Шумелка мышь. Взбалмошная, нежная, смешная

– Малышка так долго не продержится, – подумала она.

Мышь представила, как лапки отрываются от травинки, как поток несет несчастную кроху по канаве, кидая из стороны в сторону и колошматя о камни…

– Ах ты, бедняжка! – воскликнула Мышь. Ни секунды не раздумывая, она бросила зонтик под ноги и схватила лягушку, – Не бойся, я тебя не брошу. Лягушка в ответ тихо квакнула и прыгнула Мыши на грудь. Мышь остолбенела, боясь не то, что пошевелиться, а даже дышать. Происходило нечто волшебное, такое случается разве что в сказках. Лягушка отряхнула от воды одну заднюю лапку, другую и забралась ей за пазуху. Оттуда она квакнула еще раз, словно извещая, что с ней все в порядке. С той самой секунды они не расставались. Мышь поспешила с драгоценной ношей домой, забыв и про дождь, и про зонт, оставшийся мокнуть на тротуаре.

Мышь назвала лягушку Зизи и устроила ей прелестный уголок в спальне с маленьким прудом, хитроумно сделанным из банного тазика, с игрушечным диваном и серебряной миской для кормления. С присущим ей энтузиазмом и рвением, Мышь принялась изучать диетические и вкусовые предпочтения Зизи. Экспериментальным путем выяснилось, что малышка обожает мошек, равнодушна к яблокам и ненавидит сыр с плесенью. Мышь запаслась мешком сушеных мошек и с надеждой смотрела в будущее, ведь оно обещало приход весны и вместе с ней тучи летающих насекомых (благо окна выходят в сад). Шло время, и дружба Мыши и Зизи стала такой крепкой, что кое-кто стал ревновать и выказывать некоторое недовольство.

– Зачем ты возишься с ней, как с облигациями Русско-Балтийского займа? – спросила как-то Жане, – Она ведь обычная жаба! Даже говорить не умеет, знай себе квакает.

– Сама ты жаба! – фыркнула Мышь, – Зизи – лягушка. И к тому же прехорошенькая! Да, малышка?

Зизи лениво перевернулась на спину на игрушечном диванчике, который, к слову будет сказано, уже еле ее умещал. Любовь и отменное питание сделали свое дело – из крохотного лягушонка Зизи за несколько недель превратилась в холеную и весьма ленивую жабу.

Удивительной и странной получилась эта зима для Мыши. Зизи в корне изменила ее жизнь, она принесла доселе неизведанные чувства – желание заботиться и ухаживать, теплоту и нежность отношений. Так бывает, когда встречаются по-настоящему родственные души. Мышь словно полевая былинка, пережившая долгую зиму и превратившаяся в цветок, которым любуются и люди и звери, дарила новому другу все те чувства, что проснулись в ней. А Зизи, хоть и не могла выразить словами эти самые чувства, несомненно, переполнявшие ее, показывала свою благодарность и любовь Мыши по своему – взглядами, нежными объятиями и преданностью. Она не отходила от нее ни на шаг, при любой возможности стараясь забраться на руки, а оттуда и на грудь, совсем как в тот день, когда они впервые встретились. Вечерами за окном трещал мороз или бессильно завывал злой зимний ветер, и Мышь читала Зизи сказки. Та сидела у нее на груди с закрытыми от удовольствия глазами и тихонько квакала. Ничто не предвещало беды, но вскоре Мышь заболела. Это не произошло внезапно, как бывает с гриппом или курсом американского доллара. Сначала Мышь заметила усталость, стала плохо засыпать и еще хуже просыпаться.

– Это зима так на меня действует, – отшучивалась она.

Потом у нее пропал аппетит, и дальше уже не было смешно. Мышь кашляла, как заядлый курильщик и будто стала меньше ростом. Силы покидали ее с каждым новым днем, приближающим мир к весне, и никакие лекарства не помогали. К марту она не вставала с постели. Никогда друзья не видели Мышь такой потерянной. Она целыми днями спала, а когда просыпалась и недолго бодрствовала, говорила лишь о Зизи. Лицо Мыши осунулось, взгляд потух. Если бы не Жане, которая буквально поселилась у Мыши, та бы и не вспомнила про лечение, таблетки и микстуры. Жане строго по расписанию давала ей лекарства и кормила с ложечки. Ничего не помогало.

– Как она? – спросил Ян за ужином. Жане недавно вернулась от Мыши, чтобы утром снова уйти на печальную вахту.

– Все так же, – грустно ответила она, – Те новые дорогие лекарства, прописанные доктором Кнутсом, не помогают. Жане всхлипнула, – Мне страшно, Ян…

– Иди сюда… Он крепко обнял ее, она положила голову ему на грудь.

– Я не хочу… – прошептала Жане.

– Чего, милая?

– Не хочу даже думать об этом, – Жане посмотрела Яну в глаза и сказала то, о чем они давно знали, но боялись признаться самим себе: – Она умирает, Ян! Наша Мышь умирает…

И тут Жане прорвало. Ее тревоги, страхи, все, что она скрывала, что мучило и терзало ее сердце, пролилось очищающим потоком слез на грудь Яну. Если бы кто-то смотрел на них со стороны в этот момент, он заметил бы, как посветлело лицо Жане, освобожденное от скрытого невыносимого горя, и как решительная горькая складка пролегла на лице у Яна. Он крепко обнимал Жане, а в душе его росла уверенность. Он не допустит, чтобы любимая страдала. И уж тем более не допустит, чтобы умер лучший друг!

На следующее утро Ян, полный решимости, улетел на поиски того, кто бы смог помочь Мыши. Его не было четыре дня. За это время в городе ничего не изменилось. Как-то Жане пришла с утра к Мыши, покормила ее овсяной кашей с изюмом и дала выпить микстуру. Мышь была немногословна и слегка раздражена. На календаре красным квадратом была отмечена суббота, а в душе царил понедельник. Жане взялась сменить постельное белье.

– Давай-ка сюда жабу! – протянула она руку.

– Отстань, – сказала Мышь и крепче прижала Зизи к груди.

Жане только сейчас заметила, какой огромной она стала. Казалось, Зизи поглотила Мышь, от которой остались видны лишь голова, руки и ноги.

– Скоро она тебя совсем раздавит! – ахнула Жане.

– Не говори глупостей, Жане! – тихо, но жестко сказала Мышь и закрыла глаза, показывая, что разговор окончен.

Жане в сердцах бросила свежее постельное белье на ближайшее кресло и вышла из спальни.

– Пропади все пропадом! – думала она, – Мне больше всех надо, что ли? Уходя, она так сильно хлопнула дверью, что за стеной у соседей зазвенели окна.

На следующее утро первая ее мысль была о Мыши: – Как она там? Жане уже собралась, но внезапный укол обиды остановил ее у двери. Она демонстративно осталась дома и продолжила сон точно с того места, на котором проснулась. Ее разбудил цокот копыт и шум экипажа за окном. Хлопнула дверца, послышались знакомые торопливые шаги. Через мгновение она была в объятьях Яна.

– Собирайся! – воскликнул он после пятого поцелуя, – Я привез доктора.

– А… – только и сказала Жане.

– Потом… Все потом!

Сборы были недолги.

– Дорогая, познакомься! Это доктор Крез! – сказал Ян, когда они разместились в карете.

Жане сколько не пялилась не могла его разглядеть и уже потянулась к окну, чтобы отдернуть штору, так темно было в карете, но Ян остановил.

– Я не люблю дневной свет, – раздался скрипучий голос с сиденья напротив.

– Он такой маленький? – подумала Жане, ведь голос шел с уровня сиденья. И тут глаза ее привыкли к темноте. Доктор не был маленьким, он висел вниз головой, уцепившись за деревянную жердочку у потолка кареты. Глаза доктора были слегка сощурены, словно он боролся со сном, ну а выглядел он, как настоящий черт. Для полноты картины не хватало языков пламени у него за спиной и удушливых клубов серы. Еще у доктора были огромные кожистые крылья, которые он то и дело с треском расправлял. Если бы не присутствие Яна на сиденье слева, Жане бы тотчас грохнулась в обморок.

– Вас не смущает моя позиция? – учтиво спросил доктор Крез.

– О, нет, что вы! – пробормотала Жане и поспешно отвела взгляд вниз, на лохмотья грязного снега, что они с Яном принесли на ногах. Смотреть на доктора ей не хотелось.

– Трогай! – пронзительно крикнул доктор. Снаружи раздался приглушенный щелчок хлыста и нестройный цокот копыт. Доктор качнулся вперед и назад, и они поехали.

Дорога показалось Жане целый вечностью. Они ехали и ехали, доктор все дремал, а Жане избегала на него смотреть. Ладно-ладно! Смотрела иногда. Совсем чуточку и сразу отводила взгляд. Пять минут. Вот сколько требовалось, чтобы долететь до дома Мыши.

– Надо было полететь! Надо было полететь… – вертелось у Жане в голове.

И тут они приехали.

Доктор Крез открыл глаза и улыбнулся.

– Оп, – сказал он и ловко спрыгнул с жердочки на пол кареты, – После вас, – он галантно поклонился и пропустил Жане и Яна.

Все вышли из кареты, и Жане открыла дверь дома. Фюить! Черной молнией пронесся мимо доктор Крез. Они вошли и, даже не сговариваясь, кинулись завешивать окна. Вот что значит супруги со стажем! Доктор поставил маленький кожаный саквояж на пол и встал в угол лицом к стене, сделав из собственных крыльев кожистый шалашик.

– Это ты Жане? – раздался слабый голос из спальни.

– Да, милая, – крикнула Жане, – со мной Ян и доктор…

– Крез, – проскрипел голос из шалашика.

– Доктор Крез! – она дернула шелковый шнурок, штора с треском раскрылась и комната погрузилась в пыльный полумрак.

– Почему вы не предупредили? – заохала Мышь, – Здесь такой кавардак…

– Ничего страшного, – сказал доктор Крез, – Мне, как врачу позволено видеть многое. Проводите меня к больной, – бросил он Жане, – А вы, мой друг, останьтесь здесь, – это Яну.

Жане вошла в спальню первая. – Доброе утро, Маргарита!