В поисках убийцы

– Завтра поедем, и ты положишь их снова на текущий счет, – сказал Прохоров.

Елена Семеновна отодвинула деньги и со смущенной улыбкою обратилась к Патмосову:

– Уважаемый Борис Романович. Мне неловко говорить, но, по – моему, всякий труд должен быть оплачен.

– Совершенно верно, – подхватил Прохоров. – И ничего тут нет неловкого. Борис Романович, сколько прикажете вам заплатить?

– Сколько дадите, столько и ладно, – просто ответил он.

– Я предложу вам десять процентов. Три тысячи.

Дьякова взяла пачку билетов, отделила шесть и передала их Патмосову.

– Глубоко благодарен, – сказал тот, пожимая ее руку, а потом пожал руку Прохорова. – Ну, теперь я еду отпустить этого мерзавца, а затем сейчас же на поезд. Всего вам хорошего, как говорится, мир и любовь!

Прохоров горячо поцеловал его.

– Мы вас приглашаем заранее на свадьбу.

– Буду рад, – засмеялся Патмосов. Вернувшись в» Китай – город», он сказал Чемизову:

– Можете ехать на все четыре стороны. Алехин и Дубовский, вы свободны!

С этими словами он повернулся и вышел из комнаты.

– Ну, кончили это поганое дело, – сказал Патмосов своим помощникам. – Спасибо вам, господа. – Он вынул сто рублей. – Вот ваша плата. Не поминайте лихом!

В тот же вечер Борис Романович сел в поезд, направлявшийся в Минск.

XXV

Вещи по двадцати копеек

Станислав Казимирович Личинский в большом полутемном магазине выписывал за конторкой счета, когда дверь отворилась и в магазин вошел улыбающийся Патмосов.

– Можно ли мне видеть Станислава Казимировича Личинского? – спросил он, снимая шляпу.

– А то я! – отозвался Личинский, отложил перо и вышел из?за конторки.

Это был огромный мужчина с красным лицом и черными длинными усами. Его голубые вытаращенные глаза смотрели уверенно и губы улыбались, открывая беззубый рот.

– А то я! – повторил он. – Что пану потшеба?

– А я – Иван Кузьмич Овсюхин, купец из Петербурга, – ответил Патмосов. – Мне про вас сказывал Франц Феликсович Поплавский.

– Франек! Будем знакомы! Франек – мой друг, настоящий друг. Что пан потшебуе?

– А хочу в Петербурге открыть магазинчик. Так он меня и направил к вам по части товара.

– О – о! Это я могу. Отлично помогу вам. Пшепрашам пана, я зараз освобожусь. Казя, коли кто придет, так скажи, что я у Янковского. Отправки сделайте, упакуйте как следует – и наложенным платежом. Ну, я пошел. Дай мне шляпу, пальто, палку! Ну, живо!

Рослый детина выскочил из другой комнаты, торопливо принес хозяину вещи и помог ему одеться.

– Пойдем, пан. Здесь есть добрый ресторан Янковского. Мы там за чаркой и поговорим, а то насухую не люблю разговаривать, – Личинский засмеялся, и они. вышли вместе на Немецкую улицу. – Здесь, в Вильне, – сказал Личинский, – у меня у одного такой магазин. Больше ни у кого нет! Я торгую не только на губернию, а на всю Россию. Вот! Я пана всему научу и отпущу ему наилучший товар.

Они вошли в небольшой чистый ресторан. Рыжий поляк, стоявший за стойкой, дружески закивал Личинскому.

Тот подал ему руку и сказал:

– Будем угощать пана из Петербурга. Дай нам старой вудки и настоящих колдунов. Ну, пан, присаживайтесь, будем разговаривать.

Патмосов сел к столу, Личинский опустился против него, и Борис Романович стал рассказывать ему о том, что хочет открыть в Петербурге магазин с продажею вещей по двадцати копеек каждая, а для такого магазина надо сделать набор всякого товара.

– Хороший магазин, – оценил Личинский. – Универсальный! Ха – ха – ха! И запонки, и игрушки, и китайская ваза, и все по двадцати копеек! Покупай, денег не жалко. – Он громко рассмеялся. – Я сам торгую больше по объявлению. У меня все есть, а как подходит Рождество, так я на всю Россию торгую: убранство для елок от трех рублей до семидесяти пяти! Кто бы подумал, из Сибири выписывают. Да! Разные часы, разные такие шахер – махерства, пустяки – все выписывают. Сочинил я раз очки, в которые видно то, что за сто верст, – и те покупали! Народ дурак. Магазин с каждой вещью по двадцати копеек – очень хороший магазин. Я пану покажу весь товар. Теперь уже темно у меня в магазине. Завтра придете, я вам все покажу…

Патмосов с трудом перебил его:

– Брахман вам кланяется, с женой своей.

– О то Брахман! Хорошо тоже торгует! Часовой магазин открыл, а раньше только починкой занимался. Это как швейцарские часы в Берлине по два целковых появились, а он их по четыре; на том и нажился. Мы с ним большие друзья. Хороший человек!

– Он мне про вас много рассказывал; сообщил, между прочим, о том, как вам тут посылочку прислали. Ха – ха – ха!

– О, черт бы побрал их! – Личинский ударил кулаком по столу. – Жить буду, никогда не забуду. Такая пакость случилась, что вы себе и представить не можете!

– А что за штука? – спросил Патмосов. – Правда, женская голова и мясо?

– Ну да! Вот пан Янковский знает, – и он указал на буфетчика; тот лукаво улыбнулся. – Приносит ко мне повестку с вокзала сторож и говорит: «Пожалуйте, вам посылка». Прихожу я на вокзал, а там картонка такая – я такие картонки из Лодзи получаю, – а подле картонки и начальник станции, и жандармский офицер, и унтер – офицер, и господин в штатском. И все кричат мне: «Пожалуйте! Что это вам за посылка?«Я смотрю и читаю: «Вильно. Станиславу Личинскому, Немецкая ул., 68». Говорю: «Мне, надо быть, из Лодзи товар». – «Будьте добры, вскройте». Подхожу я к картонке и слышу – дух из нее странный. Как раскрыл ее… Пан Йезус Христус! Что это? Голова изрезанная и какое?то мясо нарубленное. Я думал – упаду! А они говорят: «Позвольте узнать, от кого?«Да я почем знаю? Уж меня после таскали – таскали! А посылку в Петербург отправили.

– А вы не знаете, от кого посылка?

– Да убей меня гром! Как я могу знать, какой мерзавец мне это послал? Я после говорю Плинтусу: «Ты это сделал, такой – сякой» – а он божится: «Стану я это делать». Жена его даже побледнела от страха и вся так и затряслась. А мне горе одно.

– А кто этот Плинтус? Может быть, шутник?

– Какой шутник! – Личинский махнул рукой. – Плинтус, Генрих Брониславович. У него в Лодзи универсальный магазин, а из этого магазина я беру весь товар. Смотрю, коробка как будто от него, ну, и подумал сначала: «Товар от Плинтуса». А разве станет он такую мерзость посылать? Тьфу! Даже вудку испортил. Пей, пан, за твое здоровье!

Патмосов выпил крепкой старой водки, и затем они стали закусывать горячими колдунами.

– Я пану весь товар предоставлю и магазин научу, как открыть, – продолжал говорить добродушный Личинский, после того как они выпили целый графин старой водки.

Борис Романович распрощался с ним и пошел к себе в гостиницу, а Личинский поплелся в свой магазин.

Придя в свой номер, Патмосов зажег свет, присел к столу, вынул записную тетрадь и стал делать в ней отметки. По его лицу пробежала улыбка. Он был доволен. На следующее утро Борис Романович еще спал, когда к нему постучались и за дверью послышался голос Личинского:

– Пан спит еще? Вставай!

Патмосов открыл дверь.