В поисках убийцы

Чухарев подбежал к Патмосову и горячо стал встряхивать его руку.

– Я уж не знаю, как и благодарить вас.

– А никак, – смеясь, ответил Патмосов. – Сделай дело – ладно, а мне твоя помощь когда?нибудь еще нужна будет.

– Да и я, и дочь моя жизнь за вас положим, вот что! – воскликнул Чухарев. – Можно мне идти, Борис Романович?

– Иди, иди!

Патмосов засмеялся. Чухарев стремглав удалился.

– Осчастливил человека, – сказал Пафнутьев.

– Надо. Все время держат в черном теле, а он – человек с мозгами.

– Смотрю я на тебя, Борис Романович, и диву даюсь. Куда мне! Ввек не дойти до такой тонкости.

– Ну, ну, присматривайся да учись понемногу, а если дело нравится и есть к нему охота, так все, братец, будет. В конце концов, все эти дела немудреные. Во всю свою жизнь ни разу я не видал, чтобы преступник мог скрыть свое преступление. Всегда какая?нибудь мелочь, пустяк – и он открыт. Да понятно. Разве можно человеку, какой он ни будь умница, хоть семи пядей во лбу, обдумать все случайности? Сообразил он их тысячу и приготовился к ним, а вдруг ему тысяча первая, и все насмарку! Он растерялся и след оставил. Ну, дело кончено! Отдохну я немного, а потом займемся другими делами.

Патмосов встал, поцеловал дочь и пошел в свой кабинет, говоря:

– Обед к четырем часам сделай, а тогда и меня разбудишь. Пока что гуляйте, ребята. Ты, Сенечка, узнай про Семечкина: как и что?

– Он у меня в семь часов будет; хочешь, я его к тебе приведу?

– Нет, сегодня не надо. Сам с собою побыть хочу. Ну, всего доброго! Покалякайте тут! – и Патмосов скрылся в своем кабинете.

XXIX

Жених и невеста

Доктор обнадеживал Семечкина. Коровина уже узнавала последнего и охотно беседовала с ним. Она полнела, румянец вернулся на ее щеки, в глазах было осмысленное выражение, и только иногда, временами, она забывалась и называла себя Подберезиной. Порою она вдруг вспоминала Кругликова и тогда бледнела, откидывалась к спинке кресла и погружалась в какое?то оцепенение. Семечкин испуганно бежал тогда к доктору, тот приходил, погружал ее в транс и грозно кричал на Коровину:

– Вы меня слышите?

– Слышу, – слабо отвечала она.

– Вы должны забыть этого Кругликова. Его уже нет, его не было. Поняли?

– Поняла.

– Что вы должны?

– Забыть Кругликова; его нет, его не было.

– Проснитесь!

Коровина просыпалась; растерянно смотрела на Семечкина и говорила:

– О чем это вы рассказывали?

Егор Егорович, как будто ничего не случилось, продолжал свой рассказ.

Иногда с разрешения доктора он возил Коровину по окрестностям Петербурга. Они побывали и в Петергофе, и в Царском Селе, и Настасья Петровна радовалась, смотря на окружающую красоту и вдыхая теплый весенний воздух.

– Ах, Егор Егорович! – говорила она. – Не пойму, что со мной было, но сейчас я словно начинаю жить новою жизнью.

– Настасья Петровна! – взволнованно восклицал Семечкин. – Мы и начнем новую жизнь, ежели вы посмотрите на меня своими добрыми глазами и поверите в мою любовь.

– Любовь? Я люблю вас, Егор Егорович, но все мне как?то странно; кажется мне, что я словно прожила какую?то долгую – долгую жизнь и стала старой – старой.

– Эх, бросьте! Какая же вы старая? Красавица вы, Настасья Петровна.

– Да? – спрашивала Коровина и веселела.

– А то как же? Теперь вы еще на двадцать пять лет помолодеете. Вот доктор сказывает, что надо вам за границу ехать. Поженимся и сейчас поедем, хоть к черным арапам, куда прикажете. Будем мы с вами счастливы, потому люблю я вас, – Семечкин ударял себя в грудь кулаком. – Только поверьте мне!

– Верю, верю, Егор Егорович, – и молодая женщина крепко опиралась на его руку.

Доктор все веселее смотрел на свою пациентку и наконец сказал Семечкину:

– Берите теперь Настасью Петровну, и дай Бог вам совет да любовь, как говорят обычно.

– Благодетель вы! – пробормотал Егор Егорович, пожимая его руки.

В тот же день Коровина переехала в роскошный номер» Европейской» гостиницы, и Семечкин каждый день с утра до позднего вечера проводил у нее.

Радостный, сияющий он приехал к Патмосову и стал обнимать его.

– Борис Романович! Такое мое счастье, что и рассказать вам не могу! Я просил вас найти этого мерзавца, убийцу, хотел его в кандалы заковать, а вы ее нашли, счастье мое вернули. Как мне и благодарить вас, уж я и не придумаю.

– Как? – усмехнулся Патмосов. – Уговор у нас был: три тысячи.

– Что значит три тысячи!.. Три тысячи, были назначены, чтобы убийцу подлого найти, а вы мне мою Настеньку вернули. Борис Романович, я вам пять дам. Уж вы меня извините, я бы и больше. Скажете – дам больше.

– Зачем мне больше? Спасибо и на этом.

Семечкин вынул чековую книжку, радостно подписал чек и, подавая его талантливому сыщику, сказал:

– А еще милости прошу. Мы теперь с Настасьей Петровной уедем, но в августе непременно вернемся; так не откажите на нашей свадьбе попировать.

Патмосов рассмеялся.

– Прохоров звал на свадьбу – раз; вы меня зовете – два. Нужно еще третью.

– А Семен Сергеевич, – воскликнул Семечкин, – с вашей Екатериной Борисовной! Вот и три!

– И то! Значит, все свадьбы и справим. То?то кутеж будет!..