В поисках убийцы

Катя вприпрыжку побежала на кухню, а Патмосов надел домашние туфли, сбросил пиджак, заменил его обычной тужуркой, сел к своему бюро и занялся работой.

– Иди, папа! – крикнула Катя из столовой.

– Сейчас! Ну, скажи, что твой Сенечка делает?

– А он сейчас будет, – вспыхивая, ответила Катя. – Он говорит, что я могу соскучиться в одиночестве, и каждый день приходит. А какие он мне подарки из Москвы привез!

– Знаю, знаю. Так сейчас придет? А ты вот что, милая: подойди к телефону, позвони в сыскное и вызови ко мне Чухарева; пусть он сейчас заезжает.

Катя тотчас отправилась в кабинет, а Патмосов налил рюмку водки, посмотрел на свет, выпил, крякнул и стал есть ветчину.

Зазвенел звонок, и скоро в столовую вошел Пафнутьев.

– Борис Романович, ты и не известил о приезде! – воскликнул он, подходя к Патмосову,

Тот встал и дружески поцеловался с гостем.

– Зачем извещать? Чай, не персона и не расслабленный. Вышел с вокзала, сел в трамвай, вот и дома. Ну, расскажи мне все новости. Семечкин рад?

Пафнутьев, махнув рукою, ответил:

– И рад, и не рад! Этот мерзавец совершенно искалечил Коровину, обратив ее в какую?то идиотку, и теперь ее лечат.

– Ну, и что же?

– Обещают вылечить. Вчера видал Семечкина, он сам не свой. Доктора говорят, что к ней вернется сознание.

– Ну, дай Бог, дай Бог! Было бы жалко, если бы наше дело не увенчалось полным успехом.

– Тут увенчалось, а дело осталось делом: кто – убитая и кто – убийца?

Патмосов тихо засмеялся.

– Нашел! Будь покоен! Так обделал все дело, что лучше и не надо.

– Нашел?

– Ну да! Чего удивляешься?

Катя внесла на шипящей сковородке поджаренные колбаски.

– Вот съедим да выпьем, потом кофе, а там придет Чухарев, и я все доподлинно расскажу, – заявил Патмосов.

– Удивительно! И это ты в одну неделю обделал?

– Чего же тут долго возиться, когда я все дороги знал? Дело вовсе не трудное; нужно только уметь смотреть и понимать. Ну, за твои будущие успехи! – поднимая рюмку и чокаясь с Пафнутьевым, сказал Патмосов.

В это время раздался звонок, и в комнату вкатился маленький рыжий Чухарев, по дороге поправляя воротничок и манжеты.

– Здравствуйте, дорогой Борис Романович! Приехали? С новостями поздравить можно?

– Здравствуй, здравствуй, Петр Кондратьевич! Ну, садись! Я тебе сюрприз приготовил, – смеясь, сказал Патмосов. – Катя, подавай кофе. Может, закусить чего хочешь?

– Нет, спасибо! Я позавтракал. В» Плевне» завтракали.

– Обычно, по – вашему. Ну, расскажи пока, что у вас там?

– Да что? Канитель одна! – Чухарев махнул рукою. – Градоначальник снова говорил нашему начальнику, а начальник – помощнику, помощник на меня набросился, а я что? Я вам верю, Борис Романович…

– И хорошо делаешь! Ну, теперь, братцы, слушайте. Ты, Катя, тоже можешь оставаться. Я здесь расскажу.

– Неужели нашли? – и Чухарев даже приподнялся на стуле.

– А то как же! Чего же ради я ездил? – усмехнулся Патмосов. – Про Коровину ты знаешь?

– Как же! Семен Сергеевич мне все рассказал.

– Ну, так это – одна история, а наше дело с тобой другое. – Патмосов помолчал, потом закурил папиросу и начал: – Как я обещал тебе, Петр Кондратьевич, что дело это твое будет, так оно твоим и будет; постарайся только за него побольше сорвать.

Чухарев просиял.

– Помилуйте, Борис Романович! Если я открою это дело, непременно отличие будет.

– Ну, так вот и старайся! – Патмосов пыхнул папиросой. – Когда я был у вас на осмотре, то прежде всего, если ты помнишь, я нашел два волоса – черные и длинные.

– Как же! – сказал Чухарев. – Я удивлялся, что мы просмотрели.

– Ну, вот! А ведь Коровина?то, по описанию, русая?

– Совсем светлые волосы с золотым отливом, – сказал Пафнутьев.

– С золотым отливом, а тут черные. Значит, могут быть два объяснения: первое – что убийцей была женщина с черными волосами, а второе – что убита была женщина с черными волосами. Следовательно: или убита не Коровина, или убийцей является не тот Кругликов, которого обвиняют в преступлении (теперь мы знаем, что это – Чемизов), а какая?то женщина с черными волосами. Словом, – засмеялся Патмосов, – ищи женщину! Хорошо!.. Затем когда я осмотрел коробку, то увидел сразу, что она нездешней работы; тут таких коробок не делают. Здесь делают ящики на Охте, делают лубяные короба, а таких картонок, как та, где была голова, у нас нет. Их выделывают в Варшаве и в Лодзи. Я несколько раз выписывал оттуда разные вещи, и всегда в таких же самых коробках, как та. Это – второе. Я запомнил. А третье: если ты вспомнишь, то этот багаж был послан по адресу Станислава Личинского, в Вильну, на Немецкую улицу. Что надо делать? А надо ехать к этому Станиславу Личинскому и говорить с ним.

– Мы к нему запрос посылали и показания брали, – сказал Чухарев.

– Запрос, показания… Что же он мог сказать?«Черт их знает, откуда пришла посылка», – вот и все. Я решил, что надо его расспросить, и тогда, может быть, найдутся какие?нибудь следы. Ясное дело, что если посылают посылку к нему, то посылает ее непременно кто?нибудь знающий его. Фамилии и адреса так себе из головы не выдумаешь. Понял?

– Так?то оно так, хотя можно и прямо из головы. Вот я пошлю: Парголовская улица, семьдесят два, Кувыркову. Она и пойдет.

– Положим, это можно, – согласился Патмосов, – но для этого много ума надо. Обыкновенно попадается чья?нибудь знакомая фамилия с адресом, и туда гонят. Может быть, даже есть расчет правдоподобности, вероятности. Шут их знает, но обычно дело ведется так. Хорошо! Поехал я к Личинскому. Веселый парень, любит поесть, любит выпить… Ну, и я – не дурак. Один раз он меня угостил, другой раз – я его, сказал, что хочу магазин открывать. Он и разговорился. Торгует он всяким хламом: за девяносто четыре копейки сто двадцать вещей посылает. Ну, а хлам этот получает главным образом от Плинтуса. Зовут последнего Генрихом Брониславовичем, и живет он в Лодзи, причем торгует главным образом костюмами и разной галантереей. Он, значит, посылает все Личинскому, а Личинский уже публику обдувает. Спрашиваю последнего, у кого он еще товар покупает? Почти ни у кого: Плинтус – самый главный. «Что за Плинтус?«Слово за слово: веселый господин, хорошо бы с ним дела делать, только жена у него бедовая: влюблена в него, как кошка, ко всем ревнует и во всякое дело нос сует. Стал я дальше расспрашивать. Тут пан Личинский мне одну историю рассказал, другую историю, а потом говорит: «Какая она, то есть жена этого самого Плинтуса, такая – сякая. Была у них красивая кассирша, Берта Эдуардовна Шварцман, так она ее со света сжила». – «Как, – говорю, – сжила?» – «А так, увезла ее и рассчитала. Так, – говорит, – и пропала. А Плинтус после того два месяца нос повесив ходил». Ну вот, я это на ус себе намотал и прямо в Лодзь, а там к Плинтусу. Пришел в магазин и говорю: «Подайте мне Берту Эдуардовну Шварцман». Тут сейчас его жена – она рыжая – и спрашивает: «Зачем вам эту самую Берту?» – «Я, – говорю, – ее родственник, за ней приехал». Плинтус руками развел. «Как, – говорит, – уехала она с моей Стефанией, так и пропала». – «Как это, – говорю, – пропала? Вы, сударыня, с ней уехали?» – спрашиваю Плинтусиху. «С ней, – отвечает. – А по дороге она рассорилась со мной и прочь уехала». – «А где это? А когда это было? А почему? А где ее вещи?«Эта самая Стефания смутилась и к себе за конторку спряталась. Ну, я ушел к себе, а в гостинице управляющий – большой болтун. То, се, тары – бары, хороший табачок, я его посадил за стол и давай расспрашивать. Ну, тут узнал я всю подноготную Плинтусов. Генрих?то Брониславович – мужчина красивый, лет под сорок, ухаживать охотник, а жена его, можно сказать, – кошка драная: острый нос, глаза навыкате и ревнива. Управляющий рассказал мне столько сцен, что со смеха помрешь. А эта Берта Шварцман у них кассиршей была, высокая, статная, красивая брюнетка. Плинтус с ней и сошелся. Весь город об этом знал. Стефания металась и не знала, как от нее отделаться, а потом поехали они вместе товар и покупать, и продавать, сперва в Варшаву, потом в Петербург. Стефания уехала с Бертою, а вернулась одна. Вот тебе и вся история.

– Что же вы думаете? – спросил Чухарев.

– Да нечего тут и думать. Возьми отпуск, поезжай в Лодзь, найди этих Плинтусов, подойди к Стефании и скажи: «Я вас арестую за убийство Берты Шварцман». Вот и все!

– Неужели? – Чухарев вскочил. – Борис Романович, да ведь это – такое счастье, да ведь если это так, то какая же мне награда? А слава?то какая!

– Так, так, милый человек, будь покоен! Я уж тебе без обмана.