– Сегодня я уж отработался! – ответил Весенин.
– И я, батюшка! – признался Можаев. – Ваш Ознобов задал звону нам всем. Того гляди, бунт будет!
– Ну, уж и бунт! – улыбнулся Весенин. – Елизавета Борисовна, дайте мне тарелочку простокваши, а я вам за это письмецо дам!
– От кого?
– От кого же, как не от вашей любезной madame Лоране. Пусть, говорит, ответят: сами на примерку приедут или мне к ним?
– Где письмо?
– Вот – с! Получите!
С едва сдерживаемым волнением Елизавета Борисовна схватила письмо и опустила его в карман.
– Ну, что нового? – предложил Силин обычный вопрос.
– Нового? Есть! – серьезно ответил Весенин. – Николая Петровича Долинина арестовали по подозрению в убийстве.
– Не может быть! – вскочил со стула Силин.
– Помогите! – вскрикнула Вера. – С Анной Ивановной дурно…
XIV
Был ранний вечерний час. Весенин, наработавшись за день, не торопясь ехал на беговых дрожках в усадьбу Можаевых, думая посидеть у них недолго и отправиться уже к себе на покой. За день он успел везде побывать и все осмотреть: был на сенокосе, на картофельном поле, на мельнице и лесопильне, виделся с подрядчиком, взявшим на себя кладку здания под завод. Ему ехать бы прямо к себе и залечь спать, но его тянуло к Можаевым, где после чая он послушает игру Веры, пожмет ее руку и услышит ее голос и смех.
Лошадь без вожжей шла привычной дорогой, лениво встряхивая головой и отмахиваясь хвостом от беспокойных оводов.
Вдали уже показалась усадьба. Лошадь осторожно стала спускаться по косогору, огибая речку, когда Весенина звонким голосом окликнула Вера. Он быстро натянул вожжи и обернулся. Вера поднималась к нему по берегу речки с мохнатым полотенцем и купальным чепцом в руке. Гладкое платье словно обливало ее стройную фигуру, соломенная шляпа с прямыми полями придавала ей мужской вид. Она поднималась легко и свободно, словно шла по ровному месту, и на ходу кричала: – Подвезите меня до дому, а то все купанье пропадет на этой жаре. Вы на Мальчике? Здравствуйте!
Она по – мужски встряхнула Весенину руку и села на дрожки спиною к нему.
– Только не гоните, а то я упаду. Ну, что нового?
Весенин тронул вожжами. Лошадь опять пошла ровным шагом.
– У нас новости обыкновенные. Скосили столько?то, завтра пойдем на Гусиный луг; дай Бог, чтобы ведро подержалось. Вот разве новость: у Теплых Ключей волк овцу зарезал! Ну, а у вас что?
– Скука! Смертельная скука, – ответила Вера, – весь день одна. Мама в город на примерку уехала, папа с утра в кабинете. В городе колонизация…
– Канализация, – поправил Весенин.
– Без вас знаю! Ну, а ему забота. Завтра едет туда. Силин, шут этот, вместе с мамашей уехал. «Такая, – говорит, – новость, и я не знаю».
– За что вы его браните? – с упреком сказал Весенин.
– Ах, не люблю я таких! Ничего не знает, обо всем судит и себя чуть не известным писателем числит, а сам о пьяных драках отчеты пишет. «Мой, – говорит, – слог сразу узнать можно. Вы читали. Я написал…«Не люблю, – ответила Вера.
– Можно и не любить. Шут?то зачем? Всякий по силам своим старается и промышляет о хлебе. А что Анна Ивановна?
– И не говорите! После обморока очнулась и замолчала. Смотреть страшно на нее. Вы ведь не верите, что он убийца? – вдруг спросила Вера и даже обернулась.
Весенин резко качнул головою.
– Ни минуты!
– Ну, вот! – обрадовалась Вера. – Я ей то же говорила. Она покачает головою и хрустнет пальцами. Вот подите! Он ведь хороший человек, честный? – опять спросила она.
– Безусловно, – ответил Весенин, – а что до хорошего, то я лично таких людей не люблю.
– Каких таких? Остановите лошадь, я боком сяду.
Весенин остановил. Вера пересела, и теперь он чувствовал у своей спины ее плечо, и ее дыхание касалось его уха.
– Ну, теперь говорите! Каких эта людей вы не любите.
– Неуравновешенных, – ответил Весенин, снова встряхивая вожжами, – нецельные они, безалаберные. У них чувства и желания на первом плане, и шут их знает, какое колено они выкинут!
– На то он и писатель, а не инженер, – возразила Вера, – вам все: «так как, так как, а затем: следовательно!»
– Непременно! – засмеялся Весенин. – Только вы напрасно сюда инженера вклеили. Просто рассудительный человек. Он может и писателем быть, и поэтом, и даже музыкантом, – но в жизни у него слово не расходится с делом и самое слово он почитает делом. А этот… Взять хоть бы его последний фельетон…
– Ах, я очень заинтересовалась им. У вас он есть?
– Есть?то есть, да его, ей – Богу, и читать не стоит. Чушь.
– Вы все?таки привезите его мне, – не сдавалась она и спросила: – А почему чушь? – Они въехали уже в усадьбу. – Ну, вы мне за чаем скажете! А теперь пустите. Спасибо! – она легко соскочила с дрожек и убежала.
Конюх взял лошадь. Весенин через сад направился к дому.
– Много наработали сегодня? – встретил его на балконе Можаев.
– Изрядно, завтра на Гусиный луг перейдем. А вы?
– Какой! Ничего не разберу. И городу взять на себя невыгодно, и сдать на подряд этому Плиссе опасно. А нынче же нужно решить так или иначе.
– Обяжите этого Плиссе. Всяких неустоек наворотите.
– А что взять с него? Шутите! Ну да справимся. А у вас как – покойно? Ознобов тих?
– Справимся! – засмеялся Весенин, и они вошли в столовую. Вера сидела уже за самоваром и пододвинула им налитые стаканы.
– Ну а теперь ваши разговоры прочь. И Федор Матвеевич объяснит мне, почему фельетон Долинина – чушь!
– Что это – лекция? – спросил, усмехаясь, Можаев.
– Да вот ваша девица про его фельетон услыхала и заинтересовалась, а я говорю ей, чушь. Теперь» почему» спрашивает.