Помагифлексим?

– Эй, пловец, кажись, конечная остановочка твоя.

Пришлось открыть глаза. Оскар попытался повернуть голову к источнику голоса, но потерял равновесие и плюхнулся животом на дно, угодив под воду так же и половиной своего лица. Только белые глаза торчали над поверхностью, любопытно высматривая говорившего.

Наконец он увидал: на берегу, чуть поодаль от него, сидела, согнув колени, взрослая девушка-оборотень и рвала травинки. Казалось, эти методичные действия успокаивали её внутреннюю тревогу. Девушка не была красоткой, даже напротив: она была страшненькой. Тяжёлая квадратная нижняя челюсть, свиные глазки, светящиеся жёлтым, нос-картошка, который был настолько усыпан веснушками, что казалось, кто-то специально брызнул на её лицо светло-коричневой краской, и очень большой рот. Её волосы были ярко-жёлтые и напоминали копну соломы издалека.

– Ты вампир? – она удивлённо вскинула брови.

Оскар хотел ответить, но вдруг осознал, что всё ещё находится под водой, а потому вместо слов он лишь пустил пузыри.

– Как звать-то тебя, вампирёныш?

Парень быстро вскочил на ноги. Вода струями стекала с его волос, одежды – со всего. Он промок насквозь. Дядя бы не одобрил испорченный парадный костюм.

– Оскар Макгайр. А ты кто будешь?

Девушка задумчиво стала переминать травинки в руках, сплетая их в некое подобие браслета.

– Роксана. А фамилия не важна и слишком сложна для твоих шотландских мозгов. Кстати, об этом: стоит ли мне тебя называть «мистер О»? – она улыбнулась, и её безобразно широкий рот стал ещё шире.

– Почему мистер О?

– Ну, я вот уж не знаю, почему у вас там все мистеры. У нас вот герры.

Оскар всё же решил выбраться на берег. Всё равно солнце взойдёт не так скоро, ещё через час, вот тогда он и выйдет к нему.

– И что же ты, мистер О, делаешь здесь в такой час в воде? Случилось чего?

– Человека убил, – буркнул он.

Она ошалело покосилась на него, как ему казалось, но не отстранилась, а затем снова вернулась к методичному вырыванию и скручиванию травинок.

– Это же для вас, вампиров, обычное явление.

– Это была… моя любимая.

– Хреново, – она присвистнула и положила одну из травинок в рот. – Она сделала чего или ты, это, поддался инстинкту, или как у вас это называется?

Оскар набрал побольше воздуха и вдруг вывалил на Роксану всю свою историю. Девушка слушала внимательно, не перебивая. Её янтарные глаза не излучали никаких эмоций, когда он говорил. Когда Оскар закончил, он почувствовал, что ему стало легче.

– Да уж, а по тебе заметно, что ты отличаешься от других вампиров.

– Правда?

– Угу, – она кивнула. – Я не так много их видела, правда. Наша стая не приветствует общение с нежитью. – Она вздохнула и продолжила: – Мне кажется, ты просто ещё не свыкся до сих пор со своей природой вампира, вот почему так происходит. Твоя натура сама противится крови, но нужно привыкнуть к этому. Морально. Хочешь дам совет? Запрись где-нибудь на сто, двести лет – сколько нужно будет. Наплюй на проклятье вообще, оно никуда не убежит. Поживи в этом теле, в этом обличье. Займись медитацией, покопайся внутри себя. Вон, Фрейда почитай. Хорошо пишет.

– Так он вроде озабоченный, – Оскар слабо улыбнулся.

– Все философы озабоченные. А ты читай через слово, тогда и поймёшь скрытый смысл.

Оскар заметил, как вдалеке, сквозь деревья прорываются первые лучи восходящего солнца. Роксана покосилась на него и всё поняла.

– Убиться задумал. Не, чувак, на тебя точно Юнга или Флисса не хватает. Последний, кстати, дельный мужик вообще. Сына в честь него назову.

– Флиссом? – Оскар усмехнулся.

– Нет, конечно. Вильгельмом. Флисс – это фамилия.

Тут только вампир заметил круглый животик, выпиравший из-под бесформенного платья в цветочек на пуговицах, которое больше напоминало халат. Оскар снова помрачнел. На миг он снова пожалел о том, что вампир. У вампиров очень редко бывают дети, а у него самого так вообще шансов, считай, нет. Роксана, видимо, почувствовала, что Оскар напрягся, а потому решила переменить тему.

– Как думаешь, будет мировая война?

Оскар выпучил глаза.

– Ты что, совсем, что ли, с ума сошла? Такого понятия даже не существует!

– Ну, у кайзера Вильгельма II очень уж агрессивная внешняя политика. Революция так точно должна свершиться. Невротик, позёр и фантазёр, – она фыркнула. – Непонятно, как он вообще… Впрочем, это уже совсем другая история.

– И ты хочешь назвать сына его именем?

– Не его, – поправила Роксана, – а именем Флисса. Кайзер наш вообще-то Фридрих Вильгельм Виктор Альберт фон Пройсен.

– Ого. А у всех немцев такие имена страшные?

– Конечно. Поэтому я просто Роксана.

Когда они заговорили о политике, девушка снова начала нервничать, и её плетённый из травинок браслет развалился. Она грустно посмотрела на его обрывки, а затем встала и выбросила в воду. И ещё несколько минут стояла и смотрела на то, как они, едва касаясь кромки воды, устремляются к середине озера.

Глава VI

июнь 1911 года

После несчастного случая Оскар стал слишком рассеянным. Профессора говорили, что он считает ворон. Парень плохо спал, ел и почти ничего не учил. Он не покончил с собой, но всё ещё продолжал считать себя недостойным жизни.

На одном из уроков дегустации ему стало плохо, он почти упал в обморок. Конечно же, все стали тыкать пальцами и смеяться, а Оскар спешно ретировался из кабинета. Он бродил по опустевшей на время занятий Академии и добрёл до очень тёмной лестницы, которую прежде не видел. На стенах её пролётов не висели свечи или факелы. Она освещалась лишь небольшими окнами, закрытыми наглухо решётками. Недолго думая, Оскар двинулся вниз по ней.

Он шёл и шёл, а лестница, казалось, не кончалась. В пролётах очень мало дверей, а те, что имелись, были глухо заперты. Чем ниже он спускался, тем жарче ему становилось. Это казалось странным, ведь вампиры не особенно восприимчивы к переменам в температуре.

В какой-то момент ступени кончились. Он очутился в тёмном подвале, который предназначался исключительно для хранения чего-то. Своеобразный склад. Только вот для чего?

Ночное зрение помогало Оскару видеть очертания предметов, располагавшихся вокруг. Тут стояло множество полок с различными сосудами, амфорами. Некоторые из них были гораздо старше других. Он угадал на одних греческий орнамент, на других – египетские иероглифы. Кое-где валялись мешки, набитые чем-то под завязку. Вдоль правой каменной стены стояли стеклянные стеллажи. Вдруг внутри одного из них загорелся яркий свет синеватого оттенка. Оскар ещё никогда такого не видел. Это сейчас бы мы подумали, что сработала светодиодная лампочка, реагирующая на движение тела. Но откуда такое в начале двадцатого века?

Оскар приметил, что за стеклом не пусто. Там что-то двигалось, чёрное и бесформенное. И внезапно из этого чёрного и бесформенного нарисовалось лицо и впечаталось прямо в стекло с обратной стороны. Оскар вздрогнул, отшатнулся и машинально схватился за что-то, что ему удалось нащупать рукой позади себя. Это оказалась простая кочерга. Левую руку с этой кочергой он выставил вперёд, а правой стал ощупывать пространство сзади, чтобы убедиться, что там всё ещё есть проход и в случае его можно всегда удрать.

Лицо улыбалось и даже, казалось, смеялось. Пустые бездонные глазницы его смотрели прямо в душу. Вокруг лица из дыма стали вырисовываться тонкие тёмные нити, превращающиеся в волосы, а снизу поднимались такие же светлые, образуя пальцы и руки. Появлялась женщина, даже девушка, но очень уж жуткая. Её когтистые пальцы скрежетали по стеклу, издавая мерзкие звуки.

– Ты кто? – наконец осмелился спросить Оскар, схватившись за кочергу обеими руками.

– Я? – она рассмеялась. – Я Алруны. Демон.