Кровавый пир

– Я?то? Беглый солдат с Белгорода, – хвастливо ответил Васька, – не захотел государю служить, пришел к батюшке Степану Тимофеевичу на Дон послужить; он меня казаком сделал, и тут я атаманствую!

– А я Мишка Харитонов, тож атаман, – проговорил Мишка, – был поначалу холопом у князя Петрусова, да не захотел в холопах быть и вольным казаком сделался. Ныне тут атаманствую! А вы кто?

– А я с батюшкой еще на Хвалынском море гулял, – ответил Гришка, – был в Саратове атаманом, да государевы войска пришли. Я сюда. Здесь гулять буду!

– Гуляй, казак, только не атаманствуй! – согласился Васька. – Ей, вы! Тащите водки из кружала!

Гришка сел за стол, а Чуксанов быстро выскользнул из дверей.

– Устроил птаху?то, – сказал Кривой, подходя к нему.

– А где?

– Тут, у посадского, в баньке. Важно так!

– Что она?

– Она?то? Да молчит. Я, чтобы худого чего не сделала, Горемычного приставил к ней?то!

Василий быстро пошел за ним. Сердце его билось и трепетало. Кровь то приливала к голове, то откатывалась волною, и тогда он делался бледнее рубахи. Сейчас он объяснится с нею. Скажет ей все, и как она решит, так поведет себя. Коли склонится, он ее что царицу обережет, коли заупрямится, он… – голова его при этой мысли кружилась, и ему казалось, что он убьет тогда Наташу без пощады.

Тем временем Кривой его провел позади посадских домов, через тын, через огород к маленькому деревянному строению.

– Тута, – сказал он.

– Ты не уходи! – сказал Чуксанов, робко ступая через порог.

Горемычный высунулся из двери горницы:

– Ты, атаман?

– Уходи и жди! – сказал и ему Василий и вошел в горенку.

Наташа сидела в углу, опустив голову, сложив руки на коленях. Она была бледна и имела измученный вид, но в своей слабости показалась Василию еще обольстительней.

– Здравствуй, зорюшка, – тихо произнес он, делая шаг вперед.

Как кровный конь под ударом хлыста бьется до последнего издыхания, так Наташа вся затряслась, вся затрепетала при звуке ненавистного ей голоса.

Лицо ее вспыхнуло румянцем, она выпрямилась и твердо взглянула на Василия. В ее взгляде было столько презрения, что он даже попятился несколько назад.

– Хорошо ли тебе тут? – спросил он.

– Мне везде хорошо, где нет тебя, – ответила она, – а где ты, там я гроба ищу!

Краска прилила к лицу Василия.

– За что поносишь меня? Я ли не люблю тебя? Вспомни, как миловала меня. Али я другим стал?

– Не напоминай! – вскрикнула она, подымая руки. – За то я проклята! Лучше бы убил меня тогда отец мой, чем такую срамоту терпеть!

– В чем срамота? Я тебя не обидел; я люблю тебя и повенчаюсь с тобою. По закону жить буду, а не насильничать!

– Никогда! – пылко ответила Наташа. – Батюшка за гробом проклянет! Прочь, разбойник! Не коснись меня! Прочь!

– Что ты? Али очумела?.. – раздражаясь, сказал Василий.

– Прочь, прочь!

Василий двинулся к ней с усмешкой.

– Брось! Ты моя и моей будешь! Честью не хочешь, силой моя будешь. Не противься! – он протянул к ней руки и коснулся ее.

Словно порох от прикосновения фитиля, вспыхнул он, коснувшись ее, и вся сдержанность его исчезла.

– Моею будешь! – прохрипел он, обхватывая Наташу.

– Никогда! – с нечеловеческой силою она отстранилась от него, но он повалил ее на лавку.

– Моя будешь!..

Она молча боролась. Вдруг рука ее нащупала у него за поясом рукоять ножа. Она выхватила его и всадила Василию в плечо.

– Вот тебе!

Василий невольно отскочил. Рука у него бессильно повисла.

– Пожди ж! – проговорил он сдавленным голосом.

– Атаман, – закричал Кривой, – иди скорее! В круг зовут!

– Пожди ж! – повторил Василий, идя из баньки. Кровь широкой струею текла из раны, заливая ему кафтан.

Выйдя на двор, он быстро с помощью Кривого накрепко перевязал рану и пошел в город.

Там волновались казаки, составив раду. Василий вошел в круг и поклонился.

– Мы тебя трогать не будем, – заговорили старшины, – скажи только, что нам делать. Слышь, услыхали, князь Барятинский сюда идет!

– Я говорю, тут его встретить. Бой дать! – сказал Гришка.

– Молчи, пес! – закричал на него Харитонов. – Он нас перебить хочет!

– В воду его!

– А ты как мыслишь?

Василий поклонился: