защитники Родины? Вас что, не кормят в вашей армии?

Крепкая женщина, лет тридцати, слетела вниз откуда-то сверху, одна подхватила бревно за толстый конец и легко забросила его на конвейер, чем привела «армейскую элиту» в ступор.

– Это что, фокус такой, да?

Руслан обалдело смотрел на женщину, глаза у него горели, нос с горбинкой раздувался, как у доброго скакуна. Было видно, что он уже раздел ее взглядом.

– Какой там фокус, привычка!

Женщина игриво разогнулась, выставила вперед грудь и отвела в сторону ногу, демонстрируя крутое бедро. Руслан аж задохнулся. Кавказская кровь забурлила и готова была прорваться фонтаном.

– А имя у такой красавицы есть?

– Конечно есть, а вам зачем? – продолжала кокетничать женщина.

– Жениться хочу.

– А я замужем.

– И кто у нас муж?

– Зек у нее муж! Ты, Лизка, давай не смущай молодежь, не мешай работать, – послышался голос директора лесопилки.

Он появился так же неожиданно, словно материализовался из воздуха. Он был единственный мужчина на этом производстве и, видимо, обладал особым авторитетом, потому как Лиза прекратила улыбаться и сразу отошла в сторону.

Странной особенностью этой местности было то, что все тяжелые работы или, вернее, практически все работы выполняли женщины. Мужики либо занимали руководящие должности, либо охотились и рыбачили, либо пили горькую, либо сидели. Время словно замерло здесь и вернуло послевоенный период, когда дефицит мужских рук чувствовался во всем: покосившиеся заборы, старые крыши и сараи на личных подворьях, раздолбанные дороги и тротуары на улицах. Как и всегда на Руси в период лихолетья основная тяжесть проблем ложилась на женские плечи, так и здесь, в отдельно взятой деревне, правила жизни оставались неизменными.

Вечером, уставшая от работы, после плотного – на убой ужина, моя бригада завалилась на отдых. Ноги и руки просто отрывались, спины ныли так, как будто по ним проехались трактором. Не было только Руслана. Он появился утром перед сменой. Лицо выражало высшую степень удовлетворения от проведенной ночи.

– Женщина – огонь! – выставляя большой палец, констатировал он. – Весь вечер уламывал. Зато потом… и тебе баня и парилка с веничком. А уж в постели – вообще молчу!

– У вас на Кавказе тоже бани есть?

– Таких нет!

– А женщины такие есть?

– Нет!

– Ну так женись.

– Не могу, дома невеста ждет. Родня не поймет!

Весь последующий день прошел, как и предыдущий, под лозунгом: «Бери больше – бросай дальше». Лиза крутилась рядом, переглядывалась с Русланом. Тот улыбался, подмигивал, но не подходил, храня конспирацию. За ужином в столовой моего слуха коснулась фраза, брошенная поварихой:

– Вон тот черненький! Это он! Совсем стыд потеряли! Теперь наши мужики им устроят!

О чем шла речь, догадаться было нетрудно. Интуитивно я уже ожидал нечто подобное, но не был готов к такому стремительному развитию событий. Тревога начала закрадываться в душу, а по мере того, как наша бригада подходила к дому, она только усилилась.

На площади толпились деревенские мужики. Их сначала было немного, но с каждой минутой появлялись все новые и новые, казалось, вся деревня от мала до велика высыпала на центральную площадь. Молодые парни и сорокалетние мужики, вооруженные кто цепями от капканов, кто монтировками, пришли нас убивать. Едва мы зашли в дом, как площадь загудела.

– Где этот чурка, а ну выходи!

– Выходи, гаденыш, поговорим! Нехрен наших баб портить!

Бледный от страха Руслан залез под кровать.

– Братцы, не выдавайте! Они ведь забьют меня до смерти, – орал он оттуда.

– Что, пехота, страшно? Раньше надо было думать!

Прошло несколько напряженных минут, которые растянулись в томительную бесконечность. Мужики не собирались расходиться, а наоборот, подогревая друг друга угрозами в наш адрес, или, точнее сказать, в адрес Руслана, требовали крови.

– Что будем делать? – спросил я, не отрывая взгляда от улицы.

– Может, надо милицию позвать? – предложил кто-то.

– Где ты видел здесь милицию? Тут, наверное, один участковый на весь район!

– Ну, тогда главу администрации! Он-то уж сможет успокоить своих…!

– Чем успокоить, задницу свою подставить?

– Эй, Руслик, вылезай, поговори с народом! Расскажи им, какой ты несчастный, авось тронешь их ранимые сердца!

Но Руслан не подавал признаков жизни. Гробовая тишина под кроватью была ответом.

– Слушайте, парни, а почему они не вломились к нам? Что им мешает положить нас здесь?

В самом деле, ничего не мешало мужикам войти в дом, хлипкие запоры не смогли бы их удержать, но почему-то они этого не делали, а ограничивались криками с улицы. Необъяснимая деревенская вежливость или немецкое понятие о неприкосновенности чужого жилища заставляли их оставаться снаружи.

– Воспитанная немчура, блин.

– Мы немцев били и бить будем! Пусть знают – русские не сдаются! – заорал кто-то в патриотическом порыве.