Сила защитников

– Да как ты смеешь, салага, обвинять меня в потере хватки! Да я родился в войне, жил в войне и умру в войне!

Джереми довольно улыбнулся. Я опустил его на землю и все еще смотрел бешеным взглядом.

Он лишь спокойно сказал:

– Узнаю прежнего Артоса! Оставайся таким же, здоровяк!

– Пошел вон! – огрызнулся я.

Вся эта затея с нападением казалась мне бессмысленной. Мы уже как-то пытались напасть на Либерию и потерпели фиаско, второй раз на те же грабли я наступать не хочу. Я понимаю, что во второй раз не пощадят никого. Мы просто-напросто все останемся там. Может, кому-то повезет и его оставят в живых, но последующую жизнь он будет прислуживать этим смердам, носить им еду или подтирать жопу. А по-моему, уж лучше помереть, чем делать что-то подобное.

Меня не отпускали слова Джереми. Я потерял хватку? Меня опять накрыла злость. Да как он смеет так говорить? Я с детства с мечом, а он до знакомства со мной дерьмо пегасье убирал! Просто я стал походить на отца. Раньше я тоже не понимал, почему он не возьмет и не нападет на Либерию, не понимал, чего он ждал все время. А сейчас понял. Все то время, когда я горячо сокрушался и подстрекал молодых воинов идти в бой, отец мой вынашивал крепкий план, а то и несколько. Он все продумывал, поэтому и выигрывал.

Сейчас Джереми напоминает мне молодого меня, он не думает о последствиях, все надеется на то, что разберется на месте, а, скорее всего, на месте же его и убьют. Я не боюсь смерти, мне в этой жизни нечего терять, я воин, и понимаю, что жизнь моя – война, а смерть – на поле боя. Если б у нас был хотя бы малейший шанс выиграть, я не раздумывая повел бы войско вперед, но у нас его нет. Нет шансов – нет надежды. А вести на верную смерть людей, достойных лучшего, я не могу. Я не могу и не хочу решать за них их же судьбу.

Вдруг мне на ум пришла идея. Не идти на Либерию всем скопом, а только теми, кто реально осознает, на что идет, и кто готов к возможной смерти. Мы проведем голосование и выберем добровольцев, с ними же мы пройдем как можно незаметнее в страну и разузнаем обстановку, если нас не убьют (а это будет грандиозным прорывом), мы передадим остальным по этому телеграфу, что путь свободен для нападения. Конечно, это будет неописуемым везением, если у нас все пройдет как запланировано, но пока будем надеяться на лучшее.

Глава 3

Разминулись

Артос объявил всем о своем плане. Мне он показался разумнее, хотя я далеко не стратег и даже не воин. Лучше идти в Либерию с горсткой людей из пятидесяти – семидесяти человек, но знать, что они ни за что не отступят и будут до конца, чем с целой армией сомневающихся. Да и позиция не очень надежна, и, конечно, лучше сначала разузнать, разведать все, а потом кидаться в бой.

Когда набирали добровольцев, началась самая настоящая заварушка. Никто даже не предполагал, что будет столько желающих, но отобрали только шестьдесят самых умелых и сильных воинов, и среди них были: Парельо, Лили, так как она мастер и может помочь, Джереми, правая рука Артоса. Меня не взяли, впрочем, я понимаю, какой толк от нишери на поле боя? Только хлопоты, и Парельо будет волноваться, да и за Герельти глаз да глаз нужен, так что меня оставили с детьми. Ох, как возмущался Ассентий!

– Вы не можете меня оставить! Я тоже часть армии! Я самый лучший воин…

– Да, среди детей! – ухмыльнулся Артос.

– Я проворный, я хорошо стреляю из лука, я буду прикрывать ваши спины…

– Скорее, мы все будем спасать твою задницу, – съязвил Артос, а потом обернулся на Джереми и с ухмылкой добавил: – Если с сорванцом что-то случится, Филиппа лично с нас головы снимет.

– Ничего со мной не случится! Я отлично сражаюсь, я воин!

– Молчать, щенок, я все сказал! Ты остаешься с Вирельгой.

Как Сеня похож на Филиппу! Его взгляд, я помню ее глаза, и всегда, когда она была чем-то недовольна или что-то шло не так, как хотелось ей, глаза выражали такое же отчаянье, вперемешку со злостью и вызовом. Как будто она взглядом проклинала весь мир и говорила: «Скоро я с вами поквитаюсь!» Такой же взгляд был у Ассентия, он смотрел на Артоса и ничуть его не боялся. Другие бы побоялись так вызывающе смотреть на столь грозного человека, столь неукротимого и неуравновешенного, как Артос, но не Ассентий, этим он мне и напоминал своих родителей. Нежелание мириться с приказами, непослушание, горячий нрав, вспыльчивость, стремление, грандиозное стремление, он готов сделать все, лишь бы было так, как он сказал. Эта смесь бунтарских качеств Филиппы и Ника в мальчике делала его сильным и упорным в своих соображениях. Я смотрела на него, и передо мной мелькали то Ник, то Филиппа. И я сама дивилась и не могла поверить, что передо мной часть моей лучшей подруги и часть самого выдающегося и талантливого мальчика, когда-то жившего в этой стране.

– Я ненавижу тебя! – злобно бросил Ассентий Артосу.

На глазах мальчика проступали слезы, он еле их сдерживал, гнев помогал ему не разрыдаться, но было видно, что он держится из последних сил. Артос лишь усмехнулся его гневным словам. Как же странно было снова его видеть. За все эти годы, что Артоса и Джереми не было с нами, все мы изменились. Артос стал еще горячее и злее. Казалось, будто в его жизни главное – война, что его ничто, кроме этого, не волнует, ни чувства людей, ни свои собственные.

Он был холодный, закрытый в себе, вечно с подозрениями в голове и лютым взглядом на лице. Ничто в нем не изменилось, по крайней мере в лучшую сторону. На лице появились морщины, взгляд стал еще суровее, а душа еще чернее. Он вызывал у меня страх и какое-то неудобство, и, честно говоря, мне не хотелось находиться с ним рядом, а уж тем более говорить или общаться.

Но я видела, я понаблюдала за ним и Ассентием, и слепой не заметит его противоречивости. Он задирает и давит Ассентия лишь потому, что хочет защитить его. Он не может показать своих чувств, так как за ним устоялась прочная репутация и портить ее какой-то привязанностью к ребенку – верх непрофессионализма. Артос, так же как и я, видел в Сене Филиппу, но ее в нем было слишком мало, только глаза и некоторые черты характера, больше, конечно, Ассентий был похож на Николаса. И это, по моему мнению, раздражало Артоса. Ни для кого не секрет, что оба они недолюбливали друг друга с того момента, как познакомились, и могу спорить, даже если сейчас Ник и Артос встретятся, между ними точно разгорится какая-нибудь передряга.

Но даже то, что Ассентий похож на соперника Артоса по завоеванию Филиппы, никогда не помешает такому грозному воину, как Артос, закрыть хрупкое тельце мальчика от меча или стрелы. Я на все сто, даже двести, процентов уверена, что Артос жизнь готов отдать за сына Филиппы.

– Джереми, объяви о готовности, мы выступаем, – приказал Артос, потом посмотрел на Ассентия, тот все так же пристально сверлил его взглядом, и указал в мою сторону, мол, иди к ней, там и сиди.

Ассентий еще секунд десять так простоял, затем резко развернулся и нервным шагом направился ко мне и Герельти. Мы сидели на громадных размеров бревне и со стороны наблюдали за всеми. Обиженный мальчик подошел и сел рядом.

– Нечестно так! – не унимался он. – Я тоже должен сражаться!

– Сеня, ну там же будут здоровенные мужики с мечами и другими страшными оружиями, а ты такой маленький, они же задавят тебя! – тихо проговорила моя дочурка.

– Ничего я не маленький! Я умею сражаться и хорошо стреляю! Он просто досадить мне хочет!

– Нет, Сенечка, Артос хочет тебя отгородить от опасностей, – начала объяснять ему я, – они с Филиппой очень старые друзья, и, если с тобой что-то случится, он никогда не простит себе.

– Мне кажется, ему наплевать на все и всех!

– Если б ему было на всех наплевать, стал бы он проводить отбор желающих пойти практически на смерть?

Мальчик замолчал, видно, мои слова заставили его задуматься. Он сидел, и по его взгляду можно было проследить, что он смотрит на Артоса и думает, что же он за человек и какие мотивы у его поступков.

– Пойми, Ассентий, что ты еще ребенок, тебе всего тринадцать лет, а все те, кто сейчас идет с Артосом, – проверенные годами воины. Почти половина их жизни – это война, а теперь посмотри на себя. Ты подросток с горячей и бурлящей в жилах кровью, у тебя вспыльчивый и лихой характер и совсем мало опыта в сражениях. Ты прекрасно сражаешься, не спорю, но лишь на тренировках, а встреться ты в реальном бою с таким головорезом, как, например, Артос, ты не продержался бы и трех секунд.

Он обнял свои колени руками, сжался в комочек и закрыл лицо. Я не стала дальше его поучать своими речами, думаю, суть моих слов он уловил и теперь думает о сказанном. Артос построил отряд. Все были достойно экипированы и вооружены до зубов, но, по словам Лили, все это без толку, если им попадутся воины с оружием, что делали мастера Либерии.

Я обняла Джереми и пожелала им удачи, он так же тепло меня обнял и мило улыбнулся. Как давно я не видела его улыбки! Она ничуть не изменилась, та самая «птичка» и шкодливые глаза, только вместо беспорядка на голове восседал шлем, а в глазах появились нотки усталости и зрелой мудрости. «Как же все мы изменились!» – подумала я. С момента сражения против Кастельторфа прошло по меньшей мере около двадцати лет. Сколько всего приключилось за это время! А что было с ними? С Джереми, Артосом и Лорелей, да хранят ее тело и душу ангелы леса. Как они жили все это время? Почему-то мне кажется, что жизнь их была намного тяжелее нашей в Либерии, пусть там не сахар, но быть в изгнании еще хуже.

Джереми удивленно посмотрел на меня, видно, мой задумчивый вид озадачил его, я отмахнула наплывшие мысли и еще раз пожелала им удачи. Артосу я лишь кивнула, он ответил тем же, но, думаю, даже это уже верх его дружелюбности.

– Вирельга, моя драгоценная! Как я тебя люблю! – Парельо крепко обнял меня и покрывал мое лицо поцелуями. – Нам опять приходится расставаться! За то время, что я искал Артоса, я понял, что не представляю жизни без тебя и нашего ангелочка! И теперь я вновь должен уйти, и, возможно, навсегда…

– Не говори так, Парельо! Вы все будете живы. Мы победим, я уверена, и тогда все пойдет как нельзя лучше и мы будем жить в мире, жить в нашей дорогой Либерии.

Он кивнул и еще раз крепко обнял меня и поцеловал. По его глазам было видно, что он сомневается, что вернется и что вообще что-то получится. Я и сама в этом сомневалась, но сейчас мне надо было поддержать мужа, приободрить его настолько, насколько возможно.

Парельо обнял Герельти, поцеловал в лобик и направился к армии. Дочка смотрела ему вслед и беззвучно плакала. От ее слез у меня самой сердце разрывалось, но я не могла поддаться чувствам, какой бы это был удар по ее психике. Я должна была показать, что все хорошо и что папа скоро вернется. И, о, как это было сложно!

Отряд Артоса скрылся за деревьями, а вскоре их не было даже слышно. Мы остались сидеть на бревнышке, я успокаивала Герельти, она все продолжала плакать. Сеня сидел рядом и напряженно смотрел вслед ушедшим, будто он их видел. Затем он встал, накинул на спину колчан, а в другую руку взял лук.

– Я пойду постреляю.

– Недалеко, Сеня, чтобы тебя слышно было.

– Хорошо, – коротко ответил он и ушел.

Вскоре совсем недалеко начали раздаваться лучные выстрелы. Я успокоилась, все-таки мысль, что он может ринуться за ними, не давала мне покоя, но хотелось думать, что мальчик все понял и не собирался совершать опрометчивых поступков. Герельти успокоилась и вскоре заснула. На полянке мы находились одни, в одной стороне стрелял Ассентий, а я слушала его выстрелы, а в другой находилась остальная часть армии, но они не беспокоили нас своим присутствием. Я аккуратно уложила Герельти и накрыла ее накидкой, а сама решила размять косточки.

Я ходила вдоль и поперек полянки по сухой жухлой траве. Как давно она не благоухала! Как давно я не чувствовала настоящий, истинный запах Либерии! Запах цветов и счастья! Я подняла голову к небу, деревья уходили далеко ввысь и скрывали облака за своими темными листьями. Я не обращала должного внимания на увядающую природу Либерии, или, скорее всего, я просто привыкла к тому, что птицы и животные давно уже не подают свои голоса, что лес как будто умер.

По коже пробежали мурашки от резкого ледяного ветра. Он окутал меня с ног до головы и будто залез в душу и все там заморозил. Все мое тело передернуло, я встрепенулась и вспомнила, что теплая накидка у Герельти. Внезапно мне стало до ужаса страшно. Появилось чувство, будто за мной следят, будто кто-то смотрит на меня. Ледяной ветер еще раз прошелся по мне, я стояла как вкопанная, я даже не могла вскрикнуть, казалось, что, если я подам хоть звук, мне тут же перережут горло.

Позади меня зашелестели листья, волосы поднялись дыбом на моем затылке, сердце чувствовало приближение чего-то нехорошего. «С каких это пор я стала такой трусихой?!» – нервно подумала я, но страх не отступил. Более того, теперь я точно знала, что позади меня кто-то стоит. Меня буквально трясло от ужаса, но я сумела найти в себе силы обернуться.