В поисках убийцы

Чухарев объяснил, кто он и зачем пришел.

– Как же!.. Очень хорошо помню. Приехали вечером тридцать первого октября. Хорошо помню. Еще у меня тогда жилец из третьего номера сбежал. Номер четырнадцатый заняли, отличный… два рубля в сутки.

– Как жили? Кто им прислуживал?

– Прислуживала Анютка. Только ее нет теперь – прогнал я ее, подлую. А как жили, я знаю. Я всех жильцов знаю – время есть, я и слежу.

– Дружно жили? Бывали у них кто?нибудь? Заезжали?

– Дружно, очень. Видно, любовники. Днем спали, потом шли обедать вместе, а вечером в театр или куда. Дел никаких не делали, и никого у них не было. А потом вдруг она хворать начала, да все круче, круче. Он беда как убивался, все мне жаловался. «Боюсь, – говорит, – умрет». Я говорю: «Доктора позовите!«А он: «Нет, – говорит, – я ее лучше домой увезу». И увез. Закутал всю, – шалями покрыл и увез.

– Когда и куда?

– Позвольте… Это было… сейчас после Екатерины… Да, да, двадцать пятого ноября увез. Сказывал, домой – в Красноярск, что ли. «А в Москве, – говорит, – полечу».

Чухарев прошел на Невский проспект, в дом № 54. Там его встретила хозяйка.

– Кругликов? – заговорила она. – Такой рыжий, с бородой? Как же, помню! Он недолго жил – всего неделю или дней десять. Приехал с больной женщиной, и как ввел ее, так они и заперлись. Редко даже прислуга входила. Он то придет, то уйдет, а она все лежит… даже неприятно было. А потом один раз вывел ее, всю закутанную, и увез. «В больницу», – говорит. А там через три дня и сам уехал… один.

– А поклажа была?

– Как же! Чемодан слуга выносил, а с ним сверток с подушкой, сумочка дорожная, да в руке еще картонка.

– Зашитая?

– Да. Будто от платья.

– Справьтесь: когда въехал и выехал? Когда ее выписали?

– Сейчас! – Хозяйка поднялась с кресла, достала книгу, надела очки и стала искать по страницам. – Вот, – и она указала на записку.

Чухарев нагнулся и прочел: «Кругликов, Антон Семенович, мещанин, приехал из Петербурга 25 ноября. Комната № 8, выехал 5 декабря. Коровина, Анастасия Петровна, купеческая вдова, приехала из Петербурга 25 ноября, комната № 8, выехала 1 декабря».

– Благодарю вас, – сказал Чухарев и вышел.

Жар его остыл сразу. Что же дальше? Ну вот, проследил он Кругликова до самого конца, и все. Сперва тот ее, то есть Коровину, вывез, а потом сам уехал. Черт знает что! Ничего и не разобрать!

Сыщик покрутил головой, тихим шагом направился в знакомый ему трактир» Плевна» и, к своей радости, увидал там Калмыкова.

Тот с мрачным, сосредоточенным видом пил пиво. Кругом полупьяные мужчины и веселые женщины оглашали зал смехом, визгом и говором, орган с увлечением гудел» Гейшу», а Калмыков сидел мрачнее тучи.

– И ты тут? – окликнул его Чухарев.

– И я тут.

– Ну, что сделал? – спросил Чухарев, а затем, не дожидаясь ответа, сел к столу, подозвал лакея, заказал ему водку и еду и снова повторил свой вопрос.

– Ничего, – мрачно ответил Калмыков. – Везде прописан по порядку. Паспорта как паспорта. Выписывали везде в отъезд, и все. Ищи ветра в поле! Нет, я откажусь. Решено. Ну их! А ты?..

Чухарев вздохнул, переждал, пока ему подали то, что он заказал, потом выпил водки, закусил и лишь после этого сказал:

– И я тоже. Ходил, ходил, все будто делаю что – а там хлоп, и ничего нет. Был этот самый Кругликов и весь вышел. Не сыскать его, нет!

– Главное – следов нет, – сказал Калмыков.

Чухарев кивнул головой, выпил еще рюмку и стал жадно есть, а Калмыков молча пил свое пиво.

Потом и Чухарев перешел на пиво, и поздно вечером они, взявшись под руку, пошатываясь, направились к своим домам. Встречные хулиганы и жулики узнавали их и с почтением здоровались с ними.

VI

Увлечение и любовь

В буфетной комнате при совете присяжных поверенных в углу за столиком сидели Горянин и его друг Прохоров, тоже присяжный поверенный.

– Да ты изменился, – сказал ему Горянин, продолжая разговор.

– Изменишься! – желчно ответил Прохоров. – От тебя я не скрываюсь. Я влюблен в нее, как гимназист. Одно время она как будто отвечала мне. Помнишь – в театре? Евгения Павловна пошутила насчет свадьбы, и она ничего…

Горянин молча кивнул головой.

– И вдруг, – со злобой в голосе сказал Прохоров, – является этот Чемизов – и все прахом. – Он стукнул по колену сжатым кулаком и замолчал. Его красивое, с тонкими чертами лицо омрачилось, густые брови сдвинулись, серые глаза потемнели. – Скажи мне, Алексей Петрович, – продолжал он, – откуда этот Чемизов? Где ты достал его?

Горянин беспечно пожал плечами.

– Встретился с ним в кружке Полонского. Кого там не бывает! Разговорились, и он вдруг оказался моим товарищем по гимназии. До пятого класса шли вместе, а там он в юнкерское перешел. Вот и все. Где он был по сие время – не знаю, что он и кто он – тоже. Живет хорошо, видимо, обладает средствами, холост и, главное, занимателен…

– Черт знает! – возмутился Прохоров. – Ты вводишь его в свой дом, со всеми знакомишь…

– Ревность? – засмеялся Горянин. – Да отчего же не ввести мне его в дом? Он вполне приличен, интересен, знает массу анекдотов. К тому же в нем есть что?то таинственное.

– Вот – вот! Елена Семеновна убеждена, что это – необыкновенный человек, – сказал Прохоров.

– Моя Евгения Павловна – тоже, – подхватил Горянин. – Он у нас раза три в неделю бывает. А согласись, – сказал он, смеясь, – тогда, вечером, он всех занял?

– Простой опыт гипнотического внушения, и попался ему дурачок Хрюмин.

– Ну, мы бы и этого не сделали.

– Потому что не фокусники, а если бы и сделали, то не для увеселения публики…

– Ну, ты совсем взбесился! – пожав плечами, воскликнул Горянин и встал. – Пойду в канцелярию, почитаю дело. До свиданья! Заходи!

– Зайду, – Прохоров задержал руку Алексея Петровича, – а про Чемизова этого я наведу справки. А?

– Наводи, коли охота есть, – и Горянин, кивнув головой, вышел.

Прохоров опустил голову и задумался.