Дом, у которого вынули душу

– Я больше, чем человек. Я мать! Я должна была все это предусмотреть!

– Прекрати, не загоняй себя в истерику. Еще ничего не известно.

– Что неизвестно? Что? Даже если она выживет, она все равно останется инвалидом! У нее переломан позвоночник, а травма селезенки – это почти всегда смерть!

– Люди шеи ломают и все равно выживают. Ты слишком рано хоронишь ее.

– Как, как я могла… – София спрятала лицо в ладонях и снова заплакала.

В этот момент телефон Игоря ожил – раздалась мелодичная трель будильника.

– Вот черт! – выругался он. – София, я должен идти на работу. Обещай мне, что ляжешь спать, а я постараюсь вернуться максимально быстро. Обещаешь?

Женщина кивнула головой, не выпуская сигарету из рук.

– София, посмотри на меня! – легонько встряхнул он ее за плечи. – Все будет хорошо. Главное – ляг отдохни. Хорошо?

– Да, хорошо. Я лягу, – ответила женщина.

Игорь одним глотком допил остатки кофе, поморщился от его горькой крепости, поцеловал Софию в макушку и вышел в прихожую. Когда он обулся, раздался звонок в дверь – Игорь открыл. На крыльце стоял мужчина, отряхивая с пуховика остатки снега. Увидев Игоря, он оторопел.

– Ты.. Вы… Вы кто? – спросил он.

– Здравствуйте, меня зовут Игорь. Я друг Софии, – протянул он руку мужчине. – А Вы, я так понимаю, Алекс? Очень хорошо, что Вы приехали, так как Софии нужна помощь. Я очень надеюсь, что Вы сможете уговорить ее отдохнуть. Она не спала всю ночь, ей срочно требуется отдых.

– Но, постойте…

– Извините, мне некогда, я должен бежать, – с этими словами Игорь, потеснив Алекса, вышел на крыльцо.

Все еще ошарашенный, Алекс закрыл дверь, разделся и пошел на кухню, где за столом, сгорбившись и держа в руках потухшую сигарету, сидела София.

– Не хочешь рассказать мне, что это за хрен тут только что был? – вместо приветствия выпалил он.

– Это Игорь, – безучастно ответила София.

– Я понял, что это Игорь, он представился. Как он здесь оказался? Кто он?

– Он брат Марии, он помог увезти Каринку в больницу и…. – на этих словах София снова замолчала.

Алекс устыдился своей напористости. Какое ему дело до того, что бывшая жена привела в дом мужчину? Ему должно быть все равно, кто он такой, чем они занимались. Он, Алекс, сам ушел от Софии, изменив ей. Однако злость и ревность все равно грызли его. Все еще злясь на себя и на бывшую жену, он сел рядом.

София начала рассказывать, как все произошло. Видя, что силы женщины на исходе, Алекс увел ее в гостиную и, не обращая внимания на слабые протесты, уложил на диван и накрыл пледом. Бессонная ночь и пережитый стресс дали знать о себе – через пару минут женщина начала дремать, всхлипывая сквозь сон: «Идиотская кукла». Алекс дождался, когда София уснула окончательно, а затем вернулся на кухню, неспешно убрал со стола, вымыл посуду. Он находил успокоение и отвлечение в мелких делах: подтянул разболтавшиеся дверцы шкафа, отрегулировал комнатный термостат, полил цветы, сложил разбросанные вещи. Не зная, чем себя занять, он поднялся на второй этаж.

Еще с лестницы он заметил открытую дверь на чердак, темный проем и чердачную лестницу. Все вместе это напоминало разинутый в голодном крике рот. Медленно Алекс приблизился к комнате Карины, заглянул туда. Там, как и всегда, царил порядок, лишь одеяло валялось на полу. Горела настольная лампа. Кукла лежала на подушке, пялясь на него своими пуговичными глазами.

Алекс сел на кровать дочери, взял в руки куклу. Где-то под ребрами екнуло, колыхнулось и нервно сжалось сердце. Навалилась тяжесть. Алекс вздыхал, тер глаза, кашлял, но слезы, которые могли дать ему облегчение, не приходили. Он посидел еще немного, затем встал, аккуратно застелил кровать, усадил куклу на подушки, погасил свет и вышел из комнаты. Распахнутая чердачная дверь отчего-то пугала его, но Алекс смотрел на нее, не в силах отвернуться. Когда глаза привыкли к коридорному сумраку, он заметил темные пятна на чердачной лестнице. Подойдя ближе, мужчина понял, что это следы крови. Они опускались сверху, становясь все более слабо различимыми к середине коридора. В панике, чтобы этого не увидела София, Алекс сбежал вниз, выгреб все, какие нашел, моющие средства и, вооружившись тряпкой и ведром с водой, принялся отмывать кровь.

Пол в коридоре и на лестнице он очистил достаточно быстро, а вот на чердаке возникли проблемы. Во-первых, там ее было гораздо больше, а во-вторых, освещавший чердак фонарь делал это неравномерно. Алекс спустился вниз, поменял воду, нашел новую тряпку («Надо же, ничего не изменилось») и вернулся наверх.

Он с двойным усердием принялся оттирать темные пятна, но дело продвигалось плохо – кровь успел впитаться в деревянные доски пола и высохнуть. Измученный и вспотевший, Алекс бросил тряпку в ведро и сел на пол. В тишине и бездействии к нему вернулась тоска – он до сих пор не мог осознать, что дочь его находится на грани жизни и смерти. Он гнал от себя мысль о том, что может больше не увидеть ее. Ненавидел себя за то, что проводил с ней недостаточно много времени, пропадая на работе. Он задумался: а что, если бы он не уходил из дома? Если бы они не развелись с Софией?

От этих невеселых мыслей его отвлек скрип половых досок в дальнем конце чердака. Алекс вскинул голову и присмотрелся, но в темноте ничего нельзя было разглядеть. Он вслушивался в тишину так напряженно, что у него свело мышцы шеи. Минуты текли одна за другой, но на чердаке было тихо.

Алекс встал, взял в руки фонарь и пошел туда, откуда доносился скрип. Но едва он сделал несколько шагов, как из противоположного угла донесся шорох – будто что-то тяжелое и большое тащили по полу. Мужчина посветил туда фонарем, но там, вдоль стен, ничего, кроме огромных коробок, не было. И никого. Вдруг фонарь замигал и погас. Чердачный воздух как будто сгустился, окутал Алекса запахами сухой пыли и старой бумаги. Вокруг мужчины то тут, то там стали раздаваться скрипы, шорохи, легкие шаги и неясные вздохи. Алекс крутился во все стороны, но не мог разглядеть того, кто издает все эти звуки. А они, между тем, приближались, сужая круг. В панике мужчина побежал к еле заметному проему в полу, налетел на ведро, опрокинул его, поскользнулся в луже воды и фактически съехал вниз, пребольно ударившись копчиком.

– Это были крысы, всего лишь чертовы крысы, – пробормотал он себе под нос мужчина, прекрасно осознавая, что ни крыс, ни мышей тут сроду не водилось

С чердачного проема капала вода, с верхней ступени свисала тряпка, на полу валялись бутылки с моющими средствами. Алекс подошел к лестнице и боязливо уставился вверх, в темноту чердака. На миг ему показалось, что в этой темноте он заметил какой-то промельк – будто кто-то в черном пробежал. Мужчина вздрогнул, но тут же разозлился на себя: «Истеричка!» и уверенно поставил ногу на ступеньку. В этот же миг сверху – с такой силой, будто кто швырнул его, упало ведро и окатило его остатками грязной воды. Лестница резко рванулась вверх – Алекс едва успел снять ногу. В считанные мгновения она исчезла в темноте, а чердачная дверь оглушительно хлопнула.

– Господи, да что же это! Боже мой! Боже мой! – отпрянул он назад, мелко крестясь.

Боясь повернуться к чердачному проему спиной, он фактически на ощупь пятился к лестнице на первый этаж.

– Алекс? – голос за спиной заставил его вскрикнуть.

Он обернулся, но вместо («Кого?») увидел Софию.

– Что ты здесь делаешь? Что это был за шум? – вопросительно посмотрела она на него.

– Я… Н-н-ничего, хотел вот убрать тут, – растерянно ответил он и смахнул с носа повисшую каплю.

София молча покачала головой и спустилась вниз. Алекс, не рискуя оставаться наверху один, поспешил за ней.

Присутствие бывшей жены и яркое освещение придали ему храбрости. Через несколько минут он уверил себя, что все это были крысы и сквозняк. А лестница… О лестнице он старался не думать.

– Ты весь мокрый, – отсутствующим голосом заметила София.

– Да, так получилось. У тебя не осталось…

– В комоде в нижнем ящике, – ответила она, не дожидаясь его вопроса.

Алексу снова предстояло вернуться на второй этаж. Он одернул себя, приказав не верить во всякую чушь, и двинулся к лестнице. Когда до конца было две или три ступени, он нащупал выключатель на стене, и коридор озарился мягким светом. «Так-то лучше», – подумал он и направился в комнату Софии.

В комнате ничего не поменялось. Все то же покрывало на кровати, на комоде – общая фотография: он, она и новорожденная Карина. Боже, как же они были тогда счастливы и горды. Куда ушли те времена… Он присел у комода на корточки и потянул на себя нижний ящик. Ящик сидел крепко и не хотел ему поддаваться.

– Что за чертовщина, – пробормотал он под нос и снова потянул за ручки, но опять безрезультатно.

В остервенении он начал дергать ручки на себя, ругаясь вполголоса. Внезапно ящик подался вперед, и Алекс рухнул на пол, ударившись плечом об угол кровати. Со свистом втянув воздух, он снова выругался и полез в ящик за одеждой. Носки, белье, футболки, шорты, пара домашних брюк и пуловеров – все лежало так, как и раньше: чистое и выглаженное. Мужчина переоделся в сухое, а мокрую одежду сложил стопкой на комод.

Внезапно в нем проснулось извращенное любопытство – ему захотелось проверить «взрослый» ящик. Он подошел к трюмо, открыл шкафчик для украшений, взял оттуда ключ и открыл им верхний ящик. К его удивлению, там все тоже осталось без изменений. Устыдившись собственного любопытства и ханжеских мыслей, он хотел закрыть его, но тут снова началось невообразимое. Дверцы шкафчика для украшений захлопали, ящики трюмо и комода стали сами по себе задвигаться и выдвигаться, производя ужасный грохот. Свет в комнате замигал. Схватив мокрую одежду, Алекс выбежал из комнаты. Дверь в комнату Софии захлопнулась с оглушительным стуком, наподдав ему пониже спины. Алекс пулей слетел вниз, к яркому свету.

София лежала на диване и курила, уставившись в потолок. Она вдыхала и выдыхала дым размеренно, как машина. Алекс подошел к ней, забрал сигарету и затушил ее в чашке с остатками кофе.

– Мы не курим дома, помнишь? – спросил он ее.

– Кто это – «мы»? Ты не у себя дома, – злобно ответила женщина. – К чему теперь все эти заморочки, если Карина… Если она….

Бывшие супруги молчали. Казалось бы, такое большое горе должно было объединить их, но человеческая природа непостижима. Чтобы не обострять ситуацию, Алекс молча унес чашку с окурком в кухню, вымыл ее и вернулся в гостиную. Сел в когда-то свое кресло. Подумать только, оно все еще хранило в себе память о его теле.