И, аккуратно свернув, он положил найдённый пионерский галстук в карман пальто…
– Да, Дьяконов, заходи! Присаживайся! – майор отложил в сторону папку с документами, которую он только что просматривал, – Как там у тебя дело с теми пионерами продвигается?
Инспектор Дьяконов смущённо потупил взор и, присев на один из четырёх стульев у стены, негромко сказал:
– Да как вам сказать… Подозреваемый появился почти сразу, но возникли некоторые странные обстоятельства…
– Поподробнее, пожалуйста, – майор внимательно посмотрел на инспектора.
– На месте преступления, возле одного из трупов, был обнаружен пионерский галстук, – неуверенным голосом начал Дьяконов, – Потом, на основании отсутствия гастука, подозрения пали на одноклассника погибших, Виктора Акатьева, который, к тому же, был последним, кто видел их живыми тогда, на кладбище… Но потом возникло одно осложнение… При следственном эксперименте на кладбище был найден пионерский галстук Акатьева. Я думал, что галстуки будет легко различить, и положил найденный галстук вместе с обнаруженным возле трупов…
– И теперь вы не знаете, какой из них какой? – усталым голосом спросил майор.
Инспектор грустно кивнул и ответил:
– Да… А вчера экспертиза показала, что один из галстуков был сделан в конце пятидесятых годов, ориентировочно, в пятьдесят восьмом году, а второй – в семьдесят седьмом или семьдесят восьмом году.
– Двадцать лет – это довольно большая разница, – кивнул майор.
– Да, – вздохнул инспектор, – И если предположить, что галстук из семидесятых – это галстук Акатьева, что довольно логично, то совершенно непонятно, откуда у убийцы мог взяться галстук из пятидесятых… Так что мальчика мы отпустили… Как говорится, до выяснения обстоятельств…
– Ну что ж, – майор снова потянулся к папке с документами, – Выясняйте…
Витёк был счастлив – наконец-то всё закончилось. Его отпустили! Следователь снова спрашивал, не вспомнил ли Витёк каких-либо новых подробностей, и не видел ли он кого-нибудь ещё на кладбище, но его больше не подозревали! Разумеется, про разговор с Ирой Шанцевой на её могиле Витёк никому не рассказал. Во-первых, кто бы ему поверил? А во-вторых… Витёк прислушался, как его мама, плача от радости, рассказывала по телефону своей подруге, что он проходит по делу уже только как свидетель, а не как подозреваемый. Потом Витёк осторожно прошёл в свою комнату и выдвинул из-под кровати коробку с игрушками. Оглядываясь на дверь, он раскопал со дна коробки что-то плоское завёрнутое в большой голубой носовой платок. Развязав уголки платка, Витёк извлёк на свет овальную фотографию на керамике – Ирина Шанцева. Положив фото на подушку, Витёк начал внимательно вглядываться в насмешливые глаза девочки. Изображение слегка колыхнулось и едва заметно засветилось.
– Всё в порядке? – донёсся до Витька словно откуда-то из глубин его собственной головы голос девочки.
– Да-да! – радостно воскликнул он, – Они меня отпустили, и, кажется, больше не подозревают.
– Это хорошо, – губы Иры на потрете тронула едва заметнаяя улыбка, – Ты поступил как настоящий пионер.
– И что теперь будет? – спросил Витёк.
– Пионер не должен останавливаться на достигнутом, – сказала девочка, – Мне кажется кое-кто ещё из твоего класса поступил не по-пионерски…
– Кто?.. – Витёк настороженно огляделся по сторонам и снова посмотрел на портрет.
– Помнишь, вы тогда всем классом ходили смотреть фильм про подвиг наших героев во время Великой Отечественной войны? – Ира сделала очень серьёзное выражение лица.
Витёк сглотнул и молча кивнул.
– Так вот… – Ира сделала многозначительную паузу, – Шанаева, Иванова и Тюрина смотреть фильм не пошли.
– Да, я знаю, – пробормотал Витёк.
– Это очень нехорошо, – сказала Ира, – Пионеры не должны прогуливать общественные мероприятия. Мне кажется, нам надо их вызвать на совет дружины. Ты согласен?
– Да, – кивнул Витёк и почесал запястье левой руки.
Теперь там только слегка чесалось, и следов от зубов уже почти не было видно – в последний момент, беспомощно вися на заборе, Игорь Болотнов всё-таки смог тогда извернуться и укусить Витька за запястье. Дёрнув обмотанный вокруг шеи Игоря галстук вверх, Витёк легко высвободил своё запястье, а Болотнов глухо захрипел и задёргался…
«Это не хорошо – кусать своих товарищей», – подумал Витёк аккуратно снова заворачивая фотографию Иры в платок и пряча её на дне коробки с игрушками, – «Ну да ничего, ему и это на совете дружины припомнят… А Ира права – Иванова, Тюрина и, особенно, эта воображала Шанаева – очень запущенный случай. Их надо обязательно вызвать на совет дружины…»
Пионерский некрополь: Подруги.
До перемены оставалось двадцать минут. У шестого «Б» был урок математики. Возле разделённой на две половины коричневой доски стояли Катя Карманова и Лёня Потапов – каждый из них решал своё уравнение. И если Карманова всё время либо что-то бодро и энергично писала на доске, либо торопливо стирала только что написанное влажной тряпкой, то совершенно потерявшийся среди цифр и переменных Потапов просто тупо пялился на доску и озадаченно почёсывал себя куском мела за ухом. Остальные школьники сидели сосредоточенно склонившись над тетрадками и периодически бросая тоскливые взгляды на доску. Многие просто ждали, когда уравнения решатся там, и между делом изображали бурную интеллектуальную деятельность, чтобы, не дай бог, неспешно прогуливающаяся между партами Людмила Ефремовна не задержалась возле них и не заглянула в их тетрадки.
Ира уже успела решить уравнение Кармановой и аккуратно вывела перьевой ручкой ответ: «16». Потом, прежде чем записать уравнение, над которым потел и мучился Потапов, она повернула голову направо, туда, где через ряд от неё сидела Даша. Их рассадили ещё в сентябре – Людмила Ефремовна просто устала постоянно делать замечания вечно болтающим и хихикающим подружкам. Теперь Ира и Даша могли лишь переглядываться или, в крайнем случае, передавать друг другу записки. Сейчас Даша сидела низко склонившись над партой и что-то старательно выводила в своей тетрадке. Ира внимательно посмотрела на её тёмную, упавшую на глаза чёлку и аккуратный, чуть вздёрнутый носик. Ещё у Даши были красивые глаза – большие, тёмно-карие, очень выразительные… На прошлой неделе они вместе пошли после школы в библиотеку, а потом дома у Иры делали уроки. Почему-то разговорились тогда про мальчишек. Непонятно, как, вообще, у них на эту тему разговор зашёл? Оказалось, что обе никогда не целовались с мальчиками. Впрочем, тут же согласились, что, если честно, то – не с кем. Ну не с Поленовым же, хотя другим девчонкам из класса он почему-то нравился… Закончился их разговор неожиданно для обеих тем, что они всё-таки решили попробовать поцеловаться – а то вдруг подходящий случай представится, а они не будут знать как? Сели на диван, обнялись… Даша вдруг и сказала: «Подожди, давай хоть свет погасим…». Погасили, поцеловались – осторожно, влажно, нежно… Потом ещё… Потом попробовали с языком, но Даше, кажется, не это не особенно понравилось. Во всяком случая, сначала… Ира с задумчивой полуулыбкой смотрела на Дашу.
– Шанцева! – голос Людмилы Ефремовны вернул Иру в реальность, – Сидим мечтаем? Ты уже всё решила?
Математичка остановилась возле её парты и сверху заглянула в Ирину тетрадь.
– Чего ждём? Потапов ещё не скоро разродится, так что продолжай дальше – пока всё правильно, – и Людмила Ефремовна направилась дальше по проходу между партами.
Даша услышала и обернулась. Ира поймала её взгляд – даже показалось, что мелькнули те же самые искорки, как и тогда: «…давай хоть свет погасим…». Потом, когда пришли с работы Ирины родители, Даша торопливо засобиралась домой, и они успели только пару раз переглянуться. Вот тогда-то Ира и обратила внимание на тот необычный блеск в глазах Даши, такой же, как и сейчас… «Хорошо, что у меня есть такая подруга», – подумала Ира, – «Близкая… Надо будет ей обязательно рассказать… Да, рассказать про то, что случилось вчера вечером… Если не ей, то кому? На перемене расскажу…»
И Ира сосредоточенно склонилась над своей тетрадкой. Людмила Ефремовна тем временем подошла к доске и, окинув взглядом половину доски Кармановой, удовлетворённо кивнула.
– Так, Карманова – «четыре», – сказала она, – Суетиться не надо, и всё будет нормально. Потапов – иди садись. Сегодня без оценки. Спрошу завтра. Не решишь – будет «два». И домашнее задание завтра тоже проверю. Мел дай сюда…
Потапов поспешно передал математичке кусочек мела и побрёл на свою последнюю парту. Людмила Ефремовна широким жестом стёрла с доски его безуспешные попытки и быстро и чётко начала записывать решение уравнения. Класс, все как один, моментально склонились над тетрадками. Ира краем глаза заметила, как Даша снова обернулась и коротко взглянула на неё. Поразмышляв долю секунды, она решила не подавать вида и лишь едва заметно улыбнулась…
На перемене Ира подошла к подруге и сразу же сообщила:
– Пойдём, есть одно дело. Надо поговорить. Это важно.
Девочки отошли в конец коридора и остановились возле окна. Даша прислонилась к подоконнику, слегка присев на него, а Ира встала напротив неё, разглядывая морозные узоры на стекле.
– Что случилось? – спросила Даша.
– Одна история, – неуверенно сказала Ира, – Но только это секрет!
– Само собой, – кивнула Даша и тут же посмотрела куда за спину Иры.
Ира проследила за её взглядом и недовольно обернулась. Два девятиклассника, Беляков и, кажется, Пахомов, поймали бедолагу Потапова и, весело посмеиваясь, начали толкать его друг к другу между собой, словно играя в мяч. Лёня Потапов, с трудом сохраняя равновесие, выдержал четыре-пять сильных толчков, а потом всё-таки не удержался на ногах и грузно повалился на пыльный пол. Девятиклассники восторженно взвыли, и Беляков тут же отвесил поверженному Потапову увесистый пинок под зад.
– Подожди-ка минуточку, – сказала Ира и, обойдя Дашу, решительно направилась к девятиклассникам.
Те не сразу обратили на неё внимание и ещё несколько раз несильно пнули ногами валявшегося на полу Потапова.
– Прекратить! – глядя снизу вверх на девятиклассников крикнула Ира.
– Те чё, малявка?! – с удивлением повернулся к ней Пахомов, – Тебе больше всех надо?!
Ира пару раз глубоко вдохнула, и концы её пионерского гастука, очевидно наэлекризовавшись, слегка подались вперёд…
– Я сказала «прекратить»! – почти крикнула Ира, – Что вы тут вытворяете? За такие дела я вам быстро совет дружины организую, и вы очень пожалеете!