В поисках убийцы

– Я – приезжий, мне скучно. Может быть, вы присядете к столу?

– Пожалуйста! – воскликнул тот.

– Бутылочку лафита?

– Можно.

Патмосов заказал вино и, чокаясь с управляющим, заметил:

– Хороший, большой у вас город.

– О да! – ответил тот. – Необыкновенно богатый. Скоро будет вторая Варшава.

– Есть и почтенные люди… вот, например, этот Плинтус, – сказал Патмосов.

– Плинтус? Да! – согласился управляющий и при этом ухмыльнулся. – Веселый мужчина, жить умеет. Совсем был бы хоть куда, если бы не жена…

– Жена? А чем ему мешает жена?

– Я вам скажу, – управляющий наклонился поближе к собеседнику, – она всем была бы хороша: деловая, хозяйственная и торгует отлично, но… ревнива! Господи Боже мой! Так ревнива, что вы себе и представить не можете. Иногда Генрих Брониславович сидит здесь у нас и разговаривает со мной и еще с каким?нибудь приятелем, и вдруг приходит его жена. Если он сидит только с нами, тогда ничего, но если, спаси Бог, с нами сидит еще какая?нибудь дама, ну, скажем, моя жена или сестра моего приятеля, ну, скажем, просто кто?нибудь, – что тогда делается с госпожой Плинтус! Она загорается как бенгальский огонь, из ее глаз, можно сказать, искры сыплются. Бросается к Генриху Брониславовичу, трясет его за рукав и кричит на весь зал: «Иди домой, бесстыдник! У тебя дети, а ты здесь сидишь чуть не до поздней ночи». И он делается маленьким, опускает свою голову и идет домой. Он боится жены, как огня.

– Говорят, любит ухаживать… за своими кассиршами, ха – ха – ха!

Управляющий тоже засмеялся.

– Отчего человеку не доставить себе удовольствия? Вот у него была кассирша Шварцман. Ах, какая красивая женщина, если бы вы ее видели! А что вышло? Ее госпожа Плинтус поедом ела, и она наконец убежала. Уехала вместе с госпожой Плинтус, а потом Плинтус одна вернулась. Шварцман по дороге взяла вещи – и была такова.

– Что же, тосковал сам Плинтус?

– Тосковал! Два месяца места не находил, посылал справки, искал кассиршу. Нет, пропала! Да оно и понятно: девушка хорошая, замуж выйти за него не могла, влюбиться, может, и влюбилась, а тут эта госпожа Плинтус ее каждый день мучает, до слез доводит. Какая тут жизнь? И убежала, – управляющий покачал головой. – Нет, не дай Бог иметь такую жену! Я вам скажу, что Генрих Брониславович был бы в сто раз лучше и в десять раз богаче, если бы не его жена. Я даже не знаю, как он смеяться может. Другой бы только плакал, а этот – нет: и веселый, и балагур, и всегда у него такая замашка, что, как женщину увидит, сейчас за ней приударяет.

Патмосов, довольный, предложил вторую бутылку.

Разговор завязался, и скоро Борис Романович узнал всю подноготную каждого торгового дома в Лодзи. Только к вечеру он поднялся в свой номер. Лицо его улыбалось, он с удовольствием потирал себе руки. Открыв записную книжку, сделал в ней отметки и улегся спать, имея намерения на следующий день ехать в Петербург.

XXVII

Жертва гипноза

Весь загорелся Семечкин, когда узнал, что Патмосов уехал в Москву по вызову Прохорова.

– Значит, его поймали? – спросил он у Кати.

– Папа говорил, что теперь этот Чемизов не ускользнет.

– В кандалы его, мерзавца! Борис Романович своего не упустит.

– Да. Папа еще ни одного преступника не выпустил.

– Значит, барышня, я уж к вам буду заглядывать: как и что? Не оставьте!..

– Сделайте одолжение.

– А я вам конфеток…

Семечкин не находил себе места. Каждый день Катя получала коробку конфет, но зато по нескольку раз в день должна была подходить к телефону по вызову Семечкина и, наконец, поручила горничной Маше вместо себя каждый раз отвечать ему: «Ничего не известно».

– Господи, Боже Ты мой, душу мою вымотали, – жаловался Семечкин Авдахову.

– Ништо, Егор Егорович! Что ты за нетерпеливый человек? Если там Сергей Филиппович да Патмосов, о чем тут беспокоиться? Быть на аркане мазурику; не увернется.

– Так?то так, а хочется скорее узнать, как они его там ловят, где они там. Сел бы да поехал.

– И только дело испортишь, – уговаривал его Авдахов. – Пойдем лучше политуру наводить.

И они шли в трактир.

Семечкин утратил сон и аппетит. Он беспокойно бродил по улицам, или сидел у себя в номере мрачный, задумчивый, или ехал к Авдахову и с ним отправлялся на какой?нибудь кутеж с дебошем.

– Сил моих нет, – кричал он. – Подайте этого мерзавца! Я из него душу вытрясу! – а потом плакал пьяными слезами и говорил: – Настенька моя, Настенька! Что с тобой сделал этот разбойник? Жить не буду, коли не отмщу за тебя.

– Брось, – говорил Авдахов. – Все по – хорошему кончится, а я тебе здесь невесту найду.

– Отойди! – кричал Семечкин.

После сильного кутежа он спал тревожным, беспокойным сном. Нелепые сновидения беспокоили его. Он то и дело вскрикивал и просыпался.

В дверь раздался стук.

– Кто там? – спросил Семечкин хриплым голосом.

– Отоприте, Егор Егорович, это я…

– Пафнутьев? – воскликнул Семечкин, узнав голос, и в один миг соскочил с постели.

Семен Сергеевич вошел и сразу очутился в объятиях Семечкина.

– Злодеи, разбойники, что же вы томили меня! – воскликнул последний. – Рассказывайте, рассказывайте, Семен Сергеевич! Что, нашли? Арестовали?.. Задушили?

Пафнутьев закрыл дверь, разделся.

– Все сделали, Егор Егорович. А теперь одевайтесь скорее; я вам буду все по порядку рассказывать. Нам с вами ехать надо.

– Куда? Я хоть сейчас, живо! Чаю хотите?

– Вы одевайтесь, а я позвоню.

Пафнутьев нажал кнопку звонка и приказал коридорному подать чай. Семечкин торопливо одевался и из?за занавески продолжал сыпать вопросами.