В голове

– Да это пустяки, – улыбнулся дядя Дима. – Не хотите с нами пойти погулять?

– Хотим, – неожиданно согласились старушки. – А можно мы кошек с собой на прогулку возьмем?

Гулявшие решили, что можно. Так они и пошли дальше. И шли до десятого этажа без приключений.

– Вообще-то, – замялся Славик, – у меня есть ключи от крыши. Хотите зайти?

– Ой, страшно, – взвизгнула Ирина Сергеевна.

– Хотим, – обрадовались дядя Дима, Катя и Вова. Виктория Петровна и Тамара Даниэловна воздержались от комментариев.

На крышу они все же пошли. Город звенел желтыми огоньками. Со двора звонко свистели ветками голые деревья. Шел крупнохлопчатый снег.

– Что дальше? – поинтересовалась Виктория Петровна.

– Дальше – вниз, – ответила Катя.

Они разошлись по своим квартирам, все чрезвычайно довольные собой. Только Катя сперва зашла к Вове – помочь с уроками. А потом – скорее домой. Вдруг мама волнуется.

День рождения

У Оленьки сегодня был день рождения. Оленьке исполнялось сорок три. Вообще-то ее звали Ольга Романовна Бехенд, она же «дочь писателя Бехенда». Сперва Оленьку очень раздражало постоянное сравнение с отцом, потом она привыкла, и со временем даже неосознанно стала подчеркивать их общность. Правда, в отличие от отца, она чаще не писала, а редактировала. Творчески выражалась женщина в социальных сетях, причем не меньше двух раз на дню – утром и вечером.

Впрочем, сегодня она даже не успевала зайти в интернет и ответить на многочисленные поздравления. Оленька бегала по квартире, безуспешно пытаясь одновременно вымыть голову и запечь мясо. При всей той суматохе, в которой обычно проходила подготовка к празднику, она не чувствовала ни малейшего намека на праздничное настроение. Рядом в радостном одурении прыгал пес, толстый французский бульдог Джерри, бессовестно пытаясь стащить с еще не готового стола еду. Пока она ставила мясо в духовку, немного маринада пролилось на пол. Пришлось снова мыть кухню. Потом она заглянула в ванную, и обнаружила, что зеркало все заляпано. Вымыла его, и заодно то, что висело в коридоре, хотя то было чистое. На городской позвонила мама. Сперва долго и внушительно поздравляла, периодически всхлипывая, потом еще дольше выясняла, почему у Оленьки такой замученный голос, не заболела ли та, и не приехать ли ей помочь с подготовкой к празднику. Оленька представила мамину помощь и быстро отказалась. На мобильный позвонил муж, и Оленька взяла трубку, параллельно влетая мизинцем ноги в дверной косяк:

– Чего тебе, сука?

– У тебя все хорошо? – полюбопытствовал муж.

– Лучше всех. Зачем звонишь?

– Хотел спросить, что на вечер покупать?

– Я же записку на столе оставила тебе, вечером еще напоминала забрать, – без особого возмущения вздохнула Оленька.

– Я не помню про записки, у меня все в телефоне. Так что брать?

– Пару бутылок вина хорошего, но не безумно дорогого, и коньяка. Вообще мы же с тобой проверяли, у нас в запасах много чего есть. Все, я побежала, – она положила трубку и обнаружила Джерри, сидевшего на столе и почти доевшего греческий салат.

– Скотина, я же тебе и так яблоко дала, сыр дала, морковку… – причитала Оленька, снимая жирную, обиженную на такое непочтительное отношение, тушку со стола.

«Это было давно и неправда, нечего было стул так близко к столу ставить», – выражала собачья морда. Пришлось Бехенд бежать в магазин возле дома за новыми ингредиентами, хотя там они, по ее мнению, были конечно хуже, чем на рынке, куда она ездила на выходных.

Дома в нос ударил неприятный запах. Оленька с пакетами в руках обежала квартиру и обнаружила в комнате дочери лужу. Джерри вообще любил там справлять малую и большую нужды, при том что комната эта всегда очень плохо проветривалась.

– Слушай, зверюга, это же я, а не она у тебя салат отняла, – укорила пса Оленька, распахивая все окна и в который раз за день берясь за швабру. Пес сделал равнодушное выражение морды и ушел дремать в кресло.

К вечеру пришли гости. Была Шура, с которой Оленька училась в школе, с мужем Димой. Шура – театральный критик, любит ходить в чалме и крупных кольцах, очень громко говорит и смеется, обнажая желтовато-серые от курения зубы, чудно контрастирующие со слишком по-кукольному розовой помадой. Дима художник, и он пьет. Правда, при этом он всегда на удивление мирный, потому что, когда Дима трезвый, он хочет со всеми говорить о политике и литературе, причем на несогласных и умеющих спорить может обидеться настолько, что потом удаляет их из друзей в соцсетях. Шура на это реагирует отстраненно, она при всей своей громкости и яркости на удивление мирная, хотя в школьные и студенческие годы была куда более агрессивна и недружелюбна. Оленька считала, что Шура на гормональной терапии, но спрашивать было неловко.

Пришли Юра и Валя. Они оба учились на одном курсе с Оленькой. Теперь оба преподают в том же университете. Еще недавно Юра выпустил сборник стихов средней паршивости. Сборник назывался «Убейте всю потенцию» и возможно действительно ее убивал. Впрочем, вся их тусовка решила, что посыл гениален, и несколько месяцев вся лента Оленьки пестрела рецензиями на книгу. Даже сама Оленька написала сдержанно-одобрительный отзыв, знатно покривив при этом душой. Валя увлекалась валянием из шерсти и подарила Оленьке сваленное полотно с изображением черного бульдога. Она вообще всегда была невозможно милая.

Еще пришла Марина. Марина была подругой детства Оленьки, потом училась вместе с ней и Шурой в школе. Марина работает операционной медсестрой, у нее двое детей, муж, с которым она регулярно собирается разводиться, а потом вспоминает, что любит, мама завуч в школе и дедушка с Альцгеймером. Марина играла на гитаре, умела гадать на картах, красиво красилась и ее любила Оленькина дочь.

Вечер проходил в текучих монологах, когда стоило одному закончить предложение и вздохнуть, пытаясь набрать в легкие воздуха, паузу тут же заполнял своей историей кто-то другой.

– … и представляете, этот Петька издал какую-то фантастическую книжку, где она в роли молодой ведьмы, мать ее, его бывшая свекровь, в роли старой ведьмы, а он – главный герой и с обеими спит! Причем с подробностями. А все ведь понимают, кто есть кто…

– … вот, значит, мы идем по парку и слышим чей-то знакомый голос. Мол, так и так, эта сука улетает с любовник своим в Анапу. Думаю, ну хорошо хоть не чужим…

– … только спать легла, как в – напомню, ребят! – три ночи пиликает родительский чат класса в вотсапе – «Так что там с выпускным альбомом?» Я ей этот альбом на следующем собрании в задницу затолкаю, ей-богу…

Все разошлись, чрезвычайно довольные друг другом и собой, ближе к половине двенадцатого. Муж курил на кухне, дочь ушла спать, неожиданно вспомнив, что завтра ей вообще-то к первой паре, Джерри ушел спать с дочкой, а Оленька убирала последние остатки мусора в ведро под раковиной: «Вот и день рождения прошел. В детстве его ждешь как чуда, потом в школе каждый раз надеешься, что придет тот мальчик, с карими глазами. в институте вообще мало что наутро помнишь. А сейчас? Еще один повод для встреч с друзьями. Никакого азарта, бегаешь почему-то целый день, создаешь видимость вылизанного идеального мира. Зачем?» Оленька решительно захлопнула тумбу, и дверца с грохотом отвалилась.

Коротко о неглавном

Про институт

Однажды в один институт (который я называть, конечно, не стану лишь подмечу, что основан он был во второй половине девятнадцатого века, после реформы Александра II, и представлял собой архитектурный комплекс зданий девятнадцатого и начала двадцатого века; в том числе в его состав входили истинные шедевры конструктивизма, правда, ремонт этих зданий также задержался в двадцатом веке) пришла читать лекции живая вобла, и никто ничего не заметил. Ну не чудеса ли.

Лирическое

Студент Иванов безумно влюбился в Диану. У Дианы были очень красивые волосы и почти ровные зубы. Но вскоре студент Аксюнин, уже лысоватый в свои 21, пахнущий мылом с алоэ и забывавший сбривать свои желтоватые надменные усики, подрагивающие над верхней губой, сообщил Иванову, что Диана – это Андрей.

Про радио

Один человек жил в комнате со ста семнадцатью радиоприемниками. Он родился в этой комнате и никогда не покидал ее. Даже туалет в комнате был. И радиоприемники. Все приемники были включены и все каратили, поэтому, когда человек пытался выключить хотя бы один, его непременно било током. Это его, конечно, очень раздражало. Он пытался откусить себе уши, но у него ничего не вышло. Он даже подумывал, не сойти ли ему с ума. Годы шли, приемники каратили, но продолжали работать. Из каждого доносился свой звук, песня, монолог, викторина. Человек подумывал разбить приемники, но ему было нечем. Кроме того, он был слабохарактерным. Не будет человек с сильным характером жить в комнате со ста семнадцатью включенными радиоприемниками. Даже если они каратят.

В один день он проснулся, и обнаружил, что в стене появилась дверь. Сначала человек решил, что сумасшествие наконец пришло. Однако дверь была вполне настоящей на ощупь. Она осталась в стене и через день, и через два.

Тогда человек вышел в дверь и покинул комнату. Разумеется, за дверью может ждать масса неприятностей. Например, сто восемнадцать радиоприемников. Или наоборот, тишина. Кромешная тишина, которая висит в помещении как густой кисель, бери и ешь. Может быть и так. Но все лучше, чем всю жизнь прожить в комнате со ста семнадцатью радиоприемниками.

Басня в прозе номер раз

Летел гусь по небу, загоготал и сдох.

Мораль: тише едешь – дальше будешь.

Басня в прозе номер два

Однажды два студента пошли выпить. Идут-идут, а навстречу им три бабки на лыжах. Одна рассказывает:

– …потом Васька взял молоток, чихнул и умер.

Бабки уехали дальше. Студент повыше и поумнее почесал длинный тощий нос и сказал второму:

– Как думаешь, кто такой Васька?

Второй, пониже и поприятнее, пожал плечами: