Повести и рассказы. Избранное

– Домовой, что ли?

– Именно так, будь ОН неладен! Я тебе клянусь!

– Меня это не удивляет, я видел, как ОН посуду бьёт и ковшиком швыряется.

– Да, парень, поражаюсь с тебя, так спокойно рассуждаешь.

– Если на домового не обращать внимания, то он перестаёт быть активным. Это я заметил. Вероятно, его подпитывает энергия страха, исходящая от человека. Чем-то напоминает собаку. Псина чувствует, если человек боится её, то она будет лаять на чужака, может и накинуться. Также и с призраком.

– Хм.

– ОН, наверно, служит бабке, как та собака. Не любит застолье и пьянки.

– То есть, ты говоришь, что не надо обращать на него внимания? – переспросил Гена.

– Ну да. А, вообще, мне было бы интересно изучить природу этого явления. Как ОН, не имея возможности материализоваться, вдруг начинает бросать ковшик или нож.

– В смысле, как ОН это делает?

– Да. Ведь все эти предметы имеют массу, то есть они сколько-нибудь весят.

– Мне кажется, студент, не стоит тебе в это лезть. Посмотри на мою руку и пойми, насколько ОН опасен.

– Меня сейчас больше не домовой беспокоит.

– А что?

– Стоимость проживания. Для меня это слишком дорого, на жизнь не хватает.

– Хочешь, я поговорю с Натальей?

– Поговорите.

– Ладно, пойдём, а то нас опять потеряют.

****

Когда Геннадий с Максимом вернулись, женщины за столом пели «Ой мороз, мороз…», а закончив её, затянули «Рябину кудрявую». Марина смущалась, когда её локтем толкала Галина, давая понять, что студентке нужно поддержать женское общество и петь с ними.

– Гена, давай плесни всем ещё по одной, – попросила Наталья, когда песня закончилась.

Геннадий повиновался, осторожно, придерживая рюмки, разлил спиртное. Женщины выпили.

– Марина, а ты откудова родом-то? – спросила Паня девушку. – Местная? В смысле, из города?

– Да, – ответила Марина, всё также краснея.

– Шипко ты на мою сватью похожа. Царство ей небесное.

– Я сватью твою не помню, – вступила в разговор Галина. – А вот тятю твоёго очень хорошо представляю. Ему также царствие небесное.

– А чего это ты, Галя, его помянула-то?

– Просто тятя твой хороший был мужик – Иван Силыч – справедливый.

– О да! Этого у него не отнять, – согласилась Паня.

– С Паней мы родом-то из Нижне-Исетска, – пояснила Галина. – Я лет пять назад оттудова съехала. А ты, Панечкя, в котором году сюда переехала-то?

– Так, сейчас скажу, – задумалась Паня. – В пятьдесят третьем Сталин умер…

– Ой, как мы тогда ревели-то все, – перебила её Галина. – Как ревели! Отец народов всё-таки!

– Ну да, – согласилась Паня. – После Сталина пришёл этот, «кукурузник» – Хрущёв. Так он чего задумал-то.

– Ну?

– Решил цыган, что по всей стране бродяжничали, сделать осёдлыми. Паспорта им ещё тогда выдавали.

– Да, да.

– Их к нам в Нижне-Исетск целыми таборами свозили. Машины эти, как его… «ЗИС-5», битком набитые, привозили их, не пойми откудава. Выделяли приезжим хороший пиломатериал, кругляк тоже давали, заставляли строить постоянное жильё. У жителей посёлка до этого наделы были по двадцать пять, а где и по тридцать соток земли на семью. На участках скотину пасли, у кого ульи стояли.

– Да, да, помню.

– Так вот, власти распорядились всем местным землю порезать. Оставляли всего по восемь-девять соток, излишки цыганам отдали. Недовольных тогда шипко много было. Вот и тятя-то мой не захотел там больше жить и продал наш дом. Все мы переехали на Шарташ, к дядьке нашему, Фёдору Силычу. Получается, в пятьдесят пятом году это было. Здесь отстроились потихоньку. Так вот и живём.

– А мы как-то и не обращали на цыган внимания, – сказала Галина. – Они нас не беспокоили. Когда у меня муж умер, с дочерью мы решили разъехаться. Она в Нижне-Исетске осталась, а меня сестра сродная на Шарташ позвала. Тут все и встретились. Да, Панечкя?

– Да.

Галина взяла на колени объевшуюся в буквальном смысле кошку, стала её гладить. Муська, почувствовав себя в центре внимания, заурчала, подставляя под ласки свой живот.

– Ой, какая ты, Мусенькя, толстая. Беременная, что ль?

– Прямь, беременная! – ухмыльнулась баба Клава. – Она уж старая.

– Это она пельменями обожралась, – заметила Паня.

– Роди мне, роди хоть одного котёнощкя, – гладя кошку, приговаривала Галина. – Роди мне, роди.

Через некоторое время Муське эта процедура надоела, и она спрыгнула с колен, выбежав в коридор. Оставшись без объекта своих ухаживаний, Галина, в своём стиле, потребовала продолжения «банкета»:

– Генкя! Наливай!

– Да будет Вам, тёть Галь! Мне не жалко, но на посошок оставьте место.

– Тогда не молчи, скажи нам, старухам, хоть что-нибудь интересное.