I измерение

В комнату вошел Димка.

– А, Дмитрий Иванович, добро пожаловать! Садитесь рядышком! Прошу прощения, что не прибрана. А вы к нам какими судьбами?

– Оля, ты не перебивай. Послушай, Оля, я не могу так. Оль, вернись, а? Не могу без тебя. Хоть издалека тебя видеть.

– Дима…

– Я понял, что это великое счастье просто видеть тебя, просто видеть. Я что-то тут вовсе не то говорю. Прости меня.

В дверном проеме Любаша отчаянно показывала, что стол накрыт и нужно вести гостя к чаю.

– Дима, мне нужно одеться. Ты не мог бы довериться вот этой замечательной девушке.

Любаша сделала страшные глаза и затараторила:

– Да-да, любезнейший, пойдемте со мной. Мы вас накормим, напоим, пригреем, приголубим, – Любаша остановилась и взглянула на удивленное лицо Дмитрия, рассмеявшись, добавила, – ну что я несу такое.

Они вошли в столовую. Ольга быстро привела себя в порядок и вышла к завтраку. Когда застолье было окончено, она засобиралась домой.

– Я провожу, – Дмитрий подхватил Ольгу под руку и оба молча стали спускаться по лестнице.

– Что там в Енисейце, Дмитрий Иванович?

– Ваши родители обеспокоены тем, что вы давно не пишете, как вы тут устроились, как вам работа на заводе? Дмитрий Семенович, в принципе, и направил меня в командировку. Я привез вам деньги и письмо от отца.

Ольга кивнула:

– Как там Ленка Митяева?

– Она послала вам письмо. Сейчас занимает ваше место на ферме. Надо отдать должное ее стараниям. Елена Евгеньевна вам не уступает ни в чем.

– Хорошо, Дима, спасибо за компанию, за деньги и письмо. Скажите отцу, что я напишу в ближайшее время. А теперь идите.

Димка кивнул, но не двинулся с места.

– Идите же, Дима!

– Не могу, Ольга, не могу, не могу, – в отчаянии Димка присел на корточки, закрыл руками лицо.

– Хорошо, – холодно сказала Ольга. – Я могу. И мне, пожалуй, пора, – она молча развернулась и пошла к подъезду общежития, где теперь жила.

Он смотрел ей вслед до тех пор, пока она не скрылась за дверьми подъезда. Ольга поднималась по лестнице, и крупные горячие слезы заслоняли ей дорогу. Было безотчетно жаль Димку, себя и свою глупую непонятную жизнь. Почему так вышло? Ну почему? Не раздеваясь, Ольга легла на диван и так пролежала до вечера.

Димка поднялся с корточек, медленно переставляя затекшие от долгого сидения ноги, пошел прочь от общежития, когда на город спускались ночные сумерки.

ГЛАВА 6

Письма Енисея

Вечером в дверь постучались так тихо, что Ольге показалось, это во сне. Стук повторился, и дверь неуверенно открылась.

– Кто там? – с тревогой в голосе спросила Ольга .

– Да это мы,– прошептала Любаша и вошла в комнату, за ней вошла Татьяна Бальцерек.

– Включите свет, – громко сказала Ольга и с усилием села на диване.

– Ты одна? – неуверенно вглядываясь в темноту, спросила Любаша.

В это время щелкнул включатель, и на глупый вопрос не пришлось отвечать.

– Ты в порядке? – забеспокоилась Танька, глядя на бледное лицо и смятое утреннее платье Ольги.

– Тошнит немного, – сморщилась Ольга. – А так – полный порядок.

– Конечно, тошнит ее, – всплеснула руками Любаша, – с утра ничего не ела! Вот от голода и тошнит.

Ольга виновато улыбнулась. Ну вот, пришли подруги, а она не в состоянии встать с дивана и встретить их, как полагается. Но Любаша и Татьяна быстро дали понять, что в ее заботе не нуждаются. Адрианчук обшарила все шкафчики и, обнаружив всего 3 картофелины, проросшую морковку и луковицу, да немного гречневой крупы, ушла на кухню. Бальцерек, засучив рукава, принялась за уборку комнаты. Когда все было сделано, подруги представили к дивану Ольги маленький журнальный столик, на котором дымились тарелки с горячим супом.

– Ничего, похлебаешь жиденького – тошнота пройдет, – ворковала Любаша.

Ольга послушно дула на горячий суп и отправляла в рот маленькие кусочки хлеба.

– Оля так нельзя, – тихо, не отрывая взгляда от тарелки, начала Татьяна. – Нужно жить. Ты всегда была оптимисткой. Ты всегда любила жизнь. Что случилось, Ольга?

– Многое случилось, Танюша, – Лебедева обвела глазами комнату. – Но ничего, девочки, я обещаю сама себе, что завтра же начну новую жизнь…

Ее перебил стук в дверь. На пороге стояла тоненькая черноглазая девочка:

– Меня вахтерша попросила передать вам это, – девочка протянула конверт и быстро убежала.

– Ленка написала, – радостно сообщила Любаша и отдала письмо Ольге.

Быстро распечатав конверт, Ольга достала письмо и стала читать: «Привет, Оля. Ты, однако, нас своими письмами не радуешь. Я все хожу к дяде Диме, спрашиваю, не пришло ли им письмо. И он, в конце концов ,рассердился на меня, накричал. Он ведь тоже ждет, я понимаю. Поэтому ничуть не обиделась. Решила тебе первой написать. Тем более, что адрес мне теперь известен. Спасибо Наталья. Ей позвонила как-то с сельсовета, спросила как ты. Она дала мне твой адрес. Передавай ей привет от меня. У нас в деревне неспокойно. После твоего отъезда Лешка куда-то делся, да так до сих пор нигде и не видать. Шурка Сковородникова, ой, теперь уж Емельянова, по-прежнему работает секретарем у нашего председателя. Очень любит ездить на всякие заседания в Светлоярск. И даже на пару недель, по какому-то там приглашению, ездила в Красноярск. А мы, простые смертные, трудимся, как пчелки. Я теперь бригадир. Стараюсь держаться на высоте. Только вот иногда взгрустнется, да так взгрустнется, что моченьки нет. И пойду бродить по нашим нахоженным с детства тропинкам.

А Мишка-то, а Мишка-то наш Мейдзи! Он теперь заместитель председателя. Ходит по хутору весь такой доброжелательный, с каждой бабулькой за ручку здоровкается, жизнью каждой интересуется. Что-то в блокнот записывает. Его сначала наши девчонки насмешками было, а потом смотрим: он и взаправду помогает. «Вот, – говорит старик Шапошников,– дровишек б, а то, как в гражданскую в болотах воевали, так ревматизм мучает меня». Через два дня гляжу – подвода с дровами на двор к Шапошникову завернула. «Ну, – думаю, – дела». И все-таки кажется мне, что это неспроста. Что делается это не от доброты сердечной, а с каким-то умыслом. Ладно, черт с ним, с этим Мейдзи. Зато Людка Сковородникова, ой, опять, теперь уж Мейдзи, так вот, она беременна. Представляешь?! От этого рыжего чудовища родить еще каких-то… Михайловичей! Ужас!

Димка Емельянов. Ну, это особая статья. И знаешь, Оля, ты большая, круглая, прям набитая дура! Неужели его тебе ни чуточку не жалко? Это раз. Неужели ты не была бы вместе с ним счастлива? Это два. Даже если ты сама несчастна, то это подвиг сделать счастливым другого человека. Это три. Он любит тебя, всегда любил и всегда будет любить тебя, чтобы ты не сделала и как бы ты не издевалась над ним, показывая, какая ты плохая. Это четыре и пять: ты надутый павлин вместе со своей идиотской гордостью! И не стоишь ломаного гроша! А Димка – это человек, которому ты навсегда испортила жизнь. Ему больше никто не нужен, вот в чем беда. После твоего отъезда мы с ним сдружились. Мне его очень жаль, правда, по-человечески жаль. А Шурка от него беременна, а, может быть, и не от него. Может быть, от Лешеньки от твоего любимого, а, может быть, от какого-нибудь идиота Светлоярского.

Но и мне последнее время не до них до всех. У нас тут к началу учебного года приехали новые учителя. И знаешь кто? Известная Валька Сковородникова со своим московским мужем. У нас бабы судачат, что его родители не выдержали ненормальную невестку и выставили обоих вон. В общем, темный лес. Им выдали домик на обрыве, в котором раньше Любашка жила. Они, конечно, недовольны. Ну да ничего, построятся. Валька своих сестер младшеньких потрясет. Они ж теперь не последние люди в деревне: Людка жена зам председателя, Шурка жена главбуха. А Валька лишь рядовой школьный учитель. Вот тебе и учеба в Москве. Муж у Вальки отвратительный типчик. Даже не знаю, как его бесцветную личность описать. Приедешь, сама посмотришь.

Ты мне напиши обязательно, Оль, или, знаешь, лучше приезжай обратно.

Кстати, помнишь нашу поездку в Севастополь на свадьбу Таньки Бальцерек. Помнишь, Лешка Дегтярев искал тогда своего младшего брата Петьку. А потом мы его встретили у Таньки дома. Он тогда старуху, как ее там, Елизавету Михайловну и Монику ездил встречать на морской вокзал. А потом показывал мне Севастополь. Так вот, этот Петька недавно приехал в деревню и, по-моему, собирается остаться надолго.

Тетя Глаша, наш великий доктор, в больницу попала. Дунька работает, Лешка в бегах. Вот и ухаживает Петька теперь за своей матерью. Мы с ним познакомились поближе. Мне кажется, что все наши деревенские ребята ему в подметки не годятся. Он лучший! Да, смейся – смейся, а я влюбилась и знаешь, катастрофой это не считаю. Кажется, я ему тоже нравлюсь. Но мне даже страшно думать об этом.

Вот такие дела у нас. Ну все, пока. А то я что-то разболталась».