Маски благородия

Ком подступил к горлу, на глаза навернулись слёзы, но Адальберт сглотнул, несколько раз крепко зажмурился и спокойно вернулся к еде. Отец и не заметит, что он чуть не заплакал.

III. «Они запомнят эту встречу»

1525 год[4 - В Германии в это время проходят массовые крестьянские восстания против непосильных податей знати и духовенству.]. Адальберту 10 лет.

Снаружи неприступный замок фон Веллен выглядел ещё более исполинским, чем он был на самом деле. Когда Адальберт был совсем маленьким, его пугала эта старинная, поросшая плющом крепость: пару раз мальчик заблудился здесь в тёмных коридорах, слишком увлёкшись игрой. Теперь Адальберт выучил расположение комнат и мог ходить по замку без страха.

Кухня, где всегда обдавало жаром, клокотал дым и пахло всеми кушаньями сразу, стояла во дворе отдельно от замка. Сюда можно было прийти, если захотелось сладкого рулета с кремом, но делать это нужно было быстро: отец не разрешал отвлекать кухарок от работы.

На нижнем этаже замка находился погреб с толстыми бочками. Это могло бы быть отличное место для игры в прятки, если бы не противный едкий запах и леденящая даже летом прохлада. А ещё на нижнем этаже была темница – небольшая комната с почерневшими от сырости стенами. С потолка здесь свисали ниточки паутин и… цепи. Адальберт не знал, зачем они нужны, но старался обходить это место стороной.

Этажом выше располагался большой – или, как его ещё называли, длинный – зал. В отличие от подвала, тут горели факелы, грел очаг, а в стенах были проделаны просторные окна. Когда наступало время трапезы, слуги собирали столы и придвигали к ним скамьи, а для хозяев – высокие кресла, куда маленькому графу ещё предстояло вскарабкаться. По праздникам стелили длинные скатерти с кисточками, с которыми Адальберт любил играть, несмотря на постоянные замечания отца. После еды столы убирали, скамьи отодвигали к стенам, и в зале можно было читать и играть; девушки садились за вышивку – завораживающее занятие, – а иногда, если приезжали гости, в большом зале устраивали танцы. На этом же этаже был выход на открытую лоджию с видом на стены, окружавшие замок, и луга за ними.

Наконец, на верхнем этаже находились спальни. Маленькие спаленки для приближённых слуг, побольше – для знатных гостей, и самые большие, хозяйские. У отца было целых две комнаты: одна – с круглым, заваленным бумагами столом – в которой он принимал посетителей, и вторая – где он спал. Эти комнаты соединялись между собой просторной аркой. Рядом была ещё одна, любимая комната Адальберта – библиотека. Здесь тянулись к потолку стройные колонны, стояли коридоры шкафов с книгами; здесь же мальчик занимался с капелланом арифметикой, историей, философией, каллиграфией и древними языками. Некоторые из книг были настолько старыми, что даже открывались с трудом – отец говорил, эти книги собрал ещё дед Адальберта, граф Бертольд.

В коридоре меж спален висели старинные портреты. Люди на них чаще всего были хмурые, иногда задумчивые, а женщины почему-то всегда грустно смотрели в сторону. По рассказам отца, всё это были предки Адальберта, жившие в замке задолго до его рождения. Был здесь и граф Бертольд – человек с длинным лицом и острым подбородком. Его чёрные брови были надвинуты почти на самые глаза – стеклянно-серые, отчего не хотелось смотреть в них. Дедушка напоминал Адальберту дядю Вильгельма, а вот отец был на него совсем не похож.

***

Граф Рудольф и архиепископ Трирский Ричард прохаживались по галерее с портретами. Рудольф остановился у одного из них. На выцветшем от времени холсте был изображён человек в чёрной тунике с белым крестом на груди.

– Это Ульрих Трирский, – начал Рудольф. – Первый в нашем роду получил титул рыцаря. А ведь был из простых ремесленников, пусть и зажиточных. Управлял винодельней. Он помог укрыть евреев, когда в город пришли крестоносцы Пустынника[5 - Первое крестоносное движение, в котором принимали участие в основном невооружённые крестьяне и паломники. Возглавлялось пророком Петром Пустынником. Погромов от них было больше, чем пользы.]. За это архиепископ щедро наградил его: в первый крестовый поход Ульрих отправился уже оруженосцем. И не подвёл своего покровителя: он отчаянно сражался за Святую землю, а его потомки, вернувшись на родину, построили этот замок.

Рудольф искоса взглянул на архиепископа и слегка улыбнулся. Тот вглядывался в лицо крестоносца со странной смесью презрения и зависти.

– Я это к тому, Ваше Святейшество, – замялся Рудольф, – что верная служба всегда будет цениться выше любых восстаний. Будьте уверены, пока мой род правит этой землёй, челядь не посмеет усомниться в Вашем могуществе.

Они дошли до края галереи и собирались повернуть за угол. Оттуда выскочила маленькая человеческая фигурка и, прежде чем архиепископ или Рудольф успели понять, что сейчас произойдёт, врезалась в Ричарда.

– Адальберт! – лицо отца побелело, затем покраснело, голос звучал одновременно испуганно и сердито. – Я что, не говорил тебе, чтобы ты не бегал по замку?

– Извини, отец, говорил.

– Сейчас же иди в свою комнату и не выходи оттуда до ужина.

Из-за угла появился Роберт и с такой же неистовой скоростью налетел на кузена. Рудольф тяжело вздохнул, стиснув зубы, но его бегающие глаза выразили колебание.

– Мальчики, извинитесь перед Его Святейшеством, что налетели на него, как разбойники.

– Прости, святой отец, – стыдливо опустил голову Адальберт.

– Прости, святой отец, – промямлил за ним Роберт.

– К архиепископу следует обращаться «Ваше Святейшество», а не «святой отец», – краснея ещё сильнее, прибавил Рудольф.

– Простите, Ваше Святейшество.

– Простите, Ваше Святейшество.

Архиепископ хмурился, но в глазах его не было злобы. Он лишь махнул рукой, даже не взглянув на детей.

– А теперь, – продолжил Рудольф, – если хотите носиться, идите во двор и играйте там.

После ужина архиепископ и граф сидели в большом зале у очага. Пока они разговаривали о чём-то явно важном, в комнату вошёл Адальберт, держа в руках увесистую книгу. Он встал возле отца, достаточно далеко, чтобы не мешать ему, но так, чтобы отец его точно заметил. Граф бросил на сына быстрый взгляд и продолжил говорить с архиепископом. Адальберт не уходил. Тогда Рудольф вздохнул и повернулся к мальчику.

– Что тебе нужно, Адальберт?

– Я выучил «Илиаду», – абсолютно серьёзно произнёс тот.

– Что, прямо всю?

– Нет пока… Только семь строчек. Послушаешь?

– Ну, давай, – Рудольф быстро взглянул на архиепископа, который, похоже, даже не слушал их разговор.

Адальберт с готовностью протянул отцу томик Гомера, раскрыв его на нужной странице. Он встал чуть подальше, чтобы его было хорошо видно, потоптался на месте, затем вскинул голову, посмотрел вдаль и торжественно начал на древнегреческом:

«Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,

Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:

Многие души могучие славных героев низринул

В мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотоядным

Птицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля), —

С оного дня, как, воздвигшие спор, воспылали враждою

Пастырь народов Атрид и герой Ахиллес благородный»[6 - Гомер. Илиада. Перевод Н. И. Гнедича.].

Адальберт читал с чувством, хмуря брови и изображая умудрённость жизнью, присущую всем скальдам. Он размахивал руками, как бы помогая себе, и старательно выговаривал сложные слова.

Наконец он закончил и с воодушевлением посмотрел на взрослых. Отец с архиепископом переглянулись друг с другом и не смогли сдержать улыбки, быстро переросшие в смех.

– Что? Я что-то не так сказал? – с досадой спросил Адальберт.

– Нет-нет, всё так! – всё ещё борясь с подступившим смехом, ответил отец. Он подозвал сына к себе и протянул ему книгу. – Молодец, Адальберт. Очень… впечатляет.

– Хорошо читает, – подал голос архиепископ.

Довольный Адальберт улыбнулся и взял книгу.

– Тогда завтра ещё выучу!

– Уж давай, сделай милость.

Адальберт вприпрыжку выбежал из комнаты. Позади него Ричард приглушённым голосом спросил: «Это он тогда чуть не уехал с нами в Вормс?».