Хранители. Книга вторая: Луч смерти

Мы расхохотались. А потом я спросила у Олега:

– Если изобретателей поглотителя вычислить невозможно, значит, они его продали?

Роднин кивнул:

– Эти-то покупатели Бородину и нужны: через них он хочет выйти на авторов изобретения. Были сведения, что аппарат приобрела какая-то террористическая организация, а потом кому-то снова перепродала. Вопрос: кому и зачем?

– Так это же элементарно, – пробормотал Димка с набитым ртом. – Террористам нужно было испытать прибор в аномальной зоне, а ходу сюда не было. Поэтому поглотитель купили ребята, которые могут здесь официально появляться в роли обычных коммерсантов, организовавших кафе! Но тут другой вопрос возникает: как они будут делить результаты исследований? Заключено ли между ними джентльменское соглашение?

– А на основании результатов можно внести коррективы в прибор нового поколения, усилить его свойства – подхватила я. – А это значит, что у покупателей и впрямь есть выход на его авторов!

– Между прибором и колодцами связь очевидна, – задумчиво сказал Роднин. – Между колодцами и Архивом тоже. Но связаны ли Архив и поглотитель напрямую?

– Элементарно! – вскричал Сорин, и тойота вильнула. – Владельцы поглотителя хотят всосать Архив в свой пылесос, потому что Виктор был прав: информация – это тоже энергия, причем, мощнейшая!

– Да нет, я читал, что информацию передает какая-то субстанция типа эфира, обладающая энергией, – поправил его Шурик.

– Вранье! – авторитетно заявил Димка. – Просто ученые не докопались до истины! Информация – это один из видов энергии, а энергия – разновидность материи, значит, марксисты-материалисты, они же ленинцы правы: Вселенная состоит исключительно из материи. Выходит, любую ее часть поглотитель может всосать, в том числе информационную!

– Я с вами с ума сойду, – признался Роднин. – Дима, убавь пыл, а то договоришься до таких радужных перспектив, что нам самим повеситься захочется.

– Это на него так еда действует, – буркнул Шурик. – Слишком много материи, – значит, слишком много энергии. Отберите у него собойку!

…Асфальт подсыхал. От леса к шоссе тянулись длинные тени. Близился вечер.

Русецкий собирался сворачивать на более короткую дорогу к гостинице, как вдруг впереди мы увидели скопление машин. Среди них белела «скорая помощь».

– Шура, давай туда! – скомандовал Олег.

Бороться с его чувством профессионального долга было бессмысленно, и мы подъехали ближе. Зрелище было жуткое! Фольксваген врезался в лесовоз и разбился всмятку. Видимо, легковушку занесло на повороте: асфальт был влажный и водитель не справился с управлением. Он лежал без сознания на носилках, которые санитары устанавливали в «скорой помощи».

Молодая женщина, судя по всему, его жена с совершенно белым лицом и запекшейся кровью на щеке стояла, прижав кулаки к груди, и, не мигая, смотрела на траву. Ее с двух сторон поддерживали дюжие мужики, видно, проезжавшие дальнобойщики.

Мы подошли ближе.

На траве, разбросав руки, спал мальчуган лет восьми. Глаза его были закрыты. И лишь в следующий момент я сообразила, что мальчик мертв. Над ним склонился врач. Обернулся, обвел всех беспомощным взглядом и покачал головой.

Женщина молча смотрела на сына.

Роднин шагнул к врачу, отрывисто о чем-то спросил и властно приказал:

– Всем отойти!

Люди попятились, женщина не шелохнулась.

– Я сказал: всем! – жестко повторил Олег.

Женщину взяли под руки дальнобойщики и осторожно отвели в сторону.

Роднин опустился на колени, расстегнул на ребенке рубашку, положил одну руку ему на грудь, вторую на лоб и замер.

Он стоял к нам спиной, и мы не видели, что происходит. Но мне показалось, что воздух вокруг него сгустился и начал слегка дрожать и светиться. Ребята потом подтвердили это.

Прошла минута, другая. Все молчали.

Олег встал с колен, наклонился, поднял мальчика и понес к женщине. Та сдавленно вскрикнула и попятилась. Роднин растерянно огляделся и протянул мальчика дальнобойщику. И тут мы увидели, что ребенок открыл глаза. Олега пошатывало. Сорин с Шуриком мгновенно оказались рядом, положили руки ему на плечи и повели к машине. Сзади раздался звериный вопль. Роднин вздрогнул и остановился. Мы оглянулись. Народ молча смотрел вслед Олегу, а нас догоняла мать. Она упала на асфальт, обхватила ноги Роднина и стала целовать ему колени. У Олега на лице появилась гримаса стыда и боли. Он попытался поднять женщину. Она ухватила его за руку и стала покрывать поцелуями ладонь. Олег бросил на ребят взгляд, полный отчаянья.

Шурик подошел к женщине, отцепил ее от Олега, поднял и стал шептать на ухо что—то успокаивающее. Димка махнул рукой врачу. Тот помотал головой, стряхивая оцепенение, бросился к женщине, обнял ее за плечи и повел к сыну. Та еще пару раз порывалась бежать за Родниным, но подоспели дальнобойщики, опять подхватили ее под руки, а мы вскочили в тойоту. Олега усадили на заднее сиденье, Димка сел впереди, и Шурик нажал на газ.

Машина свернула на лесную дорогу. Все молчали. Олег откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. Лицо его приобрело голубоватый оттенок. Я осторожно погладила Роднина по щеке. Он скривился и отпрянул. И тогда я решительно положила его голову к себе на плечо, и стала гладить его волосы и шептать на ухо какую-то ерунду, которую шепчут напуганным и обиженным детям. И почувствовала, как уходит из него напряжение, а дыхание становится ровным и спокойным. И поняла, что Олег задремал.

Мы подъехали к гостинице и минут двадцать безмолвно сидели в машине, чтобы дать ему хоть немного поспать. Наконец он зашевелился и что-то забормотал. Потом открыл глаза и спросил:

– Я уснул?

И все вздохнули с облегчением. И стали шутить и спорить, что лучше купить на вечер: коньяк или виски? Остановились на виски. Олег вылез из машины, зевнул, потянулся, и я опять поразилась, как легко он пришел в норму. Но заглянула в лицо и увидела, что кожа его совсем истончилась, лицо осунулось, а глаза в ореоле теней стали пугающе огромными.

Мужчины вернулись с припасами из кафе, забрали остатки собойки, заперли машину и поднялись к Олегу. Я поняла, что они решили избавить его от малейших усилий, и подумала, что всем нам завтра надо поплавать в озере.

Шурик накрыл на стол, Димка все разложил и нарезал, и мы сели ужинать. Олега заставили дважды выпить и хорошенько закусить. Это был не самый здоровый способ прийти в себя, но зато испытанный и надежный. И мы увидели, что Роднин, наконец-то расслабился. Но, как не пытались ребята в своих разговорах обтекать случай на шоссе, спустя полчаса беседа все-таки вырулила к нему.

– Олег, по-моему, это было чудо, – сказал Шурик, тактично пытаясь нащупать почву для продолжения темы.

– Но эдак тебя надолго не хватит, – покачал головой Сорин.

А я добавила:

– Поешь, как следует!

Роднин выслушал всех, усмехнулся, и устало произнес:

– Не терпится узнать, как это мне удалось?

– Прежде всего, зачем тебе вообще понадобилось этим заниматься? – оживился Димка. – Ты же блестящий нейрохирург! На фига еще дополнительная головная боль?

И осторожно поинтересовался:

– Или это из-за работы отца?

Олег пожал плечами:

– В нашем роду было много поколений врачей, причем, в основном психиатров. Ну, а если копнуть вглубь веков, то среди моих предков встречались не только придворные лекари, но и алхимики, чернокнижники, даже маги. Так что я себя не мыслил без медицины. Отец поддерживал меня, но старался увести подальше от психиатрии, зная, что в наше время это может добром не кончиться.

IV

И Роднин заговорил о детстве.

В мире, где он вырос, рассуждали о тайнах психики и возможностях мозга. И это звучало для него, как сказка. В огромной фамильной библиотеке хранились научные труды и старые фолианты на разных языках о тайных мистических обществах, древних верованиях различных народов, по теории и практике магии. А среди них, на арабском, старинное издание Изумрудной скрижали Гермеса Трисмегиста, которого еще называют египетским богом Тотом. В этом небольшом трактате в иносказательной, сжатой форме излагалось все оккультное учение.