На грани

– Я вижу, что ты здесь не из-за этого вопроса. Так что тебя привело ко мне?

– Я ищу друзей. Они прибыли несколько лет назад, и я уже давно их не видел.

– Твоя душа полна благих намерений. Но не забывай, кем являешься именно ты. Иди на юг, и пускай ветер укажет тебе дорогу.

Я удалился, лишь догадываясь, о чём говорит этот человек. Видимо, придётся идти на юг. Лишь от других людей я потом узнал, что Вэйж слепой на оба глаза, но видит намного больше всех остальных. Ветер и правда нёс меня на юг, чтобы я, чего доброго, не заблудился. Порой встречные прохожие с улыбкой встречали меня и показывали в сторону видневшейся далеко на горизонте деревушки, словно мы давно были знакомы, а остальные пытались делать вид, будто попросту не замечают меня.

Место, в которое я пришёл, называлось Ланьнгацзхоинкан. Сама же деревня оказалась дальше – около половины мили на юг. Это были животные, свободно разгуливающие по улицам, люди, спрятавшиеся в своих домах, которые существовали, наверное, ещё со средних веков, и полнейшее отсутствие цивилизации. Да уж, далеко не то, что я представлял себе об этих краях.

После долгого пути мне хотелось пить и, решив вновь послушаться старого мудреца, вошёл в дом по направлению ветра. Глупая, конечно, затея, но что оставалось делать? Я надеялся, что встречу здесь Дикки и его друзей. Вместо этого в доме оказалась приятная девушка азиатской внешности, которой удалось понять мои жесты, и которая не отказала мне в простейшей потребности каждого человека без исключения. В неловкий момент вошёл молодой парень, видимо, её муж, который тут же начал кричать на меня, а затем на неё, и вскоре добрался до важной части любой ссоры – нападения и драки. Выбирая между бить или бежать, я принял решение бежать, но ревнивого человека даже это не остановит. Из своих домов начали выходить местные жители, пока вокруг меня не собралась толпа мало что понимающих, но в то же время злившихся людей.

Пока в мой адрес по-прежнему доносились упрёки и крики, что было понятно по интонации, чья-то рука схватила меня за воротник и протащила сквозь стену людей, к которой я стоял спиной. Едва перебирая с такой скоростью ногами и недоумевая о том, что происходит, я повиновался чьей-то силе. Когда мы уже достаточно отошли от всех, я взглянул на того, кто меня спас. Это был человек европейской внешности, давно уже не следивший за собой – он ходил почти что в лохмотьях и носил длинную, по моим меркам, бороду. «Волшебник, ты ли это?» – подумал я, но тут же опомнился – это же не страна чудес, а лишь Тибет. Здесь это нормально.

– Что ты здесь забыл? – спросил он наконец меня.

– Я ищу друзей. Хотелось бы побольше узнать о последних днях погибшего друга.

– Иди за мной.

Мы прошли ещё где-то с четверть мили, пока он не завёл меня в какой-то старинный дом. Из другой комнаты доносился разговор нескольких мужчин на тибетском языке, а тем временем мой спаситель вошёл сказать им, что привёл гостя. На меня выглянули четверо лиц, детально разглядывавших меня с ног до головы.

– Должно быть, это ни кто иной, как сам Том Бальдбридж пожаловал к нам, – сказал один из них, а затем добавил: – если, конечно, моё зрение ещё не так плохо.

Первая мысль, пронёсшаяся в моей голове: кто все эти люди? Особый интерес у меня вызывал не похожий на местных жителей пожилой человек. С трудом среди морщин, обвисшей кожи на лице и впавших жёлтых глаз я смог разглядеть черты того самого Дикки, которого когда-то знал. Он протянул мне свою хрупкую руку, чтобы поздороваться. На ощупь я не почувствовал ничего, кроме костей, не менее уязвимых, как и весь человек, стоявший передо мной. Собеседники послушались его просьбы и покинули дом, чтобы зайти позже.

– Что с тобой случилось? – с огромной жалостью к нему спросил я.

– Пустяки, это ненадолго. Рад тебя видеть. Приятно осознавать, что ты проделал весь этот путь, только чтоб повидаться со мной.

– Почему ты не писал мне, что болен? Я пришёл бы раньше.

– Это бесполезно. Мне не помочь, даже если бы я обратился к лучшему доктору. В конце концов, не все истории имеют счастливый конец. Должно быть, ты здесь из-за своего друга?

– Не только, но, в целом, да.

– Хочешь чаю? Поверь, это лучший из всех, которые ты когда-либо пробовал.

Я хотел ему помочь, но он что было силы в его ослабленных руках оттолкнул меня и заставил сесть. В этой жизни не врут лишь люди при смерти и дети, пока они ещё малы для лжи. Это правда был лучший чай в моей жизни. Пользуясь, наверное, последней возможностью, я попросил Дикки рассказать подробности о побеге.

– Мы прошли по специальной заброшенной шахте под больницей и в полумиле оказались на свободе. Признаться, нам просто крупно повезло. Все силы, которые были в наших относительно молодых ногах, мы потратили на движение к свободе. В кафе на углу тридцать пятой и третьей улиц мы встретили двух китайцев, которые спорили о том, кто лучше преуспел в иглоукалывании. Может, они и не были китайцами – я никогда не разбирался в людях азиатской внешности. А затем я пообещал по сотне долларов каждому, если они смогут привести в нормальный вид этих двух жертв лечения. Потом мы больше двенадцати часов мучились в грузовом самолёте и к концу дня сами стали пахнуть как рыба. В конце пути мы высадились неизвестно где, взяли что-то похожее на машину и ехали, куда глядели глаза, пока не закончился бензин, чтобы попасть в самую глушь. Только неделю спустя нам удалось понять, что находимся где-то в Тибете. Если бы ты был с нами, то тоже выучил местный язык за столько времени. Между тем, мы часто вспоминали о тебе добрым словом. Надеюсь, эти убийцы в халатах никому больше не причинят вреда.

– Уж за это не беспокойся – вряд ли им удастся это из-за решётки. Я дал слово, что упеку их в тюрьму, и я его сдержал. А ещё мой рассказ стал настоящей сенсацией, поэтому специальные службы и даже некоторые представители власти лично проверяли заведение.

Он ничего не ответил, а лишь молча взглянул в окно. Затем я спросил:

– Давно ты в таком состоянии?

– Два или три месяца. Поначалу я думал, что попросту старею – от этого никто не застрахован, но затем местный целитель сказал, что мне недолго осталось. Уж этим лекарям я верб. Знаешь, я всегда относился к смерти с каким-то безразличием. Умер человек, и что с того? Но лишь теперь, когда костлявая с косой наступает мне на пятки, я понял, насколько скучаю по всем этим людям. Мне жутко их не хватает. Могу ли я попросить тебя о кое-чём?

– Да, конечно.

– Где-то там, за океаном, осталась любовь всей моей жизни. Её зовут Бетти. Передай ей вот это, и скажи, что мне очень жаль, – сказал он и снял с шеи свой амулет в виде пули.

– Почему ты не связался с ней? Уверен, она непременно была бы с тобой.

– Не знаю, я слишком боюсь этой встречи. Нет ничего хуже для мужчины, чем казаться слабым в глазах любимой женщины. Во всяком случае, таким это было для меня во время жизни с Бетти Уильямс. Надеюсь, семья была счастлива увидеть тебя вновь.

– Да. Но почему ты не вернулся к семье, если она была у тебя?

– Сначала это был чересчур рискованный поступок, а потом стало слишком поздно. Видимо, такова цена моей свободы. Может, поговорим о чём-то другом?

– Расскажи мне о последних днях Пита, если это не будет тебе трудно.

– Я стар, я болен, и моё тело становится слабее с каждым днём, но память всё ещё живёт. И пока я помню слова, послушай, что я тебе расскажу. Поначалу Пит не проявлял к нам интереса, постоянно держал всех на расстоянии, и временами я думал, не зря ли взял его с собой. Но потом он оказался отличным малым, и мы полюбили его. Не каждый день встретишь подобных людей. Со временем Пит всё больше стремился к свободе и независимости. Он рассказывал о своих прошлых путешествиях, о намерениях, о жизни. Однажды группа местных жителей собиралась к горе Кайлас – здесь это популярный путь паломничества. Недолго думая, он присоединился к ним. Отсюда до горы порядка сорока с лишним миль. Насколько я знаю, наиболее преданные паломники проползают все тридцать две с половиной мили вокруг горы, некоторые просто проходят путь. Но взбираться на гору запрещено. Пит же плевать хотел на все запреты, поэтому он погиб, когда упал с обрыва. Сам понимаешь, если бы кто-то узнал, что он нарушил закон, ничем хорошим это явно не закончилось бы. Проводники принесли его почти мёртвым, за всё время он пришёл в себя лишь однажды.

– Он что-то говорил?

– Попросил облегчить его смерть. Он хотел умереть, смеясь. Мы знали, что долго ему не протянуть, вот поэтому я дал дозу, несовместимую с жизнью. А ещё Пит просил передать тебе, что он ни о чём не сожалеет, даже о ваших ссорах. Последние его слова были: «Всё в порядке. Теперь я свободен, как та стая лебедей».

Я поблагодарил Дикки за всё, но остаться с ним не мог, и он меня понимал. Найти проводников, которых я никогда не видел, взобраться на вершину горы, найти девушку умирающего друга, увидеть мир – внезапно у меня появилась масса задач, решение которых было нелегко найти. Это как читать книгу, не зная букв, или пытаться считать, не зная элементарного. Один среди незнакомой местности.

Он был особенным, теперь даже местные жители знали об этом. Он слишком рано взлетел на невиданную высоту, но обжёгся. Его жизнь стала борьбой между устройством мира и тем, что он считал едино верным. И если бы меня спросили, как бы я описал своего друга, то сказал бы, что ему удалось перевернуть мой мир с ног на голову. А потом жизнь взяла плату за, пожалуй, слишком счастливое бытие Пита. Даже в последние секунды существования своего тела, он был верен своему мировоззрению. И пока я проходил те сорок с лишним миль, на которые отважился, мою душу охватило раскаяние. Мне хотелось попросить прощения, за все наши ссоры. За всё то, что я ему наговорил, и за то, что не был с ним в последние минуты. Но передо мной была лишь дорога в тёмную неизвестность.

Местность вокруг медленно поглощалась мраком. Темнело всё больше и больше. Всё, что у меня осталось – лишь деньги, но какой от них прок теперь, когда я остался один в диких условиях? Раньше мне казалось, что выхода нет – нравится тебе это, или нет, но без этих бумажек долго тебе не протянуть. Дурак, да и только. Если бы я только мог, то жил бы где-то далеко за городом, и пускай мои дети не знали цивилизации, они также не имели бы и проблем. Однако, моя зависимость от людей была слишком велика. Когда же ты тет-а-тет со своей истинной сущностью, мир виден совсем под другим углом.

Подумать только: дети – это не только власть, пока они ещё слишком глупы, но и обречение ещё одной души на муки. Почему рождение детей не является грешным делом, разве обречение кого-либо на страдания не является грехом? В первую секунду, ту самую секунду рождения, каждый из нас подобен Богу, в чьём существовании я всегда сомневался, но к мысли о котором неоднократно возвращался. Со второй секунды начинается влияние внешнего мира. Наши дети должны терять лучшие годы своей жизни ради знаний, которые им не пригодятся, получать работу, которая вызовет депрессию, но принесёт деньги, и размножаться, чтобы было кому продолжать этот цикл. Остановите планету, я сойду.

Тишина – коварная вещь. Несомненно, она помогает услышать свой внутренний голос, но, когда она настигает тебя ночью в открытом пространстве, а ты будто оказываешься в вакууме – это уже повод насторожиться. Нет никаких строений поблизости, нет рюкзака с самыми необходимыми вещами, но нужно было как-то пережить эту ночь. Пока моё сердце продолжало тревожно биться в груди, мне не следовало останавливаться. Посидев немного на холодной земле под звёздным небом, я пошёл дальше. Без фонарика, без компаса или проводника, вглубь Тибета.

Не знаю, сколько сил должно было быть в моём стареющем, как не прискорбно это признавать, теле, чтобы почти без остановок идти порядка десяти часов. Порой, усталость брала своё, и моя скорость снижалась, но, тем не менее, путь был окончен, и когда на горизонте просыпалось солнце, я всё больше погружался в транс. А когда проснулся, то солнце было прямо надо мной и слепило глаза, которые болели после резкого перехода от длительного мрака к яркому свету. Помимо этого, болела одна половина лица – ей досталось больше всего, ведь это ей я упал на землю и проспал так длительное время. Не обошлось и без пары-тройки камешков, оставивших след на моё теле, особенно на коже. К тому же, я замёрз. А в полумиле виднелась Кайлас.

Здесь также находилось небольшое поселение в трёх с половиной сотнях футов от меня. Я прошёл немало миль за одну ночь, но совсем чуть-чуть не дошёл до более-менее приличного ночлега. Но здесь, в отличие от предыдущего населённого пункта на пути, не было ни моих друзей, ни подобных им, поэтому миновать это место, на мой взгляд, было разумным решением. Чем дольше я шёл, тем больше возрастало моё желание взобраться на вершину, которая погубила моего друга. Почему-то теперь она притягивала и манила меня с невероятной силой. Порой, думаю, это ни для кого не секрет, мне приходилось останавливаться в силу физиологических причин, вроде голода или жажды. Теперь я мог себе позволить это.

Вблизи гора казалась ещё выше – четыре с половиной мили, или около того. Вспоминая свой далеко не удачный опыт в Аляске, когда высота горы была примерно такой же, меня охватывал пронизывающий страх. Кто спасёт меня теперь, если что-то внезапно пойдёт не так? Кто избавит меня от паники или позаботится о семье или моём бездыханном теле, если мне суждено встретиться со смертью здесь? Вынужден признать, мыслить позитивно и сохранять ум трезвым не так уж легко, особенно когда тебе в затылок дышит опасность. А ещё мне нужно было отыскать тех самых проводников.

Стоял полдень, я надеялся на более или менее тёплый день, но температура всё снижалась, а ветер заставлял меня дрожать. Внезапно недалеко появились несколько людей, чьи фигуры ещё несколько минут назад отсутствовали на моём горизонте. Я начал что-то кричать им, всё больше глотая чистый воздух, но они не слышали меня. Тогда мне пришлось ускориться – я должен был догнать их, или хотя бы попытаться. Надежда – одна из тех, кому суждено умирать последней.

Первое, что бросалось в глаза – эти люде не были местными. Удивлённо смотря на задыхающегося меня, они начали что-то рассказывать мне на тибетском. С трудом восстановив ритм привычного дыхания, я донёс до их ведома, что не понимаю языка. Парень с девушкой, которые, очевидно, были не так уж давно вместе, кажется, обрадовались мне. Позже от Мишель и Дина, а именно так звали моих новых спутников, я узнал не очень много. Медовый месяц и паломничество… Интересно, какой итог, по их мнению, должен был получиться? Он родился в Тибете, а затем семья переехала в Австралию. Она же родом из Канады. Вместе они проходят этот путь ради новых впечатлений, поэтому совершенно ничего об этих краях не знают.

Вдох за выдохом, снова вдох. Мои пальцы крепко сжимали первую за много лет сигарету. Возвращаться к старым привычкам подобно наркотику, словно находишь вещь, которую любил, и о которой забыл. Эхом отбивалось потрескивание дров в костре. Где-то далеко раздавался грозовой гром, а затем далеко на горизонте появлялась молния и, открываясь моему взору лишь на долю секунды, снова исчезала. Простое природное явление, но как способно завораживать холодными ночами. Мы проходили по семь и изредка по восемь миль в день, за что я дико ругал своих спутников в мыслях, когда шёл спать. Пожалуй, сигарета, на которую я уговорил Дина, единственная польза от этой парочки. Стояла ночь третьего дня моего паломничества. Больше так продолжаться не могло – я терял слишком много времени.

Эти двое меня удивляли. Они целый день проявляли нежнейшие чувства друг к другу, что вызывало у меня отвращение, так как сам я не слишком эмоционален, а с наступлением вечера им непременно следовало поссориться, чтобы лечь спать в размолвке. Мы менялись несколько раз за ночь – приходилось спать в палатке по очереди, так как сам я почти ничего не имел за плечами. Даже не знаю, почему они не бросили меня. Видимо, я был их развлечением в скучные дни. Потом мне это надоело, и даже не дождавшись своей очереди сна, ушёл дальше. Не думаю, что им удалось бы догнать меня даже при огромном желании. Не спорю: я уже был староват для подобных пеших спринтов, но пока мои лёгкие наполнялись воздухом, о пощаде не могло быть и речи.

Оставшиеся десять миль я прошёл за час с лишним, и когда вернулся к исходной точке, начал размышлять о подъёме наверх. У меня не было необходимой экипировки, я не был готов физически, да и вообще собирался играть в рулетку с жизнью. Но моя гордыня не позволила отступить – я дал слово Питу, и я не посмею совершить нечто обратное. За время моего возвращения к началу, дождь добрался и до горы. Никаких деревьев, чтобы укрыться, и никаких вещей, чтобы защититься. Нарушение правил Пита повлекло за собой проблему – я весь промок. И как только мы поднялись на вершину пятую часть века назад?

Дышать становилось тяжелее, мне не хватало кислорода, ноги то и дело застревали в снегу, обнажённые конечности замерзали на ветру, и с каждым шагом мышцы лица всё меньше подчинялись командам организма. Я прошёл всего полторы мили. Страшно представить, что случится со мной на вершине. Условия медленно начинали щекотать мои нервы. К заветной цели необходимо было идти ещё порядка нескольких часов. Однако, внезапно раздался звук, громким эхом отбивавшийся от других вершин. И это был не гром.

Лавина. Иначе и быть не могло. Поначалу мне показалось, что это не таит опасности, но тут земля со снегом начала уходить из-под моих ног. Пару секунд спустя меня несло вниз с невероятной скоростью, а воздействие природы оказалось столь велико, что тело стало неподвластно командам. Любое сопротивление слишком бесполезно. Неужели мой час настал?