Fide Sanctus 2

На апрельский дождь смотреть надоело, и Свят медленно опустил веки.

Ромина квартира. Вот чего сегодня не хватало.

Жадного, фамильярного и бесцеремонного разговора о том, кем он должен быть вместо себя. Эта комната тоже давно стала чужой, но подростковое логово было единственным углом в доме, куда от этих разговоров хотелось сбегать.

Когда слова и силы заканчивались.

Смелости всё ещё не удавалось равнодушно встречать взгляд отцовских глаз.

Страх его оценки был живуч, как клоп под обоями.

Поморщившись, он коснулся шторы, о которую в детстве любил тереться щекой.

Тогда это отчего-то приносило спокойствие.

Теперь райдер у спокойствия расширился.

Его не получалось обрести, даже влив себе Уланову внутривенно.

«Сегодня я хочу побыть одна. Позаниматься своими делами». Она произнесла это ласково и вежливо, но в её глазах горела до того отважная воинственная решимость, до того крепкое настоявшееся намерение, что он тотчас понял: она не отступит. Она помчится проводить свой «день наедине» любой ценой; её суматошная эгоистичная цель вынесет оправдательный приговор даже самым бессердечным средствам.

Она вечно пытается сбежать; отдалиться; исчезнуть!

Чем меньше он понимал в её голове, тем сильнее хотелось вцепиться в неё клещом; не выпускать из виду ни на миг. И мысль о её «дне наедине с собой» корчилась внутри, как догорающий кусок заскорузлой пластмассы.

Из-за этой пластиковой вони было совершенно нечем дышать.

Зачем, вот зачем ей это «наедине с собой»?!

Что она собиралась делать такого, что нельзя сделать вместе с ним?..

– А то ты не знаешь! – сварливо грянул Прокурор, хмуро оглянувшись на смущённую Верность Ему. – Чего ты бездействуешь?! Он уже почти здесь!

Судья кивнул и указал глазами на Верность Себе, что благодушно читала Фромма.

– Он здесь? – испуганно переспросил Ребёнок. – Здесь – то есть… в её мыслях?

Адвокат глухо охнул и приложил руку к груди.

«Он». Все в Зале Суда отныне говорили только «он».

Четыре буквы его имени теперь вызывали у обитателей Зала такую паническую тревогу, что её не получалось унять несколько часов.

«Он». «Почти здесь».

Внутренний Ребёнок всхлипнул и потянулся к любимой шершавой шторе.

Ужаснее всего было то, что она твёрдо и решительно выставила его гиперконтроль за дверь этого таинственного зазеркалья; взяла ответственность на себя.

И перечить этому значило превращаться в… её бывшего кретина.

Она сказала, что «поставит ему границу, если он перейдёт черту».

По её мнению, он её ещё не перешёл?!

Надо было сопоставить показания в той беседе; ещё тогда уточнить, что для неё значит «переход черты»! Может, не поздно это сделать и сейчас?..

Нужно поговорить с ней; да. Собрать всё красноречие и поговорить.

Он убеждал себя поговорить с ней каждый день – но сделать это не получалось.

Он боялся услышать твёрдое «нет».

«Нет, я не буду ограничивать общение с ним».

«Нет, мне нравится то, что происходит».

…Над головой что-то щёлкнуло и сорвалось; теперь рука ощущала больше тяжести, чем миг назад. Вынырнув из мыслей, Свят поднял голову и закатил глаза.

Он так стискивал в кулаке сраную штору, что она соскочила с крючка.

Сжав зубы, он шагнул к столу, подтащил к окну стул, встал на него и неуклюже зажал кусок шторы прищепкой. Сделать это аккуратно никогда не удавалось: штора либо оставалась висеть на ниточной сопле, либо сжиралась до морщинистых вмятин.

Прищепка либо попустительствовала шторе, либо калечила её.

И золотой середины, казалось, не существовало.

– Святуш, можно? – послышался за спиной робко-слащавый голос.

Чёрт, я даже не слышал, как она вошла.

* * *

Не дождавшись ответа, мать приблизилась и коснулась его лопатки – сухо и небрежно.

Словно была готова в любой миг отдёрнуть руку и сделать вид, что не касалась.

Её рука на спине ужасно мешала – как чужеродный протез.

Физический контакт с ней стал до ужаса неловким ещё пять-семь лет назад.

– Ты всегда уходил в комнату, когда уставал упрямиться, – тихо произнесла она. – Он хочет как лучше. Попробуй его услышать.

«Уставал упрямиться»?!

– Ира! – пошёл Свят в атаку; голова вспыхнула от злобы. – Что конкретно вас не устраивает в моей жизни? Что она не ваша вышла из-под вашего контроля?

– Не называй меня по имени! – заученным тоном бросила мать.