Гибрис

– Да, давай. А пока её будут везти, я быстро сбегаю в душ.

Алиса позвонила в доставку и отправилась на кухню переливать вино в декантер. За раскладыванием купленных по дороге продуктов она, размышляя о том, что первый раз со времён её двадцатилетия – тогда умерла бабушка, а мама вместе с Никой и новым мужем перебрались в южную часть страны, продав для осуществления этого плана квартиру, в которой они жили до этого – здесь будет ночевать кто-то, кроме неё.

– Ничего себе! – послышался удивлённый возглас из ванны. – Да это же целый бассейн! Помню, у бабушки тут стояло чугунное корыто величиной чуть больше тазика для стирки. Вот это размах! Быстро, судя по всему, помыться не получится…

Алиса ухмыльнулась и с облегчением пришла к выводу, что они очень даже славно проживут ближайшие пять-шесть лет вместе.

«Блин, забыла! Надо же было сделать дубликаты ключей!» – незамедлительно сложился в голове ассоциативный ряд, породивший дальнейшую цепную реакцию:

«Ключи!» – «Замок сломан». – «В моём сне…» – «Проездной?»

Она резко дёрнулась в сторону коридора, попутно смахнув рукой стоявшую на краю столешницы упаковку яиц. Скорлупа вперемешку с внутренним содержанием художественно расплылась по полу, но Алиса этого даже не заметила, поскольку в этот момент уже маниакально выгребала содержимое сумки на тумбочку в прихожей. Блестящего пластикового прямоугольника нигде не было, но зато на брелоке в виде маленького кролика вместо плоского стального обнаружился пухлый серебристый ключ, который ни при каких обстоятельствах не мог оказаться частью замочного комплекта её двери.

***

Оценив по достоинству главную гордость дома, Ника спустя тридцать минут всё-таки вынырнула из водяного плена и сейчас уплетала «Пепперони», сидя за кухонным столом в одной футболке, доходившей до середины бедра; с полотенцем, завязанным на голове в виде тюрбана. И находилась в блаженном неведении о судьбе десятка яиц, ставших авангардной экспозицией; стихийном погроме в прихожей, курьере, глубоко озадаченном попыткой нервного заказчика расплатиться за пиццу скидочной картой магазина косметики; и причинах отсутствующего взгляда сестры.

– И как мама пережила твой переезд? – спросила Алиса в попытке скрыть своё состояние.

– Катастрофически, – последовал лаконичный ответ. – Но она справится.

– А твой парень?

– Мм… Помнишь, мы как-то смотрели фильм, где один из персонажей постоянно указывал окружающим на каждый свой мизерный «благородный» поступок, на фоне абсолютного эгоизма и эгоцентризма всего остального из того, что он делает, чтобы его «великие дары» окружающим, не дай бог, не остались незамеченными? – произнесла сестра после небольшой паузы.

– Ну допустим…

– Там был очень солидный акёрский состав, но абсолютно незахватывающий и вялотекущий сюжет с неубедительным хеппи-эндом в конце. Складывалось впечатление, что создатели фильма всё пытались донести какую-то очень сложную и высокопарную мысль, чтобы не прослыть обычным ромкомом. А в итоге у них получилось дико нудное и невнятное кино с элементами бульварного психоанализа. Но речь не об этом…

Она отхлебнула немного вина и продолжила с лёгким раздражением:

– Так вот, насчёт того персонажа… Это было исполнено и первое время выглядело на экране очень комично и совсем не отталкивающе, да и актёр был подобран удачно…

– И что в итоге?

– С фильмом или парнем?

– И с тем и с другим.

– Скучно. И концовка слишком предсказуема.

Глава 5

Окно

Следующие несколько недель прошли в заботах по обустройству Ники на новом месте и мучительном налаживании совместного быта, выражавшемся, по большей части, в разделении личного пространства для приемлемого сосуществования двух людей, уже давно не живших совместно, а в случае с Алисой – не живших долгое время ни с кем вовсе. Основные сражения развернулись за обувную полку в коридоре и место в ванной комнате, где и без того мизерное свободное пространство было заставлено от пола до потолка огромным количеством всевозможных баночек и пузырьков, принадлежавших хозяйке дома. Как оказалось, сократить их количество в пользу нового жильца было задачей сродни решению проблемы загрязнения вод мирового океана, то есть осуществимой лишь путём введения жёстких ограничений, принятия необходимости перемен, уступок всех сторон и победы здравого смысла. Спасало ситуацию только то, что вещей у Ники ввиду багажных ограничений на авиарейсах и юного возраста было не так уж и немного.

Всё свободное время Алиса вынужденно посвящала размышлениям о причинах появления преследовавших её зловещих видений, природа которых была абсолютно иррациональна и непонятна ей. Прокручивая в голове события последних недель и даже месяцев, предшествовавших возникновению своего психического расстройства – а в том, что это проявление какого-то психоза, для неё не было никаких сомнений, – она так и не смогла найти отправную точку – всё было как всегда, ничего необычного. Успокаивало лишь то, что, насколько Алисе было известно, шизофреников в их роду никогда не было. Но и этот аргумент раз за разом мерк при её взгляде на вызывающе покачивающийся на брелоке маленький серебристый ключик в полном материальном воплощении.

Тот факт, что он не исчез, как обычная галлюцинация, одновременно обнадёживал и беспокоил ещё сильнее. Поэтому спустя несколько дней терзаний, поддавшись желанию узнать, видит ли его ещё кто-нибудь, кроме неё, Алиса намеренно подсунула связку сестре и попросила закрыть дверь на нижний замок. Увидев в ответ на это в ее глазах, несколько секунд недоуменно соотносивших старинный ключ и относительно современный запирающий механизм, сомнение в адекватности вперемешку с надеждой, что у старшей сестры просто крайне своеобразное чувство юмора, Алиса глупо захихикала, умело маскируясь под последнее, и быстро перевела разговор на другую тему.

Далее основной версией происходящего был избран лунатизм. Что более-менее объясняло появление и исчезновение различных предметов, а также их связь со сновидениями. А ещё этот диагноз был куда менее пугающим и вселял некоторую надежду на возможность излечения.

Время шло. С приезда Ники ночных кошмаров и сопутствующих им «воплощений» становилось всё меньше, в основном благодаря сильнодействующим седативным препаратам, принимаемым с целью обеспечить спокойный крепкий сон без каких бы то ни было сновидений. Эти меры дали очень неплохие результаты. Уже к концу второго летнего месяца состояние Алисы полностью стабилизировалось, а мучительные поиски «ответов» были отложены на неопределённый срок из-за потери насущной актуальности и фармакологических препятствий, создающих техническую невозможность дальнейших исследований. Но в путешествие с друзьями она всё же не рискнула поехать – опасаясь то ли рецидивов, то ли обострения, а возможно, втайне и воплощения снов в реальность, – проявив при этом небывалую для себя твёрдость. Когда Ника спросила о причинах её несговорчивости, Алиса оказалась в большом затруднении, не зная, как донести свою мысль, не показавшись при этом сумасшедшим эзотериком, и остаться в глазах сестры разумным взрослым человеком с высшим образованием. В итоге она ограничилась тем, что произнесла несколько сумбурную, но в какой-то мере всё же отражающую действительность краткую речь:

– Меня не покидает ощущение, что все их представления о том, как мы там будем веселиться, пока дети под присмотром няни, и прочие фантазии в том же духе являются чистейшей воды самообманом, приправленным щедрой толикой блефа, порождённого лёгким эгоизмом… В общем, есть серьёзное подозрение, я бы даже сказала, предчувствие, что всё это обернётся полнейшим кошмаром.

– Да ты прямо экстрасенс, – последовал саркастичный ответ, и больше они к этой теме не возвращались.

***

Не успели оглянуться, как наступил август. Погода заметно улучшилась, наполняя лёгкой грустью и солнечным светом ускользающее сквозь пальцы время. Отпускной сезон резко сократил количество обитателей мегаполиса, что способствовало повышению социально-культурной активности оставшихся жителей. Алиса с Никой старались не отставать и запланировали обширную программу, включавшую в себя обновление гардероба, посещение различных выставок и спектаклей, а также летний музыкальный фестиваль.

Был вечер пятницы. Алиса вышла из офиса позже почти на час из-за возникших в последнюю секунду «неотложных» поручений и теперь неслась к метро на скорости, предельной для десятисантиметровых каблуков. В это же время Ника – в приобретённом по случаю чёрном атласном платье длиной чуть ниже колена и открытой спиной – уже пятнадцать минут как стояла возле входа в театр, собирая восхищённые взгляды прохожих, нервничая и чувствуя себя крайне неуютно в непривычном образе.

«Неужели так сложно хоть раз проявить характер и не позволять скидывать в последнюю минуту на себя все недельные „висяки“? – думала она, гипнотизируя циферблат часов на телефоне. – Надо было хотя бы забрать у неё свой билет».

Спустя ещё пятнадцать минут, когда стало ясно, что, скорее всего, они пропустят всю первую часть балета, на который так сложно было достать билеты, перед ней материализовалась стройная фигура в тёмно-сером костюме, без галстука, с укороченными брюками, в котором пиджак кроем, но не длиной скорее больше напоминал фрак, и начищенными до блеска кожаными лоферами. Из-за этих тщательно продуманных дизайнерских ухищрений строгий классический комплект выглядел одновременно соответствующим случаю и очень современно, словно только вчера был снят с последнего модного показа. А также как нельзя лучше отражал мироощущение носителя. Молодой человек был примерно её возраста, высокий, имел короткие, прямые, тёмно-каштановые волосы, светло-голубые блестящие глаза и явную асимметрию нижней части лица.

– Здравствуйте! Извините, что беспокою, но я только что узнал, что мой спутник не сможет прийти, и, как мне кажется, вы оказались в похожей ситуации, – произнёс он, протягивая вперёд руку, в которой были зажаты два продолговатых листка бумаги.

– Спасибо, у меня есть билет. Он у моей сестры, которая просто сильно опаздывает. Но ко мне недавно подходила девушка и спрашивала, нет ли у меня лишнего на продажу, – ответила Ника, с неохотой приостановив разглядывание немного бледного узкого лица собеседника, чтобы найти глазами потенциального покупателя. – А, вон она, стоит возле колонны! Видите, та девушка с рыжими волосами в синем платье?

– Да, вижу, но я не собирался продавать лишний билет. Я хотел предложить вам составить мне компанию, – невозмутимо ответил незнакомец с нажимом на слове «вам».

– Да уж, неловко получилось. Но, как я уже сказала, моя сестра вот-вот должна подъехать.

– Сможете встретиться в антракте и пересесть к ней, а пока вот, держите и, если она не появится в ближайшее время, присоединяйтесь, – не сдавался ценитель балета, – будет обидно, если вы пропустите начало. Говорят, что эта постановка – лучшая за многие годы.

Что и говорить, соблазн согласиться был очень велик. Причём сразу по нескольким причинам. И пока Ника раздумывала, как ей лучше поступить, её сестра на всех парах неслась от метро к зданию театра и уже должна была показаться из-за угла соседнего здания, разрушив тем самым очень складную историю знакомства. И вот, когда Ника нерешительно подняла руку и взяла протянутый ей кусок гладкой бумаги, почти лишив тем самым девушку в синем платье шанса попасть на представление, ко входу в театр словно вихрем принесло еле дышащую Алису.

– Прости, прости, прости… – затараторила она, – мы же ещё успеваем?

– Да, ещё четыре минуты до начала.

– Видимо, не судьба, – пожала плечами Ника и с лёгкой грустью вернула билет обратно. – Но спасибо, что хотели помочь.

– Да, спасибо вам, – поблагодарила Алиса, не зная толком за что и кого, затем с силой потянула сестру ко входу в театр.

– Не за что, – донеслось им вслед. Постояв ещё с полминуты, молодой человек подошёл к рыжей девушке у колонны, угрюмо отдал ей лишний билет и отправился на своё место в ложе с чувством глубокого разочарования.

Алиса с Никой кое-как успели к началу представления и с первых аккордов переворачивающей все внутренности, перебирающей каждый позвонок мелодии оказывались попеременно то парализованными и прижатыми к сиденьям, не в силах пошевелиться, то выдернутыми из телесных оболочек и уносимыми куда-то ввысь. Они были полностью подчинены течению музыки, переливающейся, постепенно сгущающейся, затем несущейся бурным потоком в такт завораживающему лебединому танцу. А после – разрывающейся на миллиарды пронизывающих насквозь осколков. Всё прочее было полностью вытиснуто из их сознания настолько, что во время короткого антракта им было сложно связно говорить и думать о чём-то, кроме величия увиденного и прочувствованного. По окончании представления на ватных ногах, с чувством отягощённости в районе грудной клетки, они вышли из здания театра и молча направились в сторону метро.

Спустившись под землю и совершенно неожиданно вновь очутившись в реальном мире, Алиса с Никой наконец-то пришли в себя и переключились на планирование вечера в каком-нибудь тихом ресторанчике, где можно будет спокойно предаться обменом впечатлениями и насладиться послевкусием от пережитого духовного опыта. Но вагон довольно быстро набился пятничными тусовщиками и запоздалыми работягами настолько, что вскоре из-за шума и недостатка кислорода коммуникацию пришлось сократить до обмена короткими репликами, а потом и вовсе заменить невербальным общением.

Они стояли, прислонившись к стенке в душной многолюдной ячейке мчащегося сквозь тьму состава. Ника уткнулась в телефон и активно переписывалась с кем-то; Алиса, прижимаясь затылком к металлической стенке поезда, думала о том, как же хорошо, когда есть возможность хоть ненадолго забыть о работе, не переживать о несостоявшейся личной жизни, не разбираться во взаимоотношениях с семьёй и отложить принятие каких бы то ни было важных решений на следующий день.

«Вот она, сила искусства!»