Инквизитор

Инквизитор усмехнулся от глупости отговорки. Наёмник же своим выражением лица явно выдавал в себе желание как можно скорее прекратить общение с гостем.

– А когда он вернётся?

– Быть может, через месяц. А, быть может, через два.

Реммет прищурился.

– Калавий решил всю дичь в лесу переловить?

– Лучше об этом его спросить.

– Наверно, хочет весь город бесплатно накормить… – инквизитор был в шоке от таких слов ландскнехта.

– Как видите, сударь, мы хорошо едим. Слава церкви и слава богам! – и пошлёпал ладошкой по бурдюку.

– Заметно.

– Ну, раз так заметно, то и спрашивать больше у нас нечего. Помочь ничем не могу. Возвращайтесь, сударь, туда, откуда приехали.

Реммет напрягся, взглянув на второго. Тот нагло схватился за рукоять шпаги, будучи готовым в случае чего сделать резкий выпад и полоснуть инквизитору по горлу. Так инквизитор, увидев это, решил не испытывать судьбу и отступить.

– Хорошо. Тогда передайте, пожалуйста, бургомистру Калавию, что инквизитор Реммет из Зельдена был здесь и просил его помощи.

– Мы обязательно передадим, – кивнул наёмник.

– Ну, тогда приятного вам дня, – поклонился, – И помните, что боги видят всё.

– И вам всего хорошего, – ландскнехты также поклонились, после чего Реммет отступил и тут же быстрым шагом двинулся в ратушу, чтобы там помолиться и отправить письмо в Дарвунд – столицу территорий под названием Патриарший край, которыми единолично правила церковь, и где восседал Отец-понтифик. Он определённо желал пожаловаться на холодный приём его в городе и отказ бургомистра говорить, ибо очевидно, что отговорки наёмников Калавия абсолютно абсурдны: тот точно был не на охоте. Странно, что у этих пустоголовых ландскнехтов не хватило ума сказать, что бургомистр уехал куда-нибудь с визитом или в столицу Тирийского герцогства. И так бы сошло убедительнее. Но охота…

Согласно кодексу в подобных ситуациях инквизиторы должны были селиться в городе или за ним, а потом дожидались последующих распоряжений сверху. На практике селились всегда за ним, ибо боялись больше никогда не проснуться. Часто бывало, что отчаявшиеся жители нередко могли и перейти красную черту, и это притом, что, как правило, за нежелание сотрудничать или попытки убить своего представителя, церковь могла поручить инквизиторам казнить всех, кто идёт с помощью лжи и прочих непотребств наперекор воле Патриаршего края. Но люди шли на такие отчаянные шаги, ибо часто становились жертвами оговоров, недобросовестной службы инквизиторов и т. д., и это была далеко не редкость. Терпеть произвол надоедало, и они бунтовали. Да и вообще в принципе появление инквизитора в любом городе, как правило, не могло сулить ничего хорошего для тех, кто в нём живёт. Поэтому в воздухе сразу же и нависло высокое напряжение, которое, казалось, можно почувствовать руками при желании. В этот момент трусливый бургомистр выглядывал украдкой из окна своего рабочего кабинета, прикрывшись бардовой занавеской. Надежда у него была только на то, что инквизитор решится не дожидаться, а покинет город. Но судьба-злодейка часто любит подкладывать нам подводные камни под ноги именно в тот момент, когда нам лишь остаётся надеяться на лучшее. В этот раз случай подставил бургомистра.

Наёмники же не особо волновались, хотя должны были: всё-таки им головы рубить будут, если инквизитор действительно был обманут. Правда, этим в сей день несказанно повезло, ведь Реммет попытался открыть двери ратуши, те оказались не просто закрытыми, а по всей видимости заколоченными изнутри.

– Господин инквизитор! – крикнул один из наёмников, – ратуша закрыта! Епископа тоже в городе нет!

– А где он?

Ландскнехты рассмеялись.

– Покинул город прямо в самом начале поветрия! Сбежал, как трусливая шавка, а собираться обратно, видимо, не спешит!

Любой представитель церкви был Реммету, как брат, и это оскорбление в ином контексте вполне могло стать поводом для резни, но доставать палаш инквизитор не стал. Священный долг каждого епископа – быть всегда со своей паствой несмотря ни на что. А если он ратушу покинул, то никем иным, кроме как трусливой шавкой, больше называться не мог.

Вдруг к Реммету подбежал тот самый мальчик, сидевший на сене у стойбища. Весь запыхавшийся, взволнованный, иногда поглядывавший по сторонам, он обратился к инквизитору:

– Милорд, у меня есть для вас информация о кое-чём странном – том самом, что вы ищете. Это обладает внушительной силой, но старается её не показывать, ибо боится вас. Я знаю, где найти это нечто.

– И где же?

– Сначала сто цельдиев, – мальчик протянул руку.

– А вдруг обманешь? – ухмыльнулся Реммет. Шкет улыбнулся.

– Если, обману милорд, вам не составит труда найти меня, тем более, что уже знакомы с моим братом-конюхом.

Реммет, помотав головой, с улыбкой отдал ему мешочек с монетами.

– Смотрите у меня…

Конечно, он пацану не доверял, но ещё хуже, по его мнению, было торчать здесь без дела, ночуя в лесу за пределами города, ибо понятно, что со всей этой народной любовью к инквизиторам никто не обрадуется, если один из них поселится рядом. Даже пастырь, иногда бывает, в ратушу не факт, что пустит, лишь бы не ругаться лишний раз с местными. Плюс к тому, цель наверняка давно бы улизнула, будучи осведомлённой о Реммете и его пребывании в городе. С другой же стороны инквизитору казалось, что это кое-что странное уже давно в курсе пребывания его в Ёльме, но само сбегать почему-то не собирается. Сомнительно, конечно, верить в чувства, но что поделать? Так что иного выхода инквизитор не видел. Пацан же взял кошель с цельдиями, убрал за пазуху, потом приманил к себе Реммета ладонью, желая сказать ему на ухо. Тот приблизил ухо ко рту мальчика, а тот потом прошептал:

– Нечто вы найдёте за рынком. Оно будет в зелёном плаще, лечит людей и стоит прямо на открытом воздухе в месте, расположенном чуть дальше за рынком.

Реммет кивнул в ответ и проводил взглядом мальчишку, так же быстро и неожиданно слинявшего восвояси, как тот и появился подле инквизитора. После, глубоко вздохнув и взглянув на наёмников, он направился на рынок. Те в свою очередь, как церковник исчез из виду мигом зашли в резиденцию бургомистра, видимо, чтобы рассказать ему о произошедшем.

Следуя дальше по улице, инквизитор добрался до городского рынка, который даже в это не самое лучшее для выгодной и прибыльной торговли здесь время не пустовал без товаров. Продуктов и предметов для хозяйства и обихода выставлено было не сказать, что много, но в прочих поселениях из-за поветрия вообще, поди, прилавки стояли пустыми. Здесь же было и одежды, и оружия с инструментами в достатке. Стояли и кожевенные мастерские, и даже продавались легкие, металлические доспехи для кавалеристов-вольнонаёмников. Далее располагались хлебные пекарни с лавками под открытым небом, откуда запах свежей выпечки исходил невероятно ароматный, что слюнки текли, а народ стоял в очередь, чтобы купить свежий, горячий хлеб с хрустящей корочкой прямиком из печки. Продавались и сыры с молоком, а единственное, чего не было, так это фрукты с овощами, но оно и понятно: всё-таки апрель во дворе, а не август. Было ещё чуть-чуть оленьего мяса, но тут и понятно – не сезон ещё, потому оленей, чтобы охотиться на них, было немного. А вот чего действительно было столько, что глаза от изумления на лоб лезли, так это речной рыбы: видимо, кто-то очень сильно не хотел, чтобы жители Ёльма голодали, поэтому и заставлял рыбаков удить рыбу прямо в поветрие. И это хорошо, если сравнить с другими городками на севере Тирии, но в то же самое время странно подозрительно. Неужели рыбаки были настолько бесстрашными, чтобы соглашаться идти и ловить рыбу за город, зная, что по дороге могут наткнуться на заразившихся и подцепить дрянь, от которой в других деревнях погибали целые семьи?

Народу на том рынке было, не сказать, что толпа, но и не так уж и мало, ибо выходной день на календаре, а, значит, покупатели не переведутся. Сам же рынок представлял из себя множество домов вдоль улицы, у входа к которым были натянуты тенты из старой парусины, державшиеся на деревянных подпорках у торговцев и мастеров победнее, и деревянные навесы с красивой резьбой, да собственными именными вывесками у тех, кто зарабатывал больше.

И вот, стараясь не задеть людей вокруг, никак не помешать им, Реммет прошёл через рынок, потом ещё чуть дальше и оказался в месте, где ничего не продавалось, но народу было не то чтобы не меньше, а, наоборот, настоящее столпотворение. Пройдя чуть вперёд, инквизитор понял, почему здесь собралось столько людей.

То была не толпа, а длиннющая, перемешавшаяся очередь, в которой сами стоявшие уже давно запутались, кто за кем был. Но, что было удивительно, никто не ругался, не перекрикивался. Все спокойны, даже смиренны, можно сказать, и терпеливо ждали своей очереди. Иной, в чьей стране очереди это обыденное явление, удивится такому спокойному отношению друг к другу в очереди. Тут же всё было на первый взгляд загадочно, на деле же просто. Пройдя чуть дальше, Реммет окончательно разобрался, что к чему.

Очередь эта стояла к целителю. То был мужичок лет пятидесяти (на вид маги всегда были куда старше своих лет) с козлиной бородкой и скрюченным носом. Отличительной чертой его был яркий, зелёный плащ до колен, из-под которого выглядывал бежевый камзол поверх белой рубашки, а на ногах чёрные сапоги с налипшей на них грязью. Реммет, до этого ни разу не видевший, но неоднократно слышавший о маге, несказанно удивился, увидев перед собой не страшное чудовище, в своё время накладывавшее невообразимо жуткие заклятья на целые города, если потребует того неконтролируемое им безумие, а обычного дядьку, не сказать, мол, привлекательного, но точно не монстра. Добром и душевным теплом от него веяло так сильно, что и душа у самого инквизитора стала немножко мягче. Не сильно, конечно, и в этом он был молодцом: сохранил самообладание и здравость рассудка – самые важные вещи для любого инквизитора, ибо хороший колдун способен такие иллюзии выстроить, что потерять разум и ростки рациональности можно запросто, но чутка размяк. И поначалу могло показаться, что это не тот человек, но, разумеется, лечил людей этот целитель магией, а не припарками, поэтому Реммет не сомневался, что перед ним стоит именно нужный ему человек, которого он искал, да и мальчик, выходит, не солгал – молодец, что сказать. А мог просто взять деньги, да сбежать. Кто бы на его месте поступил бы так, а не иначе?

Инквизитор, было, начал вплотную подбираться к целителю, уже схватившись за эфес палаша, чтобы тут же быстро приставить к горлу и отнять у мага всяческое желание сопротивляться, но тот заметил его раньше.

– Чем могу помочь, господин инквизитор? – маг повернулся и чуть приподнял уголки рта, думая, что застал его врасплох. Реммет же был почти не удивлён, вспоминая, как рванул до рынка один из смердов, только завидев церковника у ворот Ёльма. Он то магу про него и рассказал. И единственное, о чём пожалел инквизитор, так это о том, что потянулся за палашом, а не пистолетом.

Народ, стоявший в очереди, сразу уставился на Реммета, не скрывая неприязни. Тот грозно посмотрел на мага, стараясь не обращать внимания на недовольных людей, но получалось у него это слабо, потому что перспектива драться с толпой и устраивать резню, а потом умереть, оказавшись растерзанным, была не слишком заманчивой. Тут два варианта: или маг подчинил себе разум людей, или же они сами, слава богам, пока что молча выражали своё недовольство. Первый вариант лучше: когда маг умрёт – заклинание спадёт, да и он сам может его снять, если надавить, заставить. Во втором же драки было не избежать; оставалось только уповать на то, что после первых жертв толпа разбежится, а не накинется на Реммета всей кучей, закидав шапками. В таком случае он повторит судьбу множества других инквизиторов, не умевших работать с толпой и погибших от ощущения собственной самоуверенность, мол, с верой нам и море по колено.

– Ты Йоффа Гундланг – колдун четвёртого градуса посвящения?

Тот в ответ помотал головой.

– Не колдун. Я тёмной магией не владею. Отказался от неё уже как десять лет. Сейчас же занимаюсь исключительно целительством, помогаю людям. Про своё прошлое имя, запятнанное в крови и безумии, стараюсь забыть, но спасибо, что напомнил. А ты, инквизитор. Видимо, пришёл меня казнить за старые проступки. Что ж… – вздохнул, – чему быть, того не миновать. Так ведь? Но для начала могу ли я в соответствии с требованиями Ордена инквизиции, узнать твоё имя, раз уж ты узнал моё?

– Реммет из Зельдена, – учтиво, но нехотя преклонил голову инквизитор, чувствуя каждой ниточкой души своё презрение к магу, который был удивлён и польщён таким поведением инквизитора, прекрасно зная, что, как правило, его братия никаких приличий не соблюдала, частенько плевала на собственные законы и проявляла неуважение к окружающим. За это их, как правило, и не любили среди простых людей, но сказать бы хоть слово против мало бы кто решился. Всё-таки церковь с орденом инквизиции, это совсем не шутки. Сил у них было предостаточно, чтобы заставить людей склониться, а народ разобщён своими распрями.

Кстати, требование, о котором говорил Йоффа, восходило к строчкам из священного писания церкви «Великой Альды». Глава, посвящённая гибели полубога Идвенса, посланного людям во имя спасения их душ, и казнённого дикими мурайшитами, гласила, что когда палач ломал тому руки и ноги, «избранный временем» настойчиво требовал имени от человека, который его убивает. Когда палач, наконец, сдался и сказал, как его зовут, то Идвенс перед тем, как испустить дух, помолился за него и его семью. Совпадением ли то было, или нет, но палач и его родные страдали тогда от тяжёлой болезни, медленно высасывающей из них жизнь. Верить ли в чудо, или нет – вам решать, но на следующий день после казни семья проснулась абсолютно здоровой. А палач этот, поверив в божественную природу Идвенса, вскоре стал одним из главных проповедников «Великой Альды», записав собственноручно несколько глав с описанием посмертных чудес посланника, дух которого так и не покинул не заслужившее любви богов человечество. Так и установилось по священному писанию, что обвиняемый всегда должен знать имя своего убийцы. Иное являлось признаком крайнего неуважения к церкви и её законам.

Кстати, когда орден инквизиции только появился, закон этот крайне мешал работе первых членов. Связано было это с тем, что у многих тогда были семьи. Если родственники, друзья магов или люди, подчинённые колдунами узнавали имя инквизитора, то его семью нередко могла ждать страшная участь. Частенько друзья и родственники магов мстили родным и близким первых инквизиторов, что вызывало массу сложностей всем вокруг. Позже в орден стали брать сирот, и проблема исчезла, но сколько невинных погибло поначалу из-за одной только кровной мести, остаётся только догадываться.

– Зельден? – удивился Йоффа, – гостил там лет пятнадцать назад. Красота неописуемая. Только ради этого я на твоём месте уже давно бы отложил служение богам, чтобы вести мирскую жизнь: пасти овец в предгорьях, да пахать поля и косить свежую траву. Это лучше, чем за магами по всему материку гоняться. А богам послужат другие. И куда лучше тебя. Поразмысли над этим, пока молод. Это я тебе говорю, как проживший на земле целых сто девяносто лет…

– Я и без тебя разберусь с моим призванием, – нервно отвечал Реммет, постоянно оглядываясь на озлобленных людей, казалось, готовых кинуться на него в любую секунду.

Йоффа кивнул.