Болотный Человек Bogman

Вот и моим молодым прибалтам я тогда не могла не верить, так как встретила здесь не только воров и преступников из Прибалтики, но и нормальных ребят, честно зарабатывающих на жизнь, но попавших в полицию по недоразумению. Например, пара мальчишек была задержана в аэропорту за то, что билеты у них были куплены на ворованную кредитку. А потом оказалось, что их надул какой-то земляк. Дело в том, что куда-то ехать, стоять в очереди за авиабилетом теперь не обязательно. В любом городе есть своя Хай-стрит. Это центральная улица со всеми банками и магазинами, почти совершенно одинаковыми, куда ни сунься – в любой город. На каждой будет свой филиал прокатного видеосалона, агентства по продаже недвижимости, свой «Макдоналдс», свое турагентство, обменный пункт и свой индийский, итальянский, китайский ресторан, церковь и несколько пабов. Есть там и свое интернет-кафе в местной библиотеке. Достаточно зайти в ближайший, сесть за компьютер и купить билет онлайн. Тебе дадут данные рейса и номер заказа, по которому можно получить посадочный талон уже по прибытии в аэропорт. Проблема лишь в том, что оплатить заказ можно только картой. А у работяг таковой, как правило, нет. Одни наличные, так как счет в банке открыть не просто, если приехал на короткий срок. Они заработали за шесть месяцев тысячи четыре, экономя на всем на свете. И теперь пора было везти эти деньги к родным. Вот тут и появляется земляк-доброжелатель со своей картой и предлагает деньги за билет отдать ему, а он на свою карточку закажет им места на самолет. Потом его ищи-свищи. Имя у него ненастоящее, кто его с ними познакомил, сам накололся. Сколько этот тип таким макаром настриг, никто не знает. Парни ни себе, ни полиции ничем помочь не могли. Их отпустили, они улетели другим рейсом, потеряв целый день в камере и деньги за первый билет. Я помню, как один из них удивлялся и говорил мне: «Надо же, у нас все забрали в полиции, а теперь отдали назад. Все до копейки! Весь заработок! Если бы нас дома арестовали, не видать бы нам этих денег, как вчерашнего дня!» Интересно, а это правда? Я не знаю, никогда в жизни не была в Латвии.

А у Геры и Алика дела обстояли хуже с конфискованными деньгами. Они принесли выписки из банков с историей своих счетов. Там были суммы входящие и выходящие по триста и четыреста фунтов. Объяснили они это тем, что народу тут знакомого много работает. Они часто занимают друг другу деньги, а потом возвращают. Уловить какой-то порядок по цифрам не удавалось, так как выписки эти были с прерванной хронологией. Такими же нерегулярными были рабочие платежки. Это все, что у них сохранилось, и то случайно. После истории с Чехом они поменяли место жительства, о черных делах его знать не знают. И вообще «моя хата с краю»… Адвокат спросил их прямо, найдут ли полицейские в доме что-нибудь эдакое? Оба ответили спокойно и отрицательно.

Терри говорил мне, что будут они отсутствовать пару часиков. Но приехал этот долговязый и бровастый со своими коллегами через четыре часа. Они привезли с собой огромные пластиковые пакеты, набитые под завязку, и еще одного парнишку в наручниках. В пакетах были коробки с мобильными телефонами числом около десятка. Там же были три компьютера-лэптопа и куча неопределенных бумаг. Пришлось консультацию с парнями проводить заново, так как теперь нашлись недостающие бумажки, и им пришлось объяснять, как удалось так быстро восстановить изъятые суммы, работая на резке салата. К парням на счета приходили сотни фунтов и тут же изымались наличными. Куда делись эти наличные? Ушли на покупки по заказам от друзей и родственников в Эстонии, в основном – мобильные телефоны. А компьютеры они сами купили для себя. Третьего мальчика полицейские взяли у них дома. Он как раз вернулся из банка, где по просьбе Геры он положил на три разных частных счета около шести тысяч. Чьи эти счета и что это за деньги, юный Аркаша не знал, так как находится в Англии проездом из отпуска на Майорке. На положенный вопрос о состоянии здоровья он сказался ужасно недужным, с плохими и нервами, и сердцем, и простатой. Этому двадцатилетнему парню, больному по-стариковски, вызвали врача, но тот заявил, что для задержания и для собеседования парень годен.

Интервью с ними я вам пересказывать не буду. Это был довольно нудный допрос, где все сводилось к тому, что мальчики живут явно не на зарплату. Откуда деньги? Что это за перегонки со счета на счет? Зачем товару набрали? Что в компьютерах? Что это за заработок по интернету? С какой стати вам кто-то заплатит за то, что вы приняли монету к себе на счет и тут же перевели кому-то? Вы ничего такого не подозревали? Знаете, ребятки, на что это похоже? На отмывание грязных денег. Не может быть, чтобы вам это было неизвестно. Что вы, дети малые или просто идиоты? Почему сняли деньги со своих счетов? Почему храните их в чулке, а не в банке, где у вас есть счет? Что значит не доверяете английскому банку? Тут что, бывают скачки инфляции опасные или что-то фунту стерлингу грозит? Или тут банки коррумпированные? Ха-ха! Не клеится. А еще, мальчики, расскажите нам, как ваши имена попали на диск Чеха, готовый к выпуску новой партии клонированных и фальшивых карт? Ах, он без вашего ведома? А как же вы такому пройдохе свои тысячи доверили?

Терри веселился, однако парней пришлось отпустить условно, забрав паспорта. Всех троих интересовала судьба компьютеров, но их полагалось отправить на экспертизу к форензикам. Все конфискованное надо было разобрать на атомы, чтобы было с чем работать. На это ушло много времени. Я знаю, что назначенный им срок новой явки потом отменили до новой повестки, и они надолго пропали из моего поля зрения. А в тот вечер после многочасового перевода у меня болели голова, горло, спина, ноги, а желудок начал переваривать сам себя от голода.

– Мисс Тринити, не желаете отужинать со мной?

Терри смотрел на меня сверху вниз. Видимо, у меня на лице появилось нечто потустороннее и демоническое. То ли глаза налились кровью, то ли клыки стали расти на глазах, то ли дым повалил из раздутых ноздрей, потому что он испуганно и поспешно сказал:

– Нужно еще немножко поработать. Мы из бумаг хватали все подряд из того, что написано не по-английски. Может, пока заказ ждать будем, рассортируете, чтобы лишний раз вам в Лондон не мотаться? Нам, конечно, было бы очень приятно, но вам и так придется побывать у нас не раз, судя по делам.

Я снова приняла человеческий облик. Мне страшно хотелось есть, а до дому еще полтора часа езды на электричке. Я не просто согласилась, а обрадовалась.

В милом таком итальянском ресторанчике, недалеко от станции Ливерпуль-стрит и от отделения по борьбе с финансовым мошенничеством, Терри отправил официанта с заказом, а передо мной положил толстую папку.

– Вот, – сказал он, – пока мы там собеседовали, Марк их пронумеровал, подшил и зарегистрировал. Что в них, я не знаю, но было бы хорошо, если бы вы отобрали то, что уж совсем не имеет отношения к делу. Переводить все подряд было бы непрактично. Вы согласны?

Я была согласна. Принесли красное вино. Я принялась за свои маринованные оливки, а Терри – за брушетту. Потом мы почти молча жевали совершенно шикарную пиццу размером с велосипедное колесо. Я листала бумажки, а Терри наблюдал за мной и возился со своим мобильником. Изредка мы обменивались короткими фразами. Многие бумажки действительно были ерундой: любовные письма зеленых подружек в Эстонии с отвратительными и пошлыми заморочками типа «я соскучилась по моему пушистенькому котенку…» или «Хочешь, я приеду к тебе и раздую твои угольки…». Были всякие распечатки из интернета рекламных страниц, статей и электронной почты. Было даже одно школьное сочинение, неизвестно чье и неизвестно почему оказавшееся в вещах Алика. Я, как любой другой нормальный человек, не люблю чужих писем, а Терри радовался им, как бабка на лавочке. Когда у меня вытянулось лицо над одним очень откровенным письмом, он потребовал, чтобы я его зачитала. Он хохотал над ним до самого десерта. Наверное, работа такая.

И тут мне попалось письмо от Чеха из тюрьмы. Когда он понял, что суда придется ждать долго, он просил носков, трусов и книжек. Потом опять: второе, третье. Всего – одиннадцать штук. Одни были адресованы Гере, другие незнакомым именам. Зачем Гера их сохранил? Почему не выбросил? Ну, те, что про носки – ладно. Но некоторые письма были четкими указаниями, инструкциями… Терри слушал, забыв про свой порто, а я, допив кьянти, быстро читала с листа по-английски и размышляла, что теперь с ними будет. Чех говорил Гере, кому заплатить, чтобы взял вину на себя, что сделать с его компьютером, с кем иметь теперь дело, а с кем не иметь. Было одно серьезное и строгое письмо, запрещающее Герке даже разговаривать с каким-то В.С.О. и поручающее ему выпросить любым путем у какого-то Никиты какой-то диск с очень важными записями. Когда я добралась до конца пачки, пометив письма Чеха, Терри выхватил ее у меня и засиял.

– Я сделаю с них фотокопии сегодня же и пришлю почтой. Как скоро сможешь их перевести?

– Ну… пару недель. У меня много дел.

– У меня тоже. Две недели – это хорошо.

Он расплатился и подал мне руку. Мы вышли на стемневшую улицу, и холодный, насыщенный влагой воздух долбанул меня по пьяной голове. Все поплыло. Вот тебе и красное вино после голодного и трудного дня. Лондонский туман в наше время – не тот знаменитый «смог», а именно «фог», так как угольного дыма в нем больше нет. Однако уличные фонари в нем расплываются ничуть не хуже, и мокрые дороги отражают звук шагов так же гулко. Терри проводил меня до станции Ливерпуль-стрит. Мы оба покачивались и держались друг за друга. Со стороны можно было подумать, что мы парочка, которая никак не может расстаться. Какая-то тетка на остановке даже вздохнула, умиляясь. Терри решил подыграть:

– Ты доберешься?

– А ты?

– Приедешь, позвони, а то я буду беспокоиться, – он взял меня за локти, наклонился и зашептал в ухо: – А из телефонов я пришлю распечатки потом. Если они посылали друг другу сообщения по-русски, то нам нужно знать, о чем. Они могут оказаться так же важны, как те, что ты переводила из телефонов Чеха и его литовских друзей.

– Но там почти нечего было переводить. Одни цифры. Много цифр, потом пара слов. Опять шесть строчек цифр и одно слово. Я вообще ничего не поняла.

– Ну, перевела же?

– Перевела, а сама не знаю, что я перевела.

– Зато для нас все встало на свои места.

– Ну, и хорошо.

– Из компьютеров тоже распечатки пришлю, но не скоро.

– Что там? Куча документов по-русски?

– И разговоры тоже. Чаты всякие.

– А они разве сохраняются. Я думала, что это все стирается.

– Есть такая вещь в компьютере, называется «куки».

– Печенька.

– Что?

– Это по-русски.

– Они образуются без твоего ведома после каждой операции. Так вот наши эксперты все из этих куки достать могут. Даже то, что ты сам стер.

– Это ужасно неприятно узнать. А как же права человека? Прямо личный шпионаж и полный контроль над личностью.

– Зря я это тебе сказал. Теперь я должен тебя ликвидировать, – он засмеялся.

– Я пьяная. Я завтра уже ничего не вспомню.

– Это хорошо. А то потерял бы я переводчика, и мне пришлось бы другого искать.

– Пойду я, пока ты не передумал.

– Тогда поспеши. До встречи.

Он даже приобнял меня, а поцеловать не решился. Мало выпил. Этот последний разговор и приблизил меня к разгадке богмэна, но я еще ни слухом, ни духом…

В вагоне мне удалось сесть. Час возвращений британцев с работы давно прошел, и народу ехало значительно меньше. За окном туманный Лондон быстро улетал назад, на запад, фонари – тоже. За городом до сих пор и светлее, и суше. Летний пасмурный вечерок праздновался в каждом видном из окна садике. Народ после ужина повылазил курить под свои брезентовые парасоли. Несмотря на сумерки, дети гоняли черно-белые мячи по сырой траве. По их майкам можно было понять, кто за что болеет. Вот мелькнула красно-белая. Это «Арсенал». А вон там пацаненок похож на алый парус. «Манчестер Юнайтед». Этот, может быть, болеет за «Челси» или «Вест Хэм». Вон мелькнул сине-белый и ненавистный мне лично павлин «Тоттенхэма». А этих черно-желтых я даже не знаю. В Лондоне можно найти болельщиков и за «Ньюкасл», и за «Мадрид». И это вовсе не означает, что один жил на севере Англии, а второй испанец. Просто у них свои герои. Тронет детское сердце игра Майкла Оуэна где-нибудь в Риме, и вот у знаменитой английской команды есть маленький болельщик в Италии. Это только лет до девяти. Потом начинается воинственный патриотизм и выбор «своего» клуба. У взрослых болельщиков выбор более одержимый и менее честный. А жаль.

Я чуть не задремала. Кончалась моя выходная среда. Завтра в школу. До летних английских каникул, которые длятся всего шесть недель, осталось чуть больше месяца.

Случай 14. Век живи, век учись

Класс гудел. Пока Санил медленно, вразвалочку, вызывающе паясничая, выходил в коридор, я напомнила всем о задании, которое, если его не выполнят за десять минут, будет добавлено к домашнему. Я вышла за тринадцатилетним мальчиком следом и закрыла дверь. Санил сразу прислонился к стене, сполз по ней на пол и закрыл лицо рукавами.

– Встань, – сказала я, – и объясни, почему мне не нужно отправлять тебя в офис.

– Я ничего не делал, – пробубнил он не двигаясь.

– Я жду.

После минуты ожидания он все-таки встал, но опять привалился к стене.

– Сюда.