Холодный путь к старости

***

Колеса взвизгнули, как собака от боли, когда Тыренко, щедро нажав на газ, выстрелил на «Волге» из Гениной мастерской.

«Ну надо же, что может сделать разумный человек, – похвалил он сам себя. – Рухлядь же списанная, но как идет, если все поменять. И за копейки ж приобрел, за копейки! Главное – вовремя уловить момент, и все выйдет красиво».

Он подъехал к своему дому, огляделся, а там и машину припарковать негде: все свободные от заборчиков, газонов участки земли заняты плотно стоявшим автотранспортом, который жители маленького нефтяного города по-прежнему оставляли рядом с домом. В том же металлическом ряду стояла и первая машина Тыренко.

«А, собственно, зачем мне вторая? – спросил он себя, ощупывая взглядом бамперы и капоты. – Куда ее теперь? Продам».

Продал быстро, дорого и, укладывая купюры в кошелек, не один раз подумал, насколько удобны эти бумажки по сравнению с крупногабаритными вещами.

ВЗЛЕТ

«Взлетая, всегда надо помнить о посадке»

Налоговая полиция исчезла из числа чиновничьих аппаратов не в одночасье, не в однонеделье и даже не в одномесячье. Тыренко успел исполнить высокий карьерный прыжок, когда он, как говорится, задобрил деньгами высшее руководство, скакнул в столицу округа и упал на мягкое кресло заместителя начальника Департамента налоговой полиции. Место престижное и хорошее. Живи да нарабатывай капитал, но незадача вышла. Стремление отомстить никогда не приводило к добру. Напоследок, перед отъездом из маленького нефтяного города, Тыренко вызвал Витю, Кусаева и прочих своих недоброжелателей и сказал:

– Иду наверх. Без меня остаетесь. Можете радоваться, но стоя: стульев в отделе не осталось. Можете смеяться, но пешком: машин тоже нет. Были бы покладистее, стали бы друзьями. Глядишь, премии бы вам с округа давал, а так – обижен я. Закрою вашу лавочку…

И, действительно, Тыренко удалось убедить окружное руководство в ненужности налоговой полиции в маленьком нефтяном городе. Соответствующую бумагу украсили нужные чернильные закорючки и печати, но жизнь начальничья не вечна, а на престижных должностях, куда много желающих, она особенно подвержена преждевременным разжалованиям и кончинам. В налоговой полиции интриганы были еще те, они лезли по головам пассажиров тонущего корабля своей конторы, стремясь занять место повыше, надеясь на спасение. По голове Тыренко кто-то пробежал, и он в округе не задержался: вернулся на свою прежнюю должность в маленький нефтяной город, где его не ждали, в организацию, которую он сам до времени закрыл.

В момент Всемирного потопа народ забирался на Арарат, а и бери выше. Самая высокая вершина в маленьком нефтяном городе находилась на третьем этаже городской администрации, если, конечно, мерить высоту не метрами, а должностными ступенями, а Тыренко мерил именно так. Все его надежды на стабильность связывались с Хамовским, но надо было и давать по-крупному.

«А что давать, если в налоговой полиции ничего, кроме здания?» – мучился вроде бы неразрешимой проблемой Тыренко, пока не догадался.

Здание! Он побежал в городскую администрацию на третий этаж, едва сдерживая радостные возгласы счастливого изобретателя, зашел в кабинет мэра и предложил:

– Налоговая полиция закрывается. Хочу передать городу здание, ведь отойдет невесть кому. Я и документы принес.

– Здание?! – удивленно спросил Хамовский. – Домики нам нужны. В аренду сдавать будем, деньги иметь, а ты, молодец, что хочешь? Говори, не стыдись. Заслужил.

– Трехкомнатную свою продал перед отъездом, – пожалобился Тыренко. – Сейчас снимаем. Мне и Соньке помещеньице бы с удобствами и ремонтом…

– Сделаем, не переживай, а то морщины пузо избороздят, что сколь не съешь – не разгладишь, – махнул рукой Хамовский. – Квартирку заслужил…

– Благодарю вас, благодарю, – невольно завилял задом Тыренко, будто в прошлой жизни был не иначе, как добрейшим песиком. – Еще бы с работой помочь…

Про казнокрадские таланты Тыренко знали многие, в том числе и Хамовский. «Как совести у человека хватает такое просить? – подумал он. – Тут самим на житье-бытье не хватает, не до лишнего рта, а рот-то то у него – дай бог каждому слону».

– С работкой подумаем, подумаем, – уклончиво ответил Хамовский. – Подходи, звони. Тебе ж не дворником надо, а хорошую солидную должность. Это поискать надо. Не найдем, так специально для тебя сделаем…

***

Вскоре налоговая полиция перестала существовать повсеместно. Тыренко спустился с начальственных высот, превратился в обычного человека и уже завистливо смотрел на проезжавшее мимо начальство. На этом история про Семеныча и его организацию заканчивается. Параллельно жизни Семеныча и других чиновников проходила другая жизнь, жизнь большинства, похожая на жизнь океана.

ЗАЛОЖНИКИ СЕВЕРА

«Север не тюрьма, но пребывание на нем меряется сроками»

Окунь пер на удочку, как бешеный. Что ни рыба – то килограмм. Настроение хорошее, хотя мороз под минус тридцать. Саня немного потянулся, подразмял затекшую спину, глянул на рыбу, сваленную рядом с лункой, просверленной во льду озера Пякуто, и огляделся. Неподалеку, сосредоточенно смотря на темный круг воды, сидел его друг Коля, тоже не первый год на Севере, – двадцать лет. «По северному стажу еще молодой, – подумал Саня. – А такая погодка надолго. Солнечно-то как». Яркие блики низколетящего солнца, отраженные от девственно чистых снегов, слепили. Саня прищурился и усмехнулся. Это ли мороз для него?

На Север

Служил Саня на границе собаководом-инструктором. Через год демобилизовался один из сослуживцев и уехал на Север. Обещал написать. Известие, что он получает четыреста рублей и есть перспектива на увеличение, произвело фурор на пограничных заставах. Саня работал до армии и получал сто двадцать в месяц, что считалось вполне приличным заработком, а тут – четыреста! Многие «загорелись». Сочинили коллективное письмо и получили направление…

Демобилизовался Саня – и вперед по комсомольской путевке вместе со своей собакой по кличке Зоркий. В Тюмени, на перевалочном пункте, собрались человек сто пятьдесят. Все пограничники. Отправляли их на Север на новеньких ЯК-40. По салону ходила молоденькая симпатичная стюардесса, а вокруг рослые парни-погранцы и более никого. Время пролетело за приятными разговорами. При снижении эта стюардесса, смеясь, объявляет: «В городе минус пятьдесят семь градусов». А пограничники в фуражках, шинельках, легких ботиночках. Подумали – шутка…

Зоркий плохо перенес перелет, скулил, нервничал, и только открыли двери, опустили трап, как он буквально вылетел из салона на землю и удрал куда-то вдаль. Пограничники вышли и погрузились в светлую, но тяжелую морозную дымку. Темно. Куда идти, непонятно. Впереди светились окна небольшого деревянного аэропорта, и очень холодно… Тут Зоркий скачками назад, уши прижал, протиснулся меж ногами – и в самолет. Ребята за ним… Автобус подогнали к самому трапу.

Ночевали на матрасах на теплом полу общежития. Утром на автобусе начинающих северян отправили в контору, где каждому дали подъемные по четыреста пятьдесят рублей. Потом – на склад, где выдали белые армейские полушубки, собачьи шапки и унты…

***

Саня насадил на крючок нового червячка, из числа выращенных в теплом подвале специально для рыбалки, и опустил снасть в воду.

«Соответственно Северу и хобби: охота, рыбалка, – подумал он. – Вахтами работать все же не так плохо. Две недели вкалываешь, зато потом можно недельку с удочкой посидеть».

– Раньше, когда города еще не было, не надо было ехать за тридевять земель, – обратился Саня к другу. – Помнишь глухариные дачи, где птицы этой водилась прорва? На другом берегу озера, сразу за городом. Там сегодня народ собирает белые грибы, а глухарей нет, а тогда, бывало, утром откроешь форточку вагончика, а там неподалеку куропатка. Быстрее за ружьем, трах-бах прямо через форточку, вот и свежее мясо на обед.

– Я в те времена лося добыл весом килограмм четыреста, – донесся до него ответ. – Так, представляешь, после того как накормил все общежитие, наказали за браконьерство. Кто-то настучал. Но интересное время было, хотя и трудное…

На месте нефтяного города

В том районе ничего, кроме тайги, не было. Быстрее строили котельную, готовясь к скорой и суровой зиме. Бурились самые первые нефтяные скважины.

Еженедельно рано утром по понедельникам на «Урал-вахте» Саня выезжал на работу из соседнего города по выложенной плитами дороге, протянувшейся всего на полтора десятка километров. Остальные примерно сто километров до лагеря ехали по одной колее около двадцати часов. Только поздним вечером в понедельник бригада прибывала на место строящегося нефтяного города, а в пятницу предстояла такая же дорога обратно.

Рабочую неделю жили в солдатской десятиместной палатке в сырости и холоде. Грелись у самодельной, сваренной из стальных обрезков печки-буржуйки. Спали кто на пружинных кроватях под теплыми одеялами, кто в спальных мешках. В серые пасмурные дни все белье пропитывалось сыростью и не просыхало. По тайге ездили на гусеничных тягачах, внешне похожих на танкетки.

Ели что бог пошлет, точнее – начальник участка. Хлеба порой не было, а если и удавалось его купить, то есть его можно было лишь первые два дня, а потом он покрывался плесенью. Поэтому покупали галеты в пачках и хрустели ими, заедая тушенку. Но частенько, когда не было авралов, умудрялись оставлять в палатке одного слесаря, чтобы тот приготовил горячего. А тот готовил что мог и как–то раз всех накормил тушеной собачатиной. Но никто не обиделся, после консервов это мясо казалось невероятно вкусным.

Летом и в начале осени на Севере много комаров и мошки. Первое время в сорокалитровых флягах привозили специальный раствор, которым пропитывали верхнюю спецодежду, и комар целую неделю держался на расстоянии. Потом пошла «Дета» в стеклянных пузырьках. Затем гнус сгинул, но в ноябре наступили крепкие морозы, типичные для северных мест, где первый снег выпадает в конце сентября, и стало невозможно жить в палатках, и всех рабочих, в том числе и Саню, переправили в подготовленный к тому времени вахтовый поселок, где работала котельная, отопление…

***

Воспоминания о прошлом не оставляют Саню. Заворожила его таежная жизнь. Тело привыкло к экстремальной нагрузке и погоде. Полюбил он летать по нехоженым белоснежным просторам на своем коньке «Буране», который пока застыл в отдалении. Рядом, прямо на льду, – небольшой домик, построенный на санях. Саня сам сконструировал. Склепал из дюралевых листов. Сани получились раздвижные и легко превращались в хижину. Внутри ее и нары, и печка. Если хочешь, чтобы было тепло, только успевай дрова подбрасывать. Когда делал сани, то его начальник, проходя мимо, все спрашивал: «Что ты такое делаешь? «Титаник» что ли?»

Первый отпуск

Два года армии и год после Саня дома не был. Приехал в пограничной фуражке, бородатый, примерно в пять утра. Постучал в дверь, попросился домой, но его голос так изменился, что мать родная не узнала, а он еще в шутку дверной глазок закрыл. Вот сел он рядом с квартирой на ступеньке, пригорюнился.

Двумя этажами выше жил сосед дядя Петя, свыше двух метров ростом и на всю ширину лестницы в плечах. Когда он поднимался по лестнице в подъезде, все прижимались к стенам. Мать Сани тут же позвонила этому дяде Пете и попросила: «Петро, спустись, посмотри, кто там сидит». Тот спустился:

– Ты что тут расселся?

– Домой не пускают.

– Сашко, да это ты?