Шумелка мышь. Взбалмошная, нежная, смешная

– Какого черта! – взревел Грос, выскакивая из-за барабанной установки, как чертик из табакерки. Цзвень! Это упала на пол тарелка. Бэм! Это покатился по полу барабан. Тики-трики! Это Грос швырнул в сторону барабанные палочки. У всех просто челюсти отпали! Таким они добряка Гроса еще не видели. Глаза красные, огромные. Ноздри раздуваются и грудь ходуном. Разве, что пена изо рта не пошла для полноты картины. Ну просто бык, а не таракан! Дальше больше. Не теряя ни секунды, одним прыжком Грос налетел на Фрая. С диким воплем обрушил град ударов на лучшего друга. Тот, надо отметить, в долгу не остался. Ох, и сцепились же они, и пошла битва! Ланг отставил контрабас в сторону, и попытался было разнять друзей, но куда там! Его закрутило и отшвырнуло в угол. А Том и Йен так и остались сидеть со своим кислым пивом и отвисшими до пола челюстями.

Тем временем Грос и Фрай в одном лягающемся, кусающемся и шипящем клубке прокатились по кабаку, сметая все на своем пути. Грохот стоял неимоверный. Во все стороны разлетались столы, стулья и приборы. Казалось, наступил последний день Гаваны, и все кончится тем, что рухнет крыша.

На счастье или на беду в тот день в заведение заглянул его владелец, пит бультерьер Лаки, бывший боевой пес и любимец публики, вложивший все деньги в Гавану, когда она еще была приличным местом. Лаки сидел в своем кабинете, с тоской глядя в пустой сейф, когда услышал жуткий шум из зала. Он изумленно повел ушами и зарычал.

– Не рановато для веселья?

В то же мгновенье что-то с грохотом ударило в дверь кабинета, и раздался вопль Фрая.

– Чертовы тараканишки! – взревел Лаки и пулей вылетел в зал. Они его доконали! Играть толком не могут, а туда же – подай им жалованье, да еще и пиво налей! Теперь еще и драку устроили!

Выскочил в зал, а там такой бедлам, что хоть волком вой! Драка уже перенеслась к кухне. В окружении обслуги тараканы из джаз банды мутузили друг дружку почем зря. Официанты уже ставки начали делать на исход драки.

– Ах вы, мелкие твари! – взревел хозяин Гаваны, бросаясь в эпицентр сражения.

Первым на улицу вылетел Гросс, потом Фрай. Следом прилетел Ланг в обнимку с контрабасом, и не особо упирающиеся Том и Йен. Все приземлились в огромную грязную лужу посреди булыжной мостовой. Вокруг тут же столпились хихикающие прохожие. Через минуту дверь снова отворилась, и в проеме показался Лаки с инструментами в обеих лапах.

– Саксофон не кидай! – только и успел крикнуть Фрай. Поздно. И саксофон и тарелки полетели в лужу. Хорошо хоть не прибили никого. Булькнулись рядом с тараканами, окатив их волной зловонной жижи.

– И чтобы я вас здесь больше не видел! – прорычал Лаки и так сильно хлопнул дверью, что вывеска покачнулась, и чуть не свалилась на крыльцо.

– Вот урод! – сказал Фрай, выливая из саксофона воду. По колено в грязи он был похож на чертика.

– Урод… – согласился Гросс. Отряхнулся и, потащил из грязи тарелки и барабан.

– Накрылась наша музыка, – сказал Ланг.

– А знаете, как можно сейчас повеселиться? – сказал Фрай, прищурившись.

– Подпалить этот сарай? – предположил Грос, кивая на Гавану.

– Не угадал.

– Закинуться еще Фосом?

– К черту Фос! Давайте лучше навестим старушку Мышь!

Глава 4

ПЛАН

Последние три дня Мышь была сама не своя. Бродила по комнатам и трогала себя. Проходя мимо зеркала, смотрелась в него и бурчала: – Своя я, или не своя я? Из головы не шел треклятый носок и унижение, испытанное по милости тараканов.

За вечерним чаем в пятницу она сказала: – Я этого так не оставлю! Уж я отомщу! – тяжело вздохнула, – Были бы они покрупнее – я бы наподдала им под зад. А так, что с них взять, с мелочи пузатой?

– Забудь, – сказал Ян и отхлебнул чай, аккуратно держа чашку. Посредине нее черной змейкой ползла трещина, и Ян опасался, что она может расколоться, окатив его горячим напитком, – Ты должна быть выше, – он взмахнул крылом, – Кто ты и кто они?

– Кстати, а кто они? – встрепенулась Жане, и пятое за вечер сизое перышко опустилось на дощатый пол.

– Тараканы, – ответила Мышь и попыталась себя обнять.

– Ах, тараканы… С удовольствием бы проучила парочку дождевых червей.. А этих – увольте. Не вкусные. И хрустят противно, когда их клюешь. Я ведь ненавижу чипсы, да дорогой?

– Любимая, пей чай, пока не остыл, – Ян поболтал ложкой, рискуя расколоть чашку, и незаметно затолкал перышко под кровать. – Пойми, наконец, – сказал он, драматично протягивая крыло в сторону Мыши, – Они такие, какие есть. К тому же, тараканы, любишь ты их или нет – важная часть сообщества. Они вполне, так сказать… Они.. это… нужны, да и все! Ян не смог придумать, зачем же так необходимы тараканы и от этого раздражение его достигло предельной точки. Он глянул на Мышь, пытающуюся обнять себя покрепче, потом на Жане. Та удивленно изучала орнамент на выцветшей скатерти. Ян хотел добавить что-нибудь умное, но не придумал и, нахохлившись, замолчал. Часы пробили восемь.

– Пойми, Ян, не могу я спустить им это с рук. Или что там у них? – сказала Мышь и откусила здоровенный кусок имбирного пряника, – Я обязана отомстить. В моей голове даже созрел план. Но, – Мышь тяжело вздохнула, – Я его забыла…

– Милочка – проворковала Жане, – не обращай на них внимания. Игнорируй, и они оставят тебя в покое.

Ближе к ночи Мышь устала думать о своей обиде, о тараканах и о том, как им отомстить. В голове гудело, в душе шел затяжной ливень.

– Да идет оно все полем! – сказала Мышь, глядя на свое отражение в зеркале. Показала язык, – Постараюсь с ними не встречаться, – И бухнулась на кровать.

Пробираясь на следующее утро сквозь обрывки снов, Мышь потянулась и с хрустом пошевелила когтями. В ее мозгу мурлыкал хит позапрошлого лета, и мир не казался таким мрачным, как накануне.

– Поваляюсь еще минут двадцать, – прошептала Мышь и засунула подушку между колен. На душе легко, когда можно позволить себе не думать о делах. Хит позапрошлого лета искусно сменился старой маминой колыбельной, и Мышь провалилась в сладкую вату сна…

– А ну встать! Тоже мне разлеглась здесь!

Мышь в ужасе соскочила с кровати и попыталась выпрыгнуть в окно. Зацепилась ночнушкой и чуть не грохнулась на пол. Зажмурилась крепко и в отчаянии закрыла голову руками.

– Как ты можешь спать, когда они издеваются над тобой! – раздался грозный писк. Он показался ей знакомым и начал будить давно уснувшие воспоминания. Те отбрыкивались и зевали, но потихоньку картина вырисовывалась. Детство, большая семейная гостиная, запах одуванчиковой трубки…

– Дедушка? – она разожмурила глаза и в недоумении уставилась на огромную старую мышь в красном расшитом золотой нитью халате.

– Сколько нужно тебе повторять! Ты должна уметь постоять за себя! – Старик размахивал руками, словно дирижировал оркестром. Глаза грозно сверкали.

– Вот вырастешь и некому будет о тебе позаботиться. Куда побежишь за помощью, когда мы с твоей бабушкой ляжем в могилу?

– Дедушка, я уже выросла…

– Тем более я не позволю, чтобы тобой помыкали!

– А ты… ведь ты уже…

– Умер? – закончил за нее дедушка, – Ну да… Я все время об этом забываю, черт его дери! – Дед откинул одеяло и край простыни, и грузно сел на кровать.

– А как же…?

– Да ты не волнуйся, малышка – сказал дедушка, и в руке его волшебным образом задымилась трубка. Она возникла словно из воздуха. По комнате поплыл пряный запах табака. – Это твой сон. Ты хотела меня видеть. Вот я и пришел. Но я все знаю! – он выпустил струйку дыма через левую ноздрю, – Ты не должна позволять всякому сброду издеваться над собой! Никогда и никому, слышишь, не спускай обиды! Достань обидчика из-под земли, пройди ад в погоне за ним, поднимись на самую высокую скалу, но отомсти! Иначе, имя тебе – слабак, и шкура твоя лишь коврик для вытирания ног! Ты поняла меня?

– Но что же мне делать, дедушка?

– Ты должна проучить их. Раз и навсегда отбить у них охоту связываться с тобой. Добейся уважения!

– Но как?

– Тут я тебе не помощник, детка. Я ведь не настоящий…