– Я же говорил, – ответил Семечкин, – саратовский купец первой гильдии Егор Егорович Семечкин, вдовый, православный, сорока трех лет. Живу здесь на Невском, в меблированных комнатах» Монплезир».
– Так! Вас к следователю вызовут.
– А куда хотите, лишь бы схватить того мерзавца, то есть Кругликова.
– Ну, теперь он не уйдет, – с улыбкой сказал начальник сыскной полиции. – Много через неделю вы его увидите здесь. А теперь повторите, как вы назвали убитую.
– Вдова купца первой гильдии Анастасия Петровна Коровина, тридцати двух лет, из Саратова.
– Так. Нет ли у вас ее фотографии?
– Как же – с… с собой принес. Извольте! – и Семечкин подал начальнику фотографическую карточку.
Тот увидел жизнерадостное молодое лицо типичной русской красавицы и воскликнул:
– Отлично! Ну, а того как звать?
– Курский мещанин Антон Степанович Кругликов.
– Вы записали, Август Семенович?
– Все.
Начальник встал, давая понять Семечкину, что прием окончился.
– Идите к себе домой и ждите. Вы увидите, как мы его живо сцапаем. Да! И сами не уезжайте… ни – ни! Вы еще нам пригодитесь.
– Никуда – с… будьте без сомнения, – сказал Семечкин, кланяясь и на цыпочках уходя из кабинета.
Начальник радостно потер руки и сказал помощнику:
– Вот удача?то! А? Сразу все открылось – и жертва, и преступник. Увлек, завел, убил и ограбил. Ну – с, Август Семенович, будем действовать. Наши молодцы здесь?
– Кажется, здесь еще. Сейчас! – помощник выскочил в коридор узнать, не ушли ли Чухарев с Калмыковым, и тотчас же вернулся в кабинет начальника, – Здесь.
– Так, – сказал начальник и нахмурился. Потом он встряхнул головой и решительно заговорил: – Пусть идут в адресный стол и узнают, где жили этот Кругликов и Коровина. Потом один пойдет по указанным адресам и разузнает все про их жизнь. Пусть возьмет фотографию. А другой пусть пройдет по участкам, где они были прописаны, и тоже наведет справки. Затем пошлите телеграмму с допросом, что за птица этот Кругликов. В Курск пошлите, затем в Саратов – откуда он взялся и куда выехал, затем в Москву, не жил ли такой, и по всем большим городам. Поняли? И делайте это сейчас, не медля.
– Слушаю – с, – сказал помощник и, выйдя из кабинета, тотчас приказал позвать к себе Чухарева и Калмыкова.
Те оба сразу ожили, едва услыхали сообщение помощника.
– Теперь уж он от нас не уйдет. Мы живо, – воскликнул Чухарев. – Я, Август Семенович, сразу почувствовал что?то, едва увидел этого Семечкина.
– И я, – мрачно сказал Калмыков.
– Ну, хорошо! Вот вам инструкции – и с Богом, – сказал им помощник начальника и углубился в составление телеграмм.
Чухарев и Калмыков прямо направились в адресный стол. Они прошли в справочное отделение и, как свои люди, начали перебрасывать карточки. Чухарев искал Кругликова, а Калмыков – Коровину.
– Есть! – сказал Калмыков.
– И я нашел, – отозвался Чухарев и, вынув бумажку, взял карандаш и начал делать выписки. «Приехал 10 октября, прописан по Литейному проспекту, в д. № 51, меблированные комнаты. Жил до 1 ноября. Прописан в Толмазовом переулке, в д. № 3, меблированные комнаты. Жил до 25 ноября. Прописан – Невский пр., дом № 54, меблированные комнаты. Жил до 5 декабря. Выехал». Больше справок не было. Хотя после каждой справки значилась отметка: «Выехал из города». – Так, – сказал Чухарев, – а у тебя?
Калмыков показал свою выписку, и она оказалась с теми же адресами.
– Значит, вместе. Ну, тем легче, выходит. Ты теперь по участкам, а я – по адресам, – и Чухарев, встряхнув руку сотоварища по делу, вышел из помещения адресного стола.
Он решил идти по порядку выписки и посетить сперва дом № 51 по Литейному проспекту.
Меблированные комнаты Галушкина занимали в этом доме четыре квартиры. Чухарев прошел к самому хозяину и спросил о Кругликове и Коровиной.
– Как же… у меня жили. Снимали двадцатый номер. Переехали. Позвольте! – Галушкин взял со стола книгу, посмотрел в нее и сказал: – Въехали вечером девятого октября с вечерним поездом. Оба вместе, как муж и жена. Я даже так поначалу подумал. А уехали, как есть, тридцать первого числа. Он сказывал, что к себе, в Сибирь куда?то.
– В Сибирь он потом пойдет, – с усмешкой сказал Чухарев, записав показания. – Ну, а как они жили?
– Да и это сейчас объясним, – сказал Галушкин и позвонил.
Вошел слуга.
– Позови мне Машу! – распорядился Галушкин и, когда слуга вышел, объяснил Чухареву: – Это – горничная из того коридора.
В комнату вошла миловидная девушка.
– Вот, Маша, – обратился к ней хозяин, – расскажи этому господину, как жили Крутиков и Коровина. Помнишь их? Он такой рыжий, с бородой.
– Очень хорошо помню, – ответила девушка. – По – хорошему жили… как муж с женой. Она раз мне даже сказывала, что бумаги у них не все еще выправлены, а как выправят, так и поженятся. Все целовались. Больше дома сидели, а как вечер, так и в театре.
– Заходил к ним кто?нибудь?
– Не помню… кажись, никого. В одиночестве жили.
– И не ссорились?
– Никогда.
– А в чем дело?то? – спросил Галушкин.
– Ее убили и изрезали на куски. Вот голова ее, – сказал Чухарев, показывая фотографию.
– Ай – ай – ай! – изумился Галушкин, беря снимок. Маша подошла и тоже стала разглядывать его.
– Не признаю, – сказал Галушкин, – да и видел я ее мало – только как приехала.
– Она! – закричала Маша, взглянув на фотографию. – Вот как живая.
Чухарев ушел. Первый успех ободрил его. Он сознавал, что напал на след, и шел по нему, как добрая ищейка.
В Толмазовом переулке меблированные комнаты занимали целый надворный флигель в два этажа. К Чухареву на лестницу вышел сам хозяин, лысый старик в темных очках, и провел его в свободную комнату.