2020

Пять вопросов богу
Анна Штумпф

Как пережить самоизоляцию? Нужно ли учитывать интересы общества, в котором живешь? Чем нужно пожертвовать, чтобы достичь баланса во взаимоотношениях с обществом?Ответы на эти вопросы ищет Маша, находящаяся на самоизоляции в период эпидемии вместе с сыном. Поиск ответов ведет ее через удивительные сны с переживанием самых значительных в истории человечества исторических событий.

Пять вопросов богу

Анна Штумпф

© Анна Штумпф, 2020

ISBN 978-5-0051-0243-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

АННА ШТУМПФ «ПЯТЬ ВОПРОСОВ БОГУ»

Глава 1

Олежек вприпрыжку соскакивает со ступенек:

– Раз! Два! Три! Четыре! – подхватывает самокат.

У магазина мы сталкиваемся с Верой и ее Никиткой – ходят вместе с моим сыном в одну группу детского сада. Никита на велосипеде.

– Привет. На площадку?

– Привет, Маш. Давайте.

Вера традиционно оглядывает меня:

– Ты еще больше похудела! Молодец. Пятьдесят семь где-то?

– Пятьдесят пять. Для моих метра шестидесяти семи самое то.

Вера кивает. Она тоже следит за весом. Чего не скажешь о волосах – сидим два месяца без салонов, никак не привести в порядок стрижку. Вере проще – заколола свои длинные в пучок и побежала. У меня стрижка пикси, и ее нужно поддерживать раз в месяц.

Детская площадка снова перетянута полосатыми лентами. Вчера чей-то папа размотал и оторвал эти нелепости. Коммунальщики с упорством лепят их каждый божий день. Пусть лепят. Работа у них такая. Вера вздыхает:

– Ну, вот скажи, какой толк отгораживать от нас площадку? Мы и так дома все сидим. Ну, в магазины ходим. Ну, с Терри гулять… Детям – уже и во дворе нельзя – воздухом дышать? На балконе гулять прикажете?

– И не говори. У тебя есть знакомые с вирусом?

– Откуда?

– И у меня нет. Они там у себя в Москве поразнесли какую-то мнимую заразу, а нам теперь дома сиди. Мне ребенка в окно высовывать ради кислорода?

Вера закатывает глаза:

– Достало все ужасно. Не могу больше дома сидеть.

Дети с визгами носятся по огороженной площадке. У подъезда на скамейке сидят старушки. Они считают, что находятся в зоне риска в силу возраста, но без свежего воздуха отдадут Богу душу раньше, чем от вируса. А старая закалка не позволяет ослушаться – сидят возле парадной, чтобы шмыгнуть внутрь, если в конце двора покажется участковый. Причем, сидят в масках и перчатках.

– Бог ты мой… Если б не интернет-магазины, я б не выжила, Маш, – Вера меняет тему и смеется над своей расточительностью.

– Кстати, Маш! – она быстро водит пальцами по экрану смартфона. – Звонила Филипповна – сказала, что на следующей неделе в саду можно сделать прививки по графику. Типа, чтобы не отставали от плана.

– Пфф. У нас есть такие, кто вообще эти прививки делает?

– Ну, мы все в чате обсудили – ты чего-то не написала только – нас никого это не касается. Мы не делаем прививки.

– Ой. Вер. Где этот коклюш? Где этот полиомелит? Столбняк? Ну, мы же не в подвале живем, чтобы заразу подхватить, ну?

Вера машет рукой. Киваю – еще с рождения Олежки участковая педиатр меня доставала с прививками – я уже не глядя привыкла подписывать отказы от очередных предложенных ею АКДС и прочей ерунды. Двадцать первый век на дворе!

Я подбираю брошенный Олежеком у качелей самокат:

– Жду-не дождусь, когда салоны откроются. Вер, а может, подпольно? Мне бы подстричься. Да и маникюру уже два месяца. Ужас… Фигню развели какую-то – не перекусить нигде, не примерить ничего! – демонстрирую Вере отросший гель. – Хорошо, что Паша не видит… Если что и есть позитивное от этой изоляции, так это время свободное – читаю больше.

– А, точно, ты же – филолог у нас.

– Редактор.

– Как ты все успеваешь?! Читать еще! – Вера фыркает.

После получаса беготни и игр все-таки удается развести детей по домам. Еще один день сурка клонится к закату.

Вместе мы ждем окончания самоизоляции. Мы устали. А больше всего устали ждать папу, который застрял в командировке в Мехико. Рейсы отменены, и когда начнется авиасообщение – непонятно. Пока мы каждый день на связи по зуму. Скучаем ужасно. Если поначалу были обещания вывозных рейсов и надежды на скорую встречу, то сейчас мы живем надеждой воссоединения любым способом. «Жду. Скучаю. Целую», – каждый день говорю я Павлу. Он оброс и реже бреется. Смеется, что в отличие от ситуации у Робинзона Крузо, его соседи не расположены к людоедству. К надеждам на встречу добавляется особое чувство – обостряется желание жить памятью. Воспоминания приобретают новый вкус – вкус вариаций. Перебираешь события и переставляешь их местами, как книги на полке – что-то более нужное ставишь поближе, а то, о чем думать не настроена – ставишь вглубь.

Заглядываю к сыну – он мирно собирает что-то из крохотных пластмассовых прямоугольничков. Лего его страсть. Муж привозит ему конструкторы отовсюду – со всех концов света. Наш сын очень талантлив. Поиграв с новым набором, он разбирает его до основания и собирает что-то новое, вкупе с прежним, согласно таинственному плану. Говорит, что это сюрприз.

Уже вечером, когда Олежка с мычанием чистит зубы перед сном, а я складываю посуду в машину, раздается звонок. Папина сестра, тетя Оля. Голос чужой, непохожий на ее нормальное щебетание.

Я касаюсь красной трубки на экране – завершаю вызов. Подхожу к окну – мне нужен воздух. За окном ветер. Гуляет по вечернему городу.

Умерла Лиля, дочь тети Оли. Она умерла в Москве, куда переехала восемь лет назад. Когда началась эпидемия, многие новоиспеченные москвичи вспомнили о своих малых родинах – Саратове, Иваново, Владимире. И срочно выехали навестить родственников. На самом деле – из столицы их гнал ужас.

Кошмарное совпадение – буквально вчера я прочитала притчу о Паломнике и Чуме. Как же там было сказано?

– Ты говорила, что заберешь пять тысяч человек, а сама взяла пятьдесят тысяч!

– Нет, – ответила Чума, – я сказала правду. Я была в Багдаде и забрала свои пять тысяч человек. Остальные от страха умерли.

Медленно кладу телефон. Не могу совладать с дрожью. Меня трясет. Смартфон падает мимо стола. Страх… Это нормально – уехать прочь из пораженного непонятной заразой города. Зря Лиля этого не сделала. Рассчитывала, что государство ее вылечит? Нет, это все воспитание тети Оли. На самом деле, я думаю, что тетя Оля прекрасная мать. Лиля умная, порядочная и честная. Была… Я знаю, что чувствует сейчас ее мама. Я сама мать.

Уложив Олежку, я убираю с кресла возле его кроватки книгу и сажусь. Думаю о Лиле. Меня не отпускает мысль о какой-то кошмарной несправедливости. Почему от вируса ушла молодая, умная, трудолюбивая женщина? Не успевшая создать семьи, но много трудившаяся в своей короткой жизни, ставившая перед собой одну цель за другой… Почему?

Никто из нас не думал, на какой срок мы расстаемся, когда вирус запер нас в городах и квартирах. Первое, что принесла нам эпидемия – это заточение. Не знала тетя Оля, что больше не увидит дочь, провожая ее в аэропорт после встречи Нового года. Лиля тогда приезжала в гости. Радостно рассказывала о выплате ипотеки в Москве, намекала на перспективы на работе… Почему именно она?

Олежек засопел. Смотрю новости в телефоне – странно: «В России резко увеличилось количество смертельных исходов от коронавируса у людей от двадцати пяти до сорока лет». Бедная моя Лиля, ей было только тридцать шесть…