Марфа

Как ты красиво плетешь, паук, просто мастерски. Сколько я встречала таких паутин – крепко держится, не сметает никто, всяк побаивается. Вот и мы нашей паутины не трогаем. Не из страха, а из сочувствия.

– Здравствуйте! Можно нам к вам за яблоками?

Бегут мальчишки, корзинку тянут. Яблоки крупные, чуть вязкие, у каждого красный матовый бок.

– А вы почему не едите яблоки?

– Разве ж нам съесть столько-то? Вот и приглашаем помощников.

– А у нас еще друзья есть!

– Зовите всех.

Полный двор детей, все по яблоки. Яблони две всего у нас, обе старые. Росли рядом, а судьбы разные. Одна расщепилась стволом, ветви к земле прилегли, не яблоня – шатер. Вот на ней как раз яблоки красные, сладкие. Вторая с крепким стволом, одичалая. Стоит, другой не чета, красуется. Только плоды у нее горькие, ни на что не пригодные.

Киваю. Я в жизни такое видела.

Дети рядом собирают красные яблоки, а зелеными горькими друг в друга кидаются. Смеются и катаются по земле вместе с яблоками.

Имени не нашла. Раз так, слушаю свою кровь. Идет не спеша.

Река на зной не сетует, течет себе, нежится. Отогревается. Она – сама красота: манящая и каверзная, опасная и неизвестная. Говорят, жизней она унесла, что ни век – свой счет.

Плыву неторопливо. Вода у берега чуть не горячая, а дальше, вглубь – разная. То теплом обдаст бока, то холодом, а то льдом, словно я в проруби.

Да вот еще водоросли. Будто кто-то со дна реки вдруг обнимет тебя, схватит за ногу, оплетет, потянет вниз. Но чем дальше плывешь, тем волшебней она, красота.

Берега местами пологие, а кое-где обрывистые. И деревья с обрывов растут, припадая к реке. Тянутся над водой березы, долгие, как навесные мосты. Только вот каждый мост такой ведет в никуда. А вон та осина с красной верхушкой склоняться даже не думала. Над гибкими деревьями стоит надзирателем.

– У нас к тому берегу столько машин приезжает с туристами! Только вот разбросают все, намусорят, ничего не приберут после себя. Это что за люди-то выросли!

Старушка стоит, рот поджат, руки на груди как узлом завязаны. Перед ней другая, приезжая.

– Ничего, поменяются со временем. А вы в церковь-то ходите?

– Нет, они уж не поменяются. А мы молиться и не обучены.

– Если матери не собирают, детям что остается? Разбрасывать.

Шутит со мной река, морочит ясным днем. Пугает ледяными потоками – невидимыми, глубинными, а потом ласкает теплом поверхностным. Небо над ней молочное, на другом берегу – марево.

– Дети наши-то уж в церковь пошли.

– Значит, их дети и соберут разбросанное.

– Выходит, после нас все?

– Выходит, это главное.

Плыву вдоль берега, голоса летят, а я смотрю в непрозрачную воду. Бывает краса далекая, только вблизи не то. Или обманная, или опасная. Но бывает другая, животворящая.

А по берегу расцветают лилии. Тянутся из глубины, поднимаются над водой чашечками и небу медленно раскрываются.

Растет красота будущая.

Прав был молодой иеромонах, есть у меня друзья. Поделилась с ними радостью, и они ее причаститься хотят. Поеду в городок, к тому ящику денежному, которого у нас и быть не должно, а вот на тебе.

Муж занят с утра, и правда, скоро отъезд. Еду в машине одна, отвыкла, побаиваюсь. Но вот полчаса всего – и освоилась. Как быстро вершатся наши переключения.

Туда и обратно – вот он, храм. Перед ним – доски новые, пленкой прикрыты, а сверху камнями придавлены. Идет иеромонах, издалека завидела, кланяюсь.

Заходим в храм, все отдаю. Передаю прошения. В храме тихо, он весь сейчас под бывшей колокольней, ему бы расшириться. Впрочем, тут и так благодать, пару лет назад ничего еще не было.

– Я хочу вашим друзьям икону подарить, – говорит батюшка, – чтобы их прошение исполнилось.

И мне выносит такую икону, что я смотрю, и даже ноги подкашиваются.

– Такая щедрость, батюшка!

– Вы и ваши друзья, если молитва вам нужна, звоните мне и днем и ночью, только если служу, не отвечу, так перезвоню потом, и буду молиться о вас.

Еду домой и думаю: сила неба в этом обещании.

Приехала, смотрю, жара всех по домам разогнала, даже синь, и ту выбелила. И вдруг звонок – звонит батюшка.

– Вам-то я забыл передать подарочек!

– Да мы и без того в благодати все!

– А что, если я заеду вечером?

– Так, может быть, и поужинаем?

Сижу на восьмой ступеньке, смотрюсь в небо сквозь прорехи крыши и радуюсь как-то вширь, словно землю руками обняла. Думаю, лицо у меня наверно сейчас глуповатое.

Улыбается муж, наряжается дом. К ужину к нам пожалует батюшка.

– Вечер добрый, соседи, пойдете ли за росой?

– А что это вдруг?

– Это день такой, день великих целебных рос. В этот день роса для глаз полезная.

Небо сегодня дивное, лазоревое. Ему не разыграться, не расписаться картинами заката – ушли облака, вот и поблескивает небо красками затейливо, едва проводив солнце. Розовая полоса прозрачна, за ней лазурь, кажется, будто весь горизонт состоит из прозрачных воздушных шаров, которые парят медленно, лениво сталкиваются и скатываются вниз или взлетают, как в детской игре.

У соседей пропал пес, похожий на пуделя белого цвета. Бегают, зовут, в малое село собираются. Вдруг подружку нашел?

– Тогда бесполезно звать кобеля, – соседка сокрушается и тут же снова выкликает свою собаку.