Шумелка мышь. Взбалмошная, нежная, смешная

– Понятно, – сказала Мышь одобрительно, – Есть у нее здесь родственники?

– Нет, – ответил Хьюго, – Их разлучили. Это грустная история. При разгрузке в одном из северных портов вся ее семья пропала.

– Угу, – Мышь почувствовала себя героем детективных рассказов, проницательным сыщиком в погоне за уликами, – Говорила ли она что-нибудь про своего отца?

– Она не любит об этом вспоминать…

– Ясно… Скажи-ка мне, а есть ли у нее, – она на секунду замялась, – Ну такое… Красное… (О, боже, дай мне силы!) Есть ли у нее красное пятно на брюшке?

– О, да, – ответил Хьюго, – Есть. Ярко красное на черном… Но почему ты спрашиваешь?

– В виде песочных часов? – уточнила Мышь.

– Откуда ты знаешь? – спросил Хьюго. По лицу пробежала тень недоверия.

– О, малыш, я – старая Мышь, когда-то блиставшая в высшем свете Парижа, – сказала Мышь с грустной улыбкой на лице, – Я знаю так много, что половины забытого мной хватило бы для нормальной жизни всех жильцов этого дома, – лукавая улыбка заиграла на ее мордочке, – Думаю, мне еще придется встретиться с твоей невестой.

– Но зачем?

– Чтобы помочь тебе, малыш.

– Как ты можешь помочь мне? – вскричал Хьюго, сделав ударение на слове «ты», – И зачем тебе это?

– Видишь ли, – сказала Мышь, доливая чай в кружку Хьюго, – Я понимаю твое недоверие. У нас обоих в жизни появилась большая проблема. Так? – спросила она, и не дожидаясь ответа, кивнула сама себе, и продолжила: – Мы сами не можем ее решить. До сегодняшней встречи я понятия не имела, как мне с этой проблемой справиться и как с ней дальше жить. Теперь знаю. Тараканы должны трепетать, лишь услышав мое имя! Ты, Хьюго – тот единственный, кто может помочь мне проучить их. А я могу помочь тебе. Главное, – она подняла вверх палец, – я думаю, что знаю, как.

Паук внимательно слушал Мышь, слова обволакивали исстрадавшуюся душу, и впервые за несколько дней он почувствовал себя лучше. Далеко на горизонте, еще слабый, едва народившийся, забрезжил лучик надежды. Хотя Хьюго и не понимал, откуда Мышь знает такие подробности про Блэки, и как она может ему помочь, если он и сам не понимает, что с ним происходит, он, почему-то ей поверил.

– У нас мало времени, малыш. Надо что-то делать! – Мыши не терпелось действовать.

– Ну уж нет! – решительно сказал Хьюго, стукнув кулаком по столу, – Так не пойдет! Прежде ты все расскажешь мне. Если на самом деле знаешь, о чем говоришь, а не ломаешь тут жалкую комедию в стиле «Ах я такая просвещенная и добродетельная самаритянка»! – глаза Хьюго сверкали.

– Вот такой Хьюго мне нравится! – воскликнула Мышь, – Тебе определенно идет воинственный настрой и нам это в дальнейшем пригодится. Точно готов услышать всю правду?

Хьюго кивнул так решительно, что стукнулся подбородком о грудь.

– Ладно. Слушай, – Мышь отпила немного чая, не спеша и вдумчиво, дабы оттянуть неприятный момент и, наклонившись к Хьюго, и глядя ему в глаза, как удав на кролика, прошептала: – Твоя невеста – черная вдова!

Стены не обрушились, мир устоял, но в голове у Хьюго все тут же встало на свои места. Он тоже отпил чая, почесал лапкой затылок, и опустил взгляд вниз на скатерть с крупным орнаментом из георгинов. Багровые лучи солнца из окна на удивление тонко играли с рисунком на скатерти. Головки цветов казались объемными и реальными, почти колыхались от ветра.

– Ты знаешь, что это значит? – участливо спросила Мышь, – Мне объяснить?

– Не нужно, – буркнул Хьюго, – Теперь понятно, почему я так мучаюсь.

– Инстинкт?

– Он, проклятый, – ответил Хьюго, и тяжело вздохнул, – Но… ты уверена?

– В том, что это инстинкт? – спросила Мышь.

– О господи, Мышь! – сердито сказал Хьюго, – Про Блэки?

– Все сходится, малыш…

– Ладно, – махнул рукой Хьюго.

Возникла неловкая пауза. Она всегда появляется в такие моменты, эта глупая девочка. Стоит и хлопает глазищами, будто вот-вот разревется.

– Иди отсюда, глупышка, – шепотом попросила ее Мышь и кивнула головой на окно. Ведь все знают, неловкие паузы не пользуются дверьми. Та в ответ пожала плечами, такими худыми, что казалось, рубашка вот-вот соскользнет с них на пол, и всем тогда станет еще неловче, посмотрела на Хьюго, потом на Мышь и мелкими шажками двинулась к окну. Когда она перевалилась через подоконник в сад, Хьюго покачал головой в недоумении и прошептал: – Моя любимая – черная вдова…

– Ты, наверное, предчувствуешь то, что случится после свадьбы, – продолжала думать вслух Мышь, – Вот и мучаешься… Понятное дело, кому охота быть съе…

– Хватит! – остановил ее Хьюго, – Какой там у тебя план?

– Есть у меня пару задумок, – мечтательно сказала Мышь, – Завтра с утра займусь. А ты сейчас больше меня ни о чем не спрашивай, ладно? Я, как солнце садится, уже не человек. Иди-ка ты домой и придумай, как мне с твоей невестой половчее встретиться. И про тараканов подумай хорошенько.

– И то верно, – сказал Хьюго и разгладил складки на скатерти. Георгины на ней уже не казались живыми, свет потерял закатное волшебство… – Засиделись мы с тобой. Он выскочил из-за стола, смешно потряс ножками и взбежал по стене. У самого потолка он повернулся к Мыши и тихо крикнул: – Пока! И спасибо за чай!

Глава 5

Мой милый маленький друг

Пока Мышь разрабатывает план, предлагаю немного отвлечься и послушать историю про то, как Мышь нашла нового друга и что из этого вышло.

Капля знала, когда-нибудь это непременно случится. Ведь она создана для земли. Вместе с тучей она проплыла тысячи миль над вечными льдами, над бескрайним морем, над горами, но нигде ей не хотелось так сильно вниз, как у этого славного старого города. Капля увидела его на рассвете, и он с первого взгляда очаровал. К обеду туча опустилась так низко, что стали различимы фигурки прохожих и экипажи, спешащие по делам. Здесь кипела жизнь, и капле захотелось остаться, чтобы стать частью этих улиц. Что бы это ни было, сила ли ее желания или просто настал нужный момент, но узы, прежде прочно связывавшие с матерью тучей, ослабли, и капля загрустила. Расставаться, пусть даже исполняя самое заветное желание, оказывается больно и печально. Туча тоже вздохнула и, помедлив мгновение, отпустила свое дитя. Кто знает, сколько раз представляла себе капля этот момент! Но ни одна фантазия не могла сравниться с ее чувствами. Восторг, какого она никогда прежде не испытывала, переполнил ее прозрачное существо.

Ах! Она уже летит! Свистит ветер, земля стремительно приближается. Если бы капля могла, она закричала бы во все горло! Или запела бы!

– Какое чудесное место, – подумала капля, приспосабливая форму под ураганную силу восходящих потоков, – Теперь я буду здесь жить! Прощай туча! Прощай, и спасибо за все!

Оранжевые черепичные крыши, узкие улочки, зеленый парк с зеркальцем озера посредине – все это приближалось стремительно; скоро это войдет в ее жизнь. Еще совсем немного… Сейчас!

От неожиданности Мышь вскрикнула, когда капля дождя ударила ее по носу.

– Черт знает что! – сказал она. Хорошо, что Мышь взяла на прогулку зонтик, кроме кучи ненужных вещей, среди которых был театральный бинокль, моток бечевки, автоматическая перьевая ручка (ей в последний раз писали года полтора назад), пять мраморных шариков и паспорт (на случай если придется срочно уехать за границу).

Надо ли говорить, что в утренней газете не было ни слова об осадках! Чертовы либералы! Похвалив себя за предусмотрительность, Мышь спешно достала из саквояжа зонт (безвозвратно рассыпав любимые мраморные шарики) и со второй попытки раскрыла. Капли с нарастающей силой забарабанили по туго натянутой ткани.

– И что теперь? Без калош, без плаща… Вернуться разве домой? Мышь на секунду задумалась. – Ну, уж нет! Никакой дурацкий дождь, даже ливень не остановят ее, когда дело касается послеобеденной прогулки. Мышь могли называть взбалмошной и непостоянной особой, и отчасти в этом была доля правды, но в том, что касалось променада после обеда, вы бы не нашли и в целом мире, большего постоянства, какое являла Мышь. Она гуляла при всякой погоде в любой сезон, и если бы ученые открыли пятое время года и назвали его «Не вздумай выходить из дома, иначе смерть», она и тогда бы нашла способ прогуляться. Возможно, то была бы последняя прогулка в ее жизни, но и умирая, она прошептала бы: – Детка, только послеобеденная прогулка может гарантировать качественный, восстанавливающий силы сон…

Итак, Мышь решительно продолжила прогулку, если так можно назвать то, как она брела в несущемся по мостовой потоке ледяной воды (дело было в октябре). Зонтик, словно небольшой античный фонтан, извергал вниз потоки, заливающие бока Мыши, начиная от карманов вязаного кардигана до туфель, больше походившие на затонувшие каравеллы. Мышь промокла. А дождь, вопреки прогнозам, и не думал останавливаться. Как говорят в таких случаях англичане – льет кошками и собаками. По-нашему – как из ведра.

Обычно, следуя любимому маршруту, Мышь доходила до конца улицы Митран, там, где она превращалась в узкую темную аллею, и поворачивала налево в парк, где еще минут десять гуляла по дорожкам, усыпанным зеленой мраморной крошкой, а затем возвращалась той же дорогой домой. Но идти в парк в такую погоду значило подвергать себя смертельной опасности. Любой школьник знает, что в дождь можно поскользнуться на корневище дуба. Расшибить голову вместо того, чтобы нагулять качественный восстанавливающий силы послеобеденный сон? Увольте. Мышь повернула направо и побрела в потоках по бульвару Парнас на север (повезло, что вода текла под уклон и Мышь буквально плыла по течению), чтобы у городской ратуши пойти на юг вдоль площади и вернуться к фланелевому розовому пеньюару и любимой подушке по той же родной улице Митран. С ориентированием в пространстве у Мыши всегда было хорошо. Она с одинаковым успехом читала любые карты, включая водопроводные и гадальные, за что и заслужила уважение местного сантехника, когда с точностью до полуметра указала колено, где позже нашли оброненное соседкой в ванне обручальное кольцо.

– Так и до потопа недалеко, – подумала Мышь, приподняв зонтик, чтобы видеть небо. Какое там! В двух шагах невозможно ничего разобрать. Дождь падал плотной отвесной стеной, превращая город в мутную серую акварель. Поначалу Мыши было холодно, слякотно и гадко, и она могла думать только об этом, но позже, когда вода добралась до последнего сухого места на ее теле (на спине, чуть пониже левой лопатки), она расслабилась и даже стала получать удовольствие. Мышь больше не переставляла ноги, как цапля и не втягивала голову в плечи. Шаг ее стал легким и пружинистым, а глаза весело засверкали из-под зонта, как два индийских бриллианта. Она даже стала напевать старый опереточный мотивчик. Тра-ля-ля! Да, именно так! Мышь весело топала по мостовой, и брызги летели из-под ее ног.

Недалеко от городской ратуши Мышь остановилась. Она услышала странный звук – не то плач, не то смех. Звук был тихим и глухим, и Мышь подумала – урчит у нее в желудке. Даже рассердилась немного на продавщицу в бакалейной лавке, уверявшей, что репа – наисвежайшая. Но когда звук повторился, Мышь поняла, это не желудок. Наклонилась к канаве, брезгливо повела глазами по ярким россыпям мусора и увидела крохотное зеленое создание в пожухлой траве. Оно вцепилось в былинку и из последних сил сопротивлялось потоку, тянущему ее в сторону ржавой канализационной решетки, где вода с шумом пенилась и низвергалась вниз в пугающую бездну.

– Да это же лягушка! – догадалась Мышь, хоть и видела таких только на картинках в детской энциклопедии. Глаза – огромные, перламутрово-желтые, полны печали, а тело сотрясается от ужаса и холода. Взгляды их встретились, и сердце Мыши заныло от жалости.