Сталинград. Том второй. Здесь птицы не поют

Сталинград. Том второй. Здесь птицы не поют
Андрей Воронов-Оренбургский

"Сталинград. За Волгой земли нет!" – роман-сага о чудовищной, грандиозной по масштабу и человеческим жертвам Сталинградской битве, равной которой не было за всю историю человечества. Автор сумел прочувствовать и описать весь ужас этой беспримерной кровавой бойни и непостижимый героизм советских солдат… Как это возможно? Не укладывается в голове. Но ощущение полное – он сам был в этом аду!.. Он сам был участником СТАЛИНГРАДСКОЙ БИТВЫ… Книга получилась честной и страшной. Это суровый, как сама война, роман, возможно, лучший со времен "ОНИ СРАЖАЛИСЬ ЗА РОДИНУ " М. Шолохова. Содержит нецензурную брань.

Глава 1

…Приглушённый хруст снега за бруствером нарушил тягостное затишье, натянул жилы Воронова и Танкаева; указательные пальцы приросли к спусковым крючкам. И на тебе!..В передах раздался глухой, напряжённый, как струна, голос капитана Ледвига, показавшийся им в эту минуту родным.

– Свои. Комбат! Не стреляй!

А через пару минут в зев окопа, грязно – серыми комьями слетели один за другим молодцы Ледвига; обессилено, но радостно они припадали горячими, потными спинами к холодным, но желанным стенкам окопа, чувствуя наконец безопасность.

Офицеры крепко обнялись и комбат Воронов, ещё не вполне веря своим глазам, их благополучному возвращению, в сердцах прохрипел в ухо начразведки:

– Ну я вам, козыри дивные!..Ну, голуби сизокрылые! Где ж вас, паразитов, носило? Все нервы, как есть…на кулак намотал из-за вас, разведка!

– Виноват, товарищ командир батальона! – сбивая рукавицей талые ошмётья снега с груди и колен, отрывисто усмехнулся Ледвиг. – Да только мы тоже в кулак не свистели! Под прицелом у гансов не разбежишься…На снайперов напоролись, туда их в качель…

– Все целы? – лицо Воронова напряглось.

– А худо ли, ежели хорошо! – капитан заткнул рукавицы за ремень. – Так точно. Все живы, товарищ майор.

– И это главное. – Арсений окинул беспокойным взглядом разведчиков. – Молодцы, черти! Годиться, так держать.

– Как Танкаев? Жив капитан? – взор Ледвига заострился.

– Да во-он же он перевязанный, не видишь, разве? Живее нас с тобой, Николай. Жилистый мужик. Воин. Вытянет.

Комбат порывисто бросил взгляд в белёсую пустоту, из которой, как призраки, вернулись разведчики. Осторожно выставил над бруствером край каски, ощущая височной костью сырое пространство захваченной высоты с размытыми неосвещёнными руинами бывших построек; припорошенных пеплом воронок, в которых, как невидимые живые точки, могли таиться вражеские снайперы, недобитые фрицы. Его усталые глаза туманил тугой речной ветер, наполненный кристалликами льда, наждачной пылью развалин, металлической пудрой измельченных осколков. Пологая ширь плацдарма, пустая. Подозрительно тихая, спускаясь к большаку, пропадала вдали…Схваченная влажистым снегом земля, была покрыта серыми вмятинами, бесформенными вывороченными глыбами бетонных плит – перекрытий, от которых на снег ложились слабые грязно-сиреневые тени. За бруствером, совсем рядом лежали убитые немцы. Их, спасавшихся бегством. Настигли колючие пульсирующие очереди ППШ капитана Танкаева.

– Что фрицы? Много медноголовых?

– Да их там, как говна за баней, Арсений Иванович… – глухо прозвучал ответ.

Закурили. И Ледвиг, давясь табачным дымом, мрачно процедил:

– Вот и получается, комбат, как в той басне: на дерево забраться полдела, да вот спуститься…

– Н-да…Хрен редьки не слаще. Думаешь, будет контратака? – Воронов в упор посмотрел в смелые глаза разведчика.

А тут и думать нечего. Вопрос когда? Даже не сомневайтесь, товарищ майор. Там, за Шиловским «пятачком», за дорогой…Мы отчётливо слышали тяжёлый гул моторов…Туман, ни черта не видно. Но, похоже, танки, туда их в дуло…Бронетехника. Не трактора же, честное слово. – Да надо думать… – давя каблуком окурок, зло чертыхнулся комбат. Катнул чугунные желваки под обветренной бурой кожей, и снова выругался. – Свалились же они паскуды на мою голову. Э-эх, развернул – раздербанил ты мне нутро, Николай.

– Да уж как есть, товарищ майор. Не накроет снарядами ганс, так один чёрт…гусеницами раздавит. Нет, Арсений Иванович, без артиллерии и резервной пехоты…не удержать нам этой проклятой высоты. От трёх батальонов чуть да маленько осталось. Комбат Дерябин убит. А…

– Отставить, капитан! – камышовая зелень глаз упёрлась в дымный горизонт, в застывших на миг зрачках дёрнулось чёрное пламя. – Ишь ты, покаялся, как девица на исповеди. А ещё разведка…

– Да причём тут разведка?

– Да пр-ритом! Чёрта-с-два, ты, когда скисал из-за обстоятельств!

– Да я!.. – Ледвиг вспыхнул, как порох.

– Вот теперь узнаю полковую разведку! – майоровы глаза широко раскрылись, на твёрдой складке рта запружинила стальная улыбка. – Значит, высоту им отдать? А кто ответит за кровь наших ребят? Кто-о?! Ну, уж не-ет..От хрена уши им, а не высота! Она нашей кр-ровью пропитанная, родной…Слышишь, как родной стала!

– Но без поддержки..Есть же в конце-то концов здравый смысл! Это невозможно, комбат.

– Отставить! Невозможно галифе через голову одевать! А ещё есть приказ командования фр-ронта! И с ним поперёк – не моги, сам знаешь…А ещё есть «смерш» и есть НКВД…по наши души. И это я тебе говорю, как коммунист коммунисту! – Разгорячённый комбат заглянул в лицо капитана. Оно было бледным, скованным сильнейшим злым напряжением. Но глаза, – по-прежнему сухо и дерзко блестели, а рот был каменно твёрд. – Ну, что теперь скажешь, разведка?

– А то и скажу, крепче насаживая барашковую кубанку на брови, и, смело смотря в выжидающе – напряжённые глаза майора, выдохнул Ледвиг. – Боюсь, что немцы…

– А ты не бойся, Коля! – Воронов тяжеловесно шагнул к нему, ободряюще хлопнул по плечу. – Ты ж – разведка, тебе сам чёрт не брат. Не из таких передряг выбирались.

– Да я не за себя…За людей, товарищ комбат!

– Да то поня-ятно, голубь ты мой…Ну, так…на то и война, капитан. Эх, ёжики – курносые…Ты ведь у нас, Николай Сигизмундович, тоже…Германии бравый солдат, ты ж тоже из немцев будешь?

– Никак. Нет. Глупо, товарищ майор! – Ледвиг озлобленно куснул щегольской ус. – Я советский. Русский…немецкого происхождения. Офицер РККА с тридцать восьмого. Коммунист. И вы знаете, перед партией и солдатами чист. Я позади цепей в атаку не ходил, чтобы в первых рядах назад вернуться.

– В том-то и дело, что знаю тебя – героя…

– Так зачем же так, Арсений Иванович?

– А затем, Коля – Николай, друг ты мой дорогой…Что волос у меня уже побит сединой. И я кое-что в этой жизни понюхал – это р-раз. Что б дух твой бойцовский поднять – это два. Ну и…чтоб, значит кремль и там, и там стоял, сам знаешь, где…и ордена с медалями на твоей груди звенели. – Майор по-свойски подмигнул и глухо, но внятно добавил. – Что б если драться с фашистом на этой высоте, так до конца. Ты, я и капитан Танкаев, – на фронте с первого дня войны…Вот и умрём, если что, как на фронте. Геройски, как воины…Так, нет, разведка? – Он устало обвёл глазами притихших бойцов, дружески кивнул Магомеду и подвёл черту:

– Вот «зачем», я так…капитан. Лучше погибнуть здесь…чем сдохнуть в застенке НКВД. И вот ещё что, усвой дорогой. Кха-а! – майор на горский манер цокнул зубом. – Уж не знаю когда и как, но за глотку мы фрицев возьмём. И возьмём намертво. Возьмём в их же логове. Вот это, я точно знаю! А теперь бери своих и газуй к связистам. Срочно свяжись и левым берегом, со штабом. Ваши данные, разведка, сейчас командиру Березину – во-о – как нужны!

– Но доложи ему и другое! Нам без его артиллерии и резерва – смерть.

– Ни пуха…

– К чёрту! А как же, вы, с капитаном?!

Нарастающий, скачущий конём по траншее крик, оборвал комбата.

– Санитары! Товарищ майор, санитары-ы!

* * *

– Мне что, немчура, клещи взять?! Вместе с зубами – рёбрами ваши грёбаные показания вырывать?..Товарищ капитан! – старший сержант Воловиков, охваченный горячкой допроса, со зверской возбуждённостью обратился к мелкому, чернявому политруку, который с молчаливой сосредоточенностью наблюдал за дознанием пленных. – Разрешите продолжить! Не сомневайтесь, товарищ капитан. Я их с-сучар, кукарекать заставлю! Выведу на чистую воду…

Но начальник Хавив не реагировал. Замкнутый, весь в себе, он – как сарыч на столбе, ухватив когтями заклёванную. Но ещё трепыхавшуюся добычу, вытянул вперёд маленькую голову с пачканным кровью клювом и выжидал. Решал. Продолжить ли бить и дёргать тёплую сочную плоть…Или махнуть крыльями, сорваться со столба и с добычей к тёмному лесу. И нужен лишь пустяк: негромкий звук, щелчок взводимого курка, треск сучка, звяк стремени или резкий жест, чтобы подтолкнуть хищника к взлёту. На утренних офицерских собраниях, начштаба дивизии полковник Беляев, отдавал приказы, точно гвозди рубил топором. И в конце, оставляя актив замполитов, всякий раз потрясал воздух: «Ставка неустанно требует новых, самых последних, самых точных данных о дислокации врага. Меня не интересует, где вы и как их добудете! Хоть из-под земли! Промедление смерти подобно! А потому, товарищи командиры: любые, но достоверные, новые факты…В любое время дня и ночи – ср-рочно ко мне или комдиву!

За дельные, судьбоносные данные – награда за мной! Слово начальника штаба дивизии.

Это «слово» полковника Беляева, как острые шпоры – коня, подрезвило Хавив. Это «обещание» – давало реальный шанс, сбыться его заветной мечте: прогрызться – протиснуться любым способом в структуру всесильного НКВД, – служба, которая открыла бы ему новые горизонты и перспективы карьерного роста. Чёрт побери! Рекомендация начштаба дивизии, вовремя замолвленное словцо в Особом отделе, перед которым трепетали положительно все, от рядового до генерала, – было лучшей протекцией. Словом, игра стоила свеч, и политрук с пущей рьяностью удвоил усилия.

За время службы в 100-й дивизии (второго формирования[1 - 18 сентября 1941 г. 100-я стрелковая дивизия первого формирования (в которой сражались ещё прославленные легендарные герои гражданской войны Н.А. Щорс и И.Э.Якир) была переименована в Первую Гвардейскую, а 100-я стрелковая дивизия второго формирования, ( о которой идёт речь в романе) была сформирована вскоре, в феврале-июне 1942 г. В Архангельской области. Именно в эту дивизию на Воронежский фронт, в марте и был перевезён М. Т. Танкаев. Эта вновь сформированная дивизия должна была в бою доказать своё право носить славное имя 100-й дивизии.]), за дни и месяцы фронтовой жизни в 472-ом полку, капитан Хавив умудрился наладить немало нужных связей, но ещё больше нажил – недругов. Последний конфликт 25 октября, когда в командном блиндаже комбата воронова, собрались боевые товарищи офицеры поздравить героя – храбреца именинника Магомеда Танкаева, – пополнил чёрный список недругов замполита. Злопамятный по природной жиле, мнительный и коварный, он не прощал обид, лаская и лелея в своей еврейской душе старую восточную истину: «Месть – это блюдо, которое хорошо подавать на стол холодным».

На войне, как на войне, – каждый день, а то и час преподносит – взрывает свои «сюжеты» – успевай, крутись! Бой за господствующую высоту 178,0 не правобережье, дал свои плоды. Пленных немецких солдат было в избытке, но почти все они на беду дознавателей оказывались волонтёрами – ополченцами, знания которых о дислокации регулярных войск группировки, как правило, заканчивалось своим окопом и сектором обстрела. Настоящих вояк было мало, – живыми они не сдавались, что уж говорить о кадровых офицерах!