В голове

– Почему ты в шарфе? Сегодня тепло, – спросил он при встрече.

– Тебе жалко, что ли? Мне вот зябко. И вообще, меня, кажется, на парах продуло.

«Потому что на шее – засос, – подумала она, – но мне тебя жалко, и поэтому я вру».

Они болтали о чем-то отвлеченном и спустились в метро.

– Куда мы едем? – спросила она, стоя на эскалаторе и глядя на него снизу-вверх. Она привыкла проскакивать вперед, а ему нравилось, когда она так на него смотрела.

– Ко мне на дачу.

– Ты с ума сошел? – вскрикнула она. На станции она села не в ту сторону, куда потянул ее за локоть Коля. Он, мгновенно разозлившийся, вскочил в закрывающийся за ней проем вагона.

– Какого черта ты творишь? – навис он над ней. Это у него плохо вышло – он был не сильно ее выше.

– Это ты какого черта творишь? – сказала она уже ровным голосом. Ей стало все равно.

– Куда мы едем?

– Ты поезжай к себе на дачу. Я еду к другу.

– Какому еще другу? Почему ты так холодна?

– А ты хочешь, чтобы я тебе устроила сцену?

– Лучше бы ты устроила сцену, – его голос дрожал на грани истерики.

– Молодой человек, ведите себя прилично, – послышалось со стороны. Но Коля не слышал.

– Я противен тебе, да?

– Да, – пожала плечами она. Он заплакал, и в ней поднялась липким, грязным комком смесь жалости и раздражения. Коля доехал с ней до станции, где жил Женя. Она не знала зачем. Он тоже не знал.

Потом он звонил ей, когда напивался. Говорил, что повесится. Первые два раза она шла к нему. Затем перестала. Просто так получалось, что, когда он звонил, ее не было дома. Но он все равно звонил. Последний раз она видела его в конце второго курса, мельком. Она переезжала к Жене и была с ним и с чемоданами. Коля выглядел хорошо, только был очень бледен и осунулся.

«И в чем я виновата? – думала она сейчас, сидя на работе и допивая остывший кофе. – Наверное, правильным будет сходить на могилу и отнести цветы. Только я не знаю, где она. И знать

не хочу. Будет ли меня мучать совесть, если я не схожу? Скорее всего, будет. Олька может знать, где он похоронен. Напишу ей. Потом».

Она написала Оле через две недели. Все как-то руки не доходили. Да и неловко почему-то было. Оля не помнила, но для нее – узнала. Может, у Володьки и узнала. Она съездила на кладбище, положила букет. Постояла у памятника.

«Не люблю, когда делают надгробие с фотографией», – поежилась она.

Вечером у нее началась мигрень. У нее вообще бывали мигрени, затяжные, на несколько дней. Эта тоже прошла к середине неделе. Однако больше она на могилу Коли не ездила.

Трудовая порука

Серым апрельским днем из офиса некой компании вышел мужчина. Он был очень худ и высок, одет в хорошее, опрятное, но старое пальто. Позволить себе новое он, конечно, мог, но не хотел, потому что был убежден в том, что оно либо будет ему коротко, либо подчеркнет его нескладность, либо будет слишком ярким и привлечет к себе внимание, а тогда у него точно что-нибудь украдут. Мужчина остановился, обвел взглядом улицу, будто и не ходил по ней каждый день: с утра к восьми, вечером после шести – иногда и позже. Потом он сел на лавочку на остановке и без особого удовольствия закурил.

Кириллу Анатольевичу было слегка за сорок, когда он начал уставать. Способствовало ли этому то, что у его детей начался переходный возраст, что организм его стал хуже воспринимать алкоголь, что жена Кирилла Анатольевича с возрастающим усердием капала ему на мозги, или, возможно, его вообще не устраивала политическая ситуация в стране – оставим эту загадку психологам. Так или иначе, в какой-то момент он понял, что жизнь его стала совершенно предсказуема.

Сначала он пытался разубедить себя в этом. Вот вечером на кухню ввалился старший сын с синяком под глазом – этого ведь он, Кирилл Анатольевич, не мог ожидать? Или к жене приехала на недельку сестра – тоже сюрприз. Но вскоре подобные происшествия, вроде как раньше его волновавшие, стали привычными. Стало казаться, будто его семья живет, с ними происходят какие-то события, с кем-то они ругаются и мирятся, а его эти события не задевают, не вовлекают в свою непривлекательную липкую гущу, как не вовлекает его какой-нибудь средней паршивости сериал в телевизоре, мимо которого Кирилл Анатольевич проходит, мельком бросив на экран скучающий взгляд. И приключения его домочадцев стали для него рутиной: он выслушивал жалобы сына на не понимающую его девушку, свежие, как полежавший на солнце творог, новости про родных от жены, выдавал дочери деньги на билеты на концерт, старался не зевать под истории из детского сада от младшего сына и шел спать. Полистать книгу -выключить лампу – закрыть глаза.

Ему редко снились сны. Если и случалось, то какие-то давние воспоминания из детства. Вообще в детстве он был послушным ребенком, чем радовал бабушку и иногда – маму. Особенно хорошо с ним было в дошкольном возрасте. Посадишь его куда-нибудь – он и сидит. Мама была уверена, что его ждет светлое будущее.

Мама Кирилла была экономистом. У нее всегда все было просчитано, что семейный бюджет, что его будущее. Она не просчитала только того, что это все надоест отцу Кирилла. Он однажды просто пришел, забрал половину вещей, и ушел. Дома тогда только собака Элли была. Элли вообще больше отца любила. Когда он запер за собой дверь, она, видимо что-то поняв, начала биться в нее и царапать, и нечаянно опустила щеколду, запершись изнутри в квартире. Кириллу Анатольевичу иногда снилось, как тогда пришли из ЖЭКа и выломали дверь.

Теперь же, впервые за долгое время, жизнь за уши выдернула его из привычной полудремы. Не самый приятный способ, не спорю, но самым неприятным в нем стало увольнение Кирилла Анатольевича. В первые секунды он даже не понял, что произошло. Затем пошли вторые, третьи секунды, и вот, сидя на остановке, он вздрогнул от тяжелым мешком навалившегося осознания случившегося.

Вечером он сидел на кухне и слушал ругань жены в адрес его уже бывшего начальства и его самого. Он не оправдывался и не прерывал ее – реакция супруги была вполне естественна и предсказуема. Наконец она более или менее успокоилась, с силой опустилась на стул напротив и закурила, цедя слова словно сквозь фильтр сигареты:

– Позвони Юрке.

– Слушай, как-то неудобно, – поморщился он. Звонить и обязываться совершенно не хотелось.

– А то, что на одну мою зарплату мы детей, наших с тобой родителей и нас самих не прокормим – удобно, да? Звони.

Юрка был одногруппником Кирилла Анатольевича. С возрастом он утратил часть волос, обзавелся животиков и сменил очки с толстыми смешными стеклами на Рэйбены, в целом же оставшись обаятельным, веселым и душевным. Он некогда сделал фирму, в которой теперь работала орда их бывших однокурсников. Юрка звонку обрадовался и заставил Кирилла Анатольевича дать слово, что тот на следующий день приедет осмотреться в офисе.

Офис оказался приятным просторным помещением, с кучей дурацких смешных постеров на стенах и растений буквально на каждом рабочем столе. В окне лился приятный белесый свет, заставивший Кирилла Анатольевича сощуриться. С разных сторон послышался одобрительно-приветственный гул голосов знакомых и приятелей. Ему кто-то пожимал руку, кто-то хлопнул по плечу, кто-то даже лез обниматься. Сквозь бурлящую толпу протиснулся Юрка, быстро и как-то по-паучьи утащивший растерявшегося Кирилла Анатольевича в свой кабинет.

– Ну, – поинтересовался он, наливая им по чашке кофе, – как тебе тут у нас?

– Уютно, – Кирилл Анатольевич осторожно принял чашку с изображением Бэтмена. По правде говоря, он был приятно удивлен теплым приемом. На прежней работе он особо ни с кем не общался, и по нему теперь, скорее всего, никто не тосковал.

Юрка объяснил, чем они занимаются, и какую работу предстоит выполнять Кириллу Анатольевичу, если, конечно, он согласится на вакансию. Задача представлялась увлекательной, а кофе был немного вонючим, но от того еще более вкусным.

– Только ты прости, я тебе сразу сказать должен – платить буду вдвое меньше, чем на твоей старой работе. Мы недавно филиал в соседнем городе открыли, туда сейчас куча денег утекает. Но зарплата такая, ты не думай, временно, через годик смогу поднять тебе. Ты подумай пока.

– Поднимет он, конечно, – мрачно хмыкнула жена. – Решил, что ты по дружбе на него за бесплатно пахать будешь – а ты будешь. Правда, хоть какие деньги лучше их отсутствия, так что пока не отказывайся. Время нужно потянуть, а сам сходи на пару собеседований в нормальные места. Ничего, в конце концов, не теряешь.

И он пошел. Какие-то конторы, задворки бизнес-центров, окраины, до которых добраться можно только на собаках, офисы средней и большой поганости. Последней в его списке шла некая известная компания.

Кирилл Анатольевич неловко объяснился с охранником у входа в здание. Тот сперва почему-то совершенно убежденно не хотел впускать его. Потом Кирилл Анатольевич запутался в лифтах: одни ехали только на четные этажи, другие только на нечетные, третьи и на те, и на другие, а парочка просто была сломана и не ехала никуда. Миловидная секретарша, встретившая его бесчувственным взглядом учителя младших классов, когда он зашел в приемную, пообещала, что его скоро примут, после чего отвернулась к монитору. Кирилл Анатольевич сел, положив руки на колени. Потом ему стало неловко, он откашлялся и убрал руки в карманы. Секретарша не проявляла внимания. Ему все еще отчего-то было неуютно. Кирилл Анатольевич в некоем беспомощном отчаянье метался взглядом по унылому полупустому помещению, пока наконец не достал телефон и уткнулся в него.

Позвали. После стандартной процедуры, с чередой осмысленных и не очень вопросов, сидевший напротив него молодой парень, собственно и проводивший собеседование, сказал:

– В целом, Кирилл… Анатольевич? Да, в целом вы нам подходите.

Потом он охарактеризовал предлагаемую ими должность. Кирилл Анатольевич подумал, что в помещении не хватает жужжащей мухи. Ему предстояло выполнять работу немногим веселее перекладывания бумажек с места на место. С другой стороны, тут должен был быть почти вдвое больший оклад.

Ночью ему не спалось. Он листал книгу, пока сонная после рабочего дня жена не пригрозила ему смертоубийством, если он не выключит свет. За окном полосками света мелькали фары машин, кричали пьяные припозднившиеся горожане, сияли фонари. Кирилл Анатольевич вышел на балкон, полез в карман домашних штанов за сигаретами. Нащупал мятую пустую пачку. Пришлось вернуться в комнату, полезть в ящик стола, где обычно лежал блок. Снова ничего.

На кровати зашевелилась жена, и ему стало неловко, что он, кажется, разбудил ее. Надев на домашнюю одежду пальто, что обычно было для него недопустимо, он пошел в круглосуточный магазин во дворе. Его обдало ночным холодом. С крыши гаража на него зашипела очень недовольная кошка. Перед кошкой стыдно не было.

Выходя из магазина он спиной чувствовал недовольный взгляд продавщицы. Кирилл Анатольевич начал раздражаться.

«Неужели, – подумал он, – все вокруг уверены, будто устали, а я один – нет?»