Как может человек совмещать в себе блеск нежного золота и рёв иссиня-чёрной лавы?
Это было слишком.
Столько времени, растерзанного на куски безумными мыслями об одной и той же бабе.
Ни одна баба не стоит круглосуточных мыслей о своей персоне.
– Слишком, говоришь? – подначил Хозяина Прокурор. – Да мы сразу поняли, что ты ссышь. Да она тебя на лопатки положила. Давай, заштопывай мыльный пузырь и почаще проверяй его на прорехи от её пальцев и голоса.
– Но ведь это страшно, – неуверенно возразил Адвокат, рассматривая золотистые пятна на своей мятной рубашке. – Слишком легко она его прорывает! Это опасно!
– Ссышь! – не унимался Прокурор.
– Но не можешь перестать думать, – буркнул Судья и ударил по столу молотком.
БАМ!
Свят дёрнулся и выронил подставку под бокал. Глухо стукнувшись о пол, она исчезла где-то под диваном.
Ляпнув на стол обескрышечный пивной батальон, Артур ругнулся и тщательно отодвинул бутылки от края.
– Нельзя ли потише, Артур Валерьевич? – прорычал Свят, шаря ладонью под сидалищем.
Артур небрежно отмахнулся, любовно разглядывая пиво.
– Ну-ка, – взяв себе одну бутылку, протянул он другу вторую и звонко объединил их горлышки. – Чего тебя раздирает? Ты же вчера свалил и ни капли не выпил.
Свят сомкнул пальцы на переносице и прикрыл глаза. Руки подрагивали, и удерживать бутылку вертикально было куда сложнее обычного.
Чего тебя раздирает?
– Мариша устроила сцену? – поинтересовался Артур.
Елисеенко вяло покачал головой и сделал быстрый глоток. «Warsteiner» был восхитительно ледяным, но его душистая горечь понесла по венам тепло.
Ничего не наляпай.
– Нет, – кратко сообщил он.
Вдалеке тяжело хлопнула входная дверь бара, и в зале материализовались Олег Петренко и Никита Авижич – светловолосый веснушчатый физик. Волосы обоих были усыпаны мелкими каплями, а протянутые для приветствия ладони – отвратительно холодны.
Сенсорный рай.
– Ноябрь, – голосом диктора оповестил Олег, швырнув на диванчик тощий рюкзак. – Ноябрь, товарищи. Время варить в коридорах общаги…
Параноик, он про свою общагу.
– …глинтвейн и подтирать сопли. Ну что, как вы сегодня?
Сил нет двигаться.
– Тыквы порезали, – отправился Варламов по рельсам слуха. – Ждём, пока закипят.
– Рассказывайте, а то мне отец скоро маякнёт, нужно будет отъехать с ним кое-куда, – громогласно заявил Никита, не почтивший вечер всех святых своим присутствием. – Ну? Говорят, кому только поющие филологи в штаны тыкв ни наложили.
– Кому не наложили, те наложили им, – флегматично пояснил Олег, с видимым наслаждением прикладываясь к пиву.
Варламов хрипло захохотал, ритмично постукивая по горлышку бутылки.
– Никто кроме кудряшки не захотел пощупать твой рог? Клёва не случилось?
Олег лениво повёл плечами, что в его невербальном лексиконе означало «отвали», и спокойно парировал:
– Плохая примета, Артурио, – уезжать с Хэллоуина с пустым ведром.
Авижич трескуче рассмеялся и подвинул к Святу деньги за своё пиво.
Больше в этой компании так давно никто не делал.
– Артурио не до вёдер, – услышал Святослав свой ехидный голос. – Артурио весь вечер культурно обогащался: читал брошюрки про Джека О’Лантерна.
– Пялился на сиськи блондинки, которая их раздавала? – язвительно уточнил Петренко.
– Ну где были буковки, там и читал.
– Идите нахрен, – подвёл итог рассуждениям Артур. – Кто бы, вашу мать, говорил.
Шумно вскрыв яркий пакет с арахисом, Авижич высыпал орехи в миску в центре стола.
Миска тут же заполнилась активными пальцами.
– У самих тыквы в штанах двоились, – нараспев протянул Артур. – Не могли выбрать между тыквой, с которой припёрлись, и тыквой поаппетитнее.
– Олежка на День Святых грешницу привёл? – поинтересовался Авижич, отряхивая с пальцев арахисовую соль.
– Выглядела зрелой тыква, – отозвался Олег. – А оказалась… как это? – постучал он по лбу длинным пальцем. – Бессортовой, вот.
Безвкусной.
Елисеенко ощутил, как губы растягиваются в ухмылке. Невозможно было не смеяться, когда избирательный книголюб начинал рассуждать о субъектах противоположного пола.
И главное, всегда метафорично и в самую точку.
Слово «метафора» вскинуло ненужные ассоциации, и он поспешно закрутил светло-золотой фонтан. Хмель проник в мозг, и напряжённые нейроны наконец расслабились.
Незачем снова тыкать в них раскалённым железом.
– А к концу вечера на мне висело уже два бессортовых образца. Один мой, второй елисеевский – вероломно покинутый своим овощеводом, – монотонно продолжал Олег, активно прихлёбывая пиво. – Я был почти грядка.