На грани

– Вот сам посуди: откуда, порой, в нас возникает тяга выпить, покурить, повеситься? Разве не признак это той самой программы, установки внутри каждого из нас?

– Послушай, Чарли, ты можешь сколько угодно выдвигать на моё рассмотрение свою оценку действительности. Но я не уверен, что ты пришёл сюда именно за этим.

– Хотя бы в этом ты, Том, абсолютно прав. Да, я знал, где тебя искать – буду честным, за тобой несложно проследить. А у меня как раз дом пустует. Чувствуешь связь?

– Пока нет. К чему ты клонишь?

– О, Бог мой, неужели это так трудно для восприятия такого человека, как ты? Конечно же, ни о чём ином, как о том, чтобы поселиться у меня, спросить я тебя не могу.

– Не сочти это за упрёк, но твой дом находится слишком близко с моим. А я не хочу, чтобы меня так скоро обнаружили. Уж лучше мне тогда остаться здесь.

– Твой вариант лучше только в том случае, если ты не планируешь задерживаться здесь надолго. Никто не может скрываться вечно.

– По-твоему, жить у тебя в доме – лучшая идея?

– Да. Подумай только: утром, когда ты уходишь, тебя ещё никто не видит, а вечером – уже. К тому же, тебе необязательно выходить из дому, ведь я могу сколько угодно обеспечивать тебя провизией.

– А что я должен дать взамен?

– Стань обществом для меня и матерью для моего сына.

– Признаю, это глупейшая затея, которую мне когда-либо приходилось слышать, но, так уж и быть, выбор у меня невелик.

Чарли был психом, хотя, я и сам недалеко ушёл от этого. И всё могло бы близиться к идеалу, если бы однажды ночью я не ответил на звонок:

– Мистер Бальдбридж, ваш офис… Всё разнесено в клочья из-за взрыва.

– Какого взрыва?

– Какой-то псих установил бомбу в главном здании. Все проекты и бумаги были уничтожены.

– Люди целы?

– Да, в здании, кроме охраны, никого не было, но она, право, не пострадала. Однако, нам теперь не избежать судебного иска.

– Как и ублюдку, стоящему за всем этим. Оставайтесь там, я сейчас приеду.

На место происшествия я прибыл довольно быстро, и сам немного тому удивился. Всё же, не зря я указал телефон в доме Чарли, в качестве своего контактного. На моих глазах догорали останки империи, которую я с таким трепетом создавал. Всё было утрачено. Всё сгорело дотла.

Я не помню, каким образом попросил пожарных не гасить это пламя. И они не стали, много раз перед тем убедившись, что огонь не перекинется на соседние здания, и что в один прекрасный момент это строение не взлетит на воздух. В тот момент какое-то животное чувство удовлетворения овладело мной. Мою грудь распирал воздух свободы и той жизни, где я наконец смогу посвятить себя семье. И хотя, с одной стороны, я ненавидел то исчадие ада, которое в пух и прах развеяло результаты моей упорной работы в течение долгих лет, с другой стороны, в глубине души, я был невыносимо ему ха это благодарен.

По возвращении в берлогу Чарли, я упал на кровать и закрыл глаза, а в уголках моего рта виднелась растянутая улыбка. «Всё кончено, Том», – сказал я себе, и это было самой что ни есть правдой. Всё же, тогда мой выбор, видимо, оказался ложным, и судьба, что есть силы, указывает мне на это. Больше нам не придётся работать: хоть я и заплатил слишком дорого – отношениями с семьёй – оно того стоило: вырученных денег, даже учитывая судебные иски, хватило бы на всю нашу оставшуюся жизнь. Я был богат, несказанно богат, однако, жизнь раз за разом давала мне понять, что материальные ценности – ничто, по сравнению с богатством души. Теперь у меня есть шанс убедиться в этом.

Неделю спустя меня обнаружили в доме Чарли полицейские, хотя, чего скрывать, они приехали за мной. Я крикнул:

– Чарли, звони моему адвокату, он непременно вытащит меня оттуда!

В участке меня посадили в комнату для допросов. Капитан, ненамного старше, чем я, очень плохо следил за своей физической формой. Что ж, пончики и кофе сделали своё. А потом я узнал в его облике человека, которого давно знал, и ужаснулся. Очередной знакомый, с которым мы вместе учились, но в кого он превратился? Что время сделало с ним? Хотя, чему здесь удивляться? Это не город с миллионным населением, здесь все друг друга знают. Разумеется, кроме некоторых персон, появлявшихся в нашем поселении и столь скоропостижно его покидавших.

– Итак, мистер Бальдбридж, – он с трудом сохранял невозмутимость и серьёзный тон, – вы знаете, за что арестованы?

– За переход улицы в неположенном месте? – в шутку спросил я.

– Если бы. Скажите, где вы были в ночь на прощлую субботу?

– Спал в доме у своего товарища. Затем мне позвонили, и я последовал к главному офису компании.

– Кто-то может это подтвердить?

– Да, мой товарищ Чарльз Бейтс и его сын Дэн. Кстати, где мой адвокат? Я же просил Чарли позвонить ему!

– Разве вы в чём-то виновны?

– Нет и не хочу им быть. Без адвоката я ничего больше не скажу.

По моей просьбе, адвокат прибыл. Только не мой персональный, а тот, которого мне предоставило государство. Хотя, позже он отказался от меня, не указав причины. Видимо, дело было уж слишком безнадёжным, и даже эта защита здесь бессильна.

Два дня спустя, Чарли попал ко мне в камеру.

– А тебя за что посадили сюда?

– По подозрению в соучастии.

– Почему ты не позвонил моему адвокату? И в соучастии чего ты обвиняешься? – возмущённо спросил я.

Но он лишь промолчал в ответ.

ІІІ

Ещё через три дня моя жена всё же согласилась навестить меня. В специально отведённой комнате, под присмотром охраны, словно я был заключённым преступником, мы начали говорить. За эти дни, что я её не видел, она изменилась. Было заметно, что виной всему – бессонные ночи, было видно, что её душа отравлена каким-то горем, причиной которому служит далеко не наше расставание.

– Почему меня держат здесь? – спросил я в конце концов.

– Всё очень плохо, Том. Прости, я не могу сказать тебе об этом, иначе попросту расплачусь. Лучше спроси об этом капитана.

– Это безнадёжно? Я имею ввиду наши отношения.

– Нет, конечно же нет. Как видишь, я всё ещё с тобой.

– Кто знает, я не могу даже себе доверять, не говоря уже о других людях. Не ради ли денег ты сейчас здесь?

– Как ты только мог обо мне такое подумать? Разве не мы клялись перед алтарём быть вместе и в горе, и в радости?

– Так виной всему лишь клятва?

– Том, когда же до тебя наконец дойдёт, что моя любовь искренняя?

– Сам не знаю. Наверное, тогда, когда я осознаю, что утратил.